Нам нужно перестать смотреть на объекты как на события, отдельные от нас самих, и познать их в их источнике — то есть в нашем воспринимании их.
«Ты» — это «другой», нет никакого другого, который не был бы тобой.
Пока мы не поймем,
Что мы не умозрительный феномен, Которым себя считаем,
Мы не сможем познать беспредельность Наше ноуменальное не-бытие.
Намерение может превратить тебя в святого,
Но также помешать тебе стать мудрецом?
Это лишь видимость: нет сущности, чтобы стать тем или другим.
Любые практики — обучение искусству убивать драконов.
«Ты похож на человека, едущего верхом на привязанной лошади». — Чжуан-цзы, глава XIII.
Все мы так тратим наше время — «едем верхом на привязанной лошади».
Эту лошадь невозможно освободить, Но каждый из нас может остановиться.
Как может это или что-либо быть иллюзией? Что такое «это» или «что-либо»? Нет никакого «этого» или «чего-либо», чтобы быть иллюзорным! А раз ничто не может быть иллюзорным, не существует и никакой иллюзии.
И также нет чего-либо, чтобы быть чем-либо, и даже не быть — быть или не быть.
Это истинное видение.
Неправильно говорить: «Не медитируи!» Надо говорить: «Не называй это „медитацией“, если это не она, а если она — не делай это!»
Не мое дело — принимать твою концепцию, которую ты называешь «медитацией»: это твоя забота — давать тому, что ты делаешь, имя, которое указывает на то, что оно собой представляет, а не на то, чем оно не является! Только тогда будет возможным обсуждать это.
Слова должно использовать в том значении, которое согласуется с их этимологией, или, по крайней мере, в значении, принятом в словаре.
Пока не узнаешь ненависть, не сможешь любить.
И наоборот.
30. «Живые, живые, о!» [8]
Несомненно, сейчас растет тенденция преувеличивать важность самого факта жизни — нашего видимого существования как индивидуальных феноменов. Фразы «у нас только одна жизнь» и «мы должны ценить ее» звучат почти как поговорки и понятны всем.
Откуда бы это ни пошло, это звучит как полный абсурд и совершенно дезорганизует. Во-первых, есть ли какое-то доказательство, не говоря уже о правдоподобии, что это факт? Разве не более вероятно, что у «нас» их, наоборот, слишком много? Несомненно, так считает восточное большинство человеческой расы.
И даже если бы это было очевидно не так, что такое «проживание жизни», подчиненной концептуальному «времени», и кто или что ее «живет»? Понятие «священности жизни» — конечно же, лишь человеческой! — неравномерно распределено по поверхности Земли.
Вздор и наваждение! Давайте выясним, что мы такое на самом деле, — и тогда окажется, что важность и видимая продолжительность этого феноменального восприятия на самом деле значат очень мало!
«Долгая жизнь, полная радости!» Конечно, почему бы нет? Но не все ли равно? Разве мы беспокоимся о долголетии, скажем, рыбы?
Замечание: «Жизнь» — лишь проявление, выраженное в пространственно-временном контексте, совершенно умозрительное. На самом деле нет никакой «вещи», которая могла бы начаться и закончиться, быть «рожденной» или «умереть», а наше восприятие — это психический феномен.
Это звучит странно — и случается так редко! — но термин «феномены» означает именно то, что в нем заложено этимологически [9]. Каждая вещь, любое вообразимое нечто, воспринимаемое нашими органами чувств и сознаваемое нашим умом (интерпретирующим воспринимаемое органами чувств), — это буквально «явление», то есть видимость в сознании, интерпретируемая как событие, растянутое в пространстве и длительности и объективированное в мире, внешнем по отношению к тому, что его воспринимает. И в то же время то, что его воспринимает, предполагает, что оно — субъект восприятия и, как таковой, — сущность, отдельная от воспринимающего.
Пока эти взаимные допущения сохраняются, связанное с ними предположение о «связанности» и болезненные ощущения, сопровождающие это предположение, неизбежно останутся нетронутыми.
Поэтому избавление от этой предполагаемой «связанности» может быть достигнуто только через понимание ложности этих допущений, ответственных за иллюзорную связанность, поскольку и «допущения», и «связанность»—лишь видимости, то есть чисто феноменальны.
«Явление» — это в точности то, что означает это слово, то есть нечто, что «является, кажется», а не «что-то, что есть».
Если понять это — и насколько это должно быть очевидным, если сами термины говорят именно это! — психологические элементы чисто психологической связанности отпадают, и остается только вызванная этой «связанностью» психологическая обусловленность, а она, как и любая обусловленность, исчезнет в результате процесса раз-обусловливания, состоящего в утверждении концепции «видимости» (феноменальности) вместо концепции «реальности».
Исчезновение того, что воспринимается как «реальное» и «отдельное», как события, растянутые в пространстве и времени, неизбежно влечет исчезновение предполагаемой воспринимающей сущности, и оба они затем видятся как феномены, или видимости, в сознании.
Когда эта настройка происходит, субъект и объект больше не существуют как таковые, и не остается никакой сущности, которую можно было бы представить «несвободной». Это значит — конец связанности.
И правда, как же это просто!
Замечание: «Тогда кто я?» Если бы кто-то мог сказать это тебе, то сказанное неизбежно оказалось бы бессмыслицей, поскольку являлось бы просто еще одним объектом, таким же феноменальным, как и все остальные. Однажды ты спонтанно узнаешь, кто ты: наставники имеют в виду именно это, когда часто повторяют: «Ты узнаешь о себе, теплая вода или холодная», — или ты просто будешь этим знанием.
32. Исчезновение субъекта.
Причина, почему неведение и знание — одно и то же, в том, что все объекты — это объективизации. Просветление и неведение тоже одинаковы, потому что оба — объективные концепции.
Тот, кто потерял свое объективное «я», лишился и своего субъективного «я», и нашел свою необъективность, которая есть отсутствие как субъекта, так и объекта.
Объекты не «пусты» и не «не пусты», не потому что они не являются тем или этим, а потому что сами по себе они вообще не какая бы то ни было «вещь», но только собственный источник.
Таким образом, причина для понимания пустоты объектов — это устранение их субъекта, невозможное до тех пор, пока объекты воспринимаются как реальные, и поскольку одно неотделимо от другого, у них нет независимого существования. Так что феноменально они являются одной концепцией, имеющей двойной аспект, а ее источник — ноумен.
Поскольку субъект не может быть устранен напрямую посредством себя самого, осознание его объектов как видимостей приводит лишь к не-видимости его самого как предполагаемого объекта, функционирующего как их субъект.
Качество «пустоты» или «не-пустоты» объекта не оказывает непосредственного воздействия на эффективность процедуры, подразумеваемой использованием этих терминов, поскольку они указывают лишь на несуществование объекта как такового: объект не может быть ни «пустым», ни «не-пустым», ни каким бы то ни было еще, потому что там вообще нет ничего, чтобы быть чем-то или иметь какие-то качества. Утверждать, что объект пуст, — значит подменять доказательство спорными допущениями, поскольку в этом случае есть объект, который может обладать или не обладать этим качеством.
Такое понимание — шаг к дальнейшему пониманию, что видимый объект находится в своем источнике, а не в его проявленной видимости.
Индийская аналогия с глиной и глиняным кувшином, созданным гончаром, как и китайская аналогия с золотом и золотым изображением льва, отлитым золотых дел мастером, также несовершенны и даже ошибочны, потому что в них тоже содержится старая тщетная попытка представить в объективных образах и концепциях ЭТО, чья полная характеристика — это не-характеристика, чье единственное бытие — не-бытие, чье исключительное объективное существование лежит в абсолютном отсутствии как объективности, так и не-объективности.
