Глава 20 [2]
Иные воздерживаются от явного блуда, татьбы, любостяжания и подобных худых дел, и потому ставят себя в числе Святых; но им многого не достает, чтобы стать святыми на самом деле и поистине; потому что нередко в уме еще скрывается, живет и пресмыкается порок, и вовсе не удалялся от них. Святый же есть тот, кто освятил и совершенно очистил внутреннего человека. Некто из братьев, молясь вместе с другими братьями, пленен был Божественною силою и в восхищении видел горний град Иерусалим, светлые тамошние жилища, беспредельный и неизреченный свет, слышал голос, который говорил: «вот место упокоения праведных»! Потом надмившись и возымев высокое о себе мнение, впал в глубину греха, и в последствии стал добычею великих зол. Если же так было с ним; то возможно ли простому человеку сказать: «поелику пощусь, веду странническую жизнь, раздаю имение, сохранил себя от упомянутых худых дел, то ничего уже не остается, чтобы и мне быть Святым?» Воздержание от видимых худых дел не есть еще совершенство, как сказано; но очищение ума — вот совершенство!
Ты, предполагающий это, при бдительном надзоре над своими помыслами, войди к уму твоему, пленнику и рабу греха и рассмотри, что есть на дне его, во глубине твоих помыслов, — этого, разумею, змия, гнездящегося в так называемых тайниках души твоей и умерщвляющего тебя в главнейших членах души твоей. Ибо сердце подлинно есть необъятная бездна. Посему, если убил ты сего змия, если очистил себя от всякого беззакония, изринул из себя грех; то похвались о Боге чистотою; а в противном случае, смирившись, как скудный еще и грешный, приступи ко Христу, молясь о тайных твоих. Ибо все ветхое и новое Писание рассуждает, по-видимому, о чистоте; и всякому человеку, Иудею и Еллину, слово о чистоте вожделенно, хотя и не во всех действенно. Достигнуть же сего, то есть, чистоты сердца, не иначе возможно, как чрез единого Иисуса. Ибо Он есть ипостасная и сущая Истина, и без сей Истины невозможно как познать истину, так и улучить спасение.
Как в отношении к видимому сему отрекся ты от человека внешнего, разделив и расточив имение; так надобно тебе отречься и от прежних нравов. И если учился ты плотской мудрости, или знанию вещей, отрекись и от сего. Если полагался на дела плотской правды; отступись от них, смиряя и уничижая себя. Ибо, таким образом, возможешь научиться буйству проповеди (1 Кор. 1, 21), а с ним обретешь истинную мудрость, состоящую не в красивых словах, но в крестной силе, в существе обладаемой сими сподобившимися приобрести ее; потому что крест Христов, говорит Павел, Иудеем убо соблазн, Еллином же безумие, нам же спасаемым Божия сила и Божия премудрость (1 Кор. 1, 18, 23).
Хотя бы получил ты небесный вкус, хотя бы соделался причастником оной мудрости, и имел уже упокоение в душе своей; и в таком случае не превозносись, и не будь самонадеян, как уже постигший и уразумевший всю истину, чтобы и тебе не услышать: се сыти есте, се обогатистеся, без нас воцаристеся: и о дабы воцарилися есте, да и мы быхом с вами царствовали (1 Кор. 4, 8). Напротив того, и вкусив Христианства, думай о себе, будто бы не касался еще оного. И это пусть будет у тебя не поверхностною мыслию, но чем-то как бы всегда насажденным и утвержденным в уме твоем.
Как богатолюбивый, хотя соберет многие тысячи, не бывает тем доволен, но тем паче делается несытым его желание; или, как лишенный еще сладкого пития, прежде нежели насытился оным, большею вспламеняется жаждою: так и вкушение Божией сладости выше всякой сытости. Напротив того, чем более кто обогащается сим богатством, тем паче представляет себя нищим. Таковые христиане сами в себе не высоко ценят душу свою, но крайне уничиженными пребывают пред Богом, и почитают себя рабами всякого человека. О такой душе, по причине ее смирения, Господь много радуется, и упокоевается в ней. Посему, если и имеет что человек, да не думает о себе поэтому, что он значит, или имеет, что-нибудь; потому что самомнение — мерзость пред Господом. Оно и вначале изринуло человека из рая, когда, услышав сказанное: будете яко бози (Быт. 3, 5), доверчиво предался он этой суетной надежде. Познай, как Бог твой и Царь, и Сын Божий Себе истощил, зрак раба приим (Фил. 2, 7), как обнищал, как вменен был с бесчестными, как пострадал. А если Он Бог; ты ли, из крови и плоти сложенный человек, земля и пепел, и увы! вовсе непричастный ничему доброму, но сущая нечистота, высоко о себе думаешь и кичишься? Если ты разумен; и о том самом, что получил ты от Бога, тем паче скажи: «не мое это достояние, от другого получив, имею сие и, когда угодно Ему, без сомнения отнято у меня будет данное Им». Таким образом, все доброе приписывай Господу, а худое своей немощи.
Под тем сокровищем, о котором говорит Апостол, что имеет оное в скудельных сосудех (2 Кор. 4, 7), разумей освящающую силу Духа, какую Апостол сподобился приять, пребывая еще во плоти. Ибо он же в другом месте еще говорит: Иже бысть нам премудрость от Бога, правда же и освящение и избавление (1 Кор. 1, 30). Кто обрел, и имеет у себя, сие небесное сокровище Духа, тот может совершить всякую правду, требуемую заповедями, и исполнять все заповеди, не только чисто и неукоризненно, но даже без труда и утомления, чего прежде не трудясь не было и возможности сделать; потому что, если бы и хотел человек, не может истинным образом возделать духовного плода до причастия благого Духа. Но впрочем всякий, совершая течение с терпением и верою, постоянно да принуждает себя, и с горячностию да молит Христа, чтобы получить ему сие небесное сокровище. И тогда о Нем и Им возможет совершить всякую правду чисто и совершенно, присовокупляю же, незатруднительно и безбедно.
Имеющие в себе Божественное богатство Духа, когда сообщают другим духовные словеса, преподают им как бы изъемлемое из собственного своего сокровища. А которые не собрали в сердечные сокровищницы сего богатства, источающего из себя доброту Божественных мыслей, и таин, и превысших глаголов, те, собрав несколько цветов из Писаний обоих Заветов, носят их на конце языка своего, или, став слушателями мужей духовных, хвалятся их учением, предлагая его, как свое собственное, и себе присвояя чужое произведение. И они доставляют другим нетрудное наслаждение преподаваемым, а сами, после беседы своей, оказываются подобными нищим; потому что каждое их слово как бы в собственность возвращается тем, у кого оно занято, сами же они не приобрели собственного сокровища, чтобы могли сперва сами им увеселиться, а потом и другим сообщить его с пользою. Посему, должно прежде испросить у Бога, чтобы в нас находилось уже истинное сие богатство, а тогда удобно будет прийти нам в состояние, и другим оказывать пользу и преподавать им духовные и таинственные учения. Ибо благость Божия благоволила обитать во всяком верующем. Господь говорит: Любяй мя возлюблен будет Отцем Моим, и Аз возлюблю его, и явлюся ему Сам (Ин. 14, 21); и в другом месте: Аз и Отец приидем, и обитель у него сотворим (23).
Теми, которые сподобились соделаться чадами Божиими и в себе имеют просвещающего их Христа, различно и многообразно управляет Дух, и в сокровенности их сердца согревает их благодать. Но всего лучше представить на среду некоторые из видимых мирских наслаждений для уподобления им Божественных утешений благодати в душе. Ибо сподобившиеся сих утешений иногда веселятся как бы на царской какой вечери, и радуются какою-то невыразимою и неизреченною радостию; то соуслаждаются духовно, как невеста с женихом; то, как бесплотные некие Ангелы, чувствуют такую удободвижность и легкость в теле, что не почитают себя даже облеченными в тело; иногда бывают приведены в веселье как бы каким-то питием, и упоеваются невыразимым упоением духовных таин; иногда же в плаче и сетовании слезно молятся они о спасении всех человеков; потому что, горя Божественною духовною любовию ко всем человекам, восприемлют на себя плач целого Адама; а иногда, при услаждении духа, неописуемом словами, возгораются такою любовию, что, если бы можно было, всякого человека сердобольно укрыли бы они в собственном лоне своем, не делая никакого различия между худым и добрым; иногда столько уничижают себя, что не представляют и человека, который был бы их ниже, но себя почитают из всех последними; то поглощаются неизглаголанною радостию Духа; то, подобно какому-нибудь сильному мужу, облекшемуся во всеоружие царское, исшедшему на брань и обратившему в бегство сопротивных, и они таким же образом, оградив себя духовными оружиями, выходят против невидимых врагов, и низлагают их к ногам своим; в иное время окружает их великая тишина и безмолвие, покоит мир, и бывают они объяты чудным услаждением; в другое же время разумением, Божественною мудростию и неизследимым ведением Духа, по благодати Христовой, умудряются в том, чего никаким языком невозможно изречь; а бывает время, что увидишь их ничем неотличающимися, по видимости, от каждого из людей. Так Божественной благодати, многоразлично в них изменяющейся и уразноображивающей себя, угодно бывает как бы воспитывать и упражнять душу, чтобы совершенною и непорочною и самою чистою представить ее небесному Духу.
