В 1927 году она издала сборник житий под названием «Жатва Духа». Это сборник пересказов житийного материала, но сама она на основе его пытается высветлить и конкретно обозначить центральную роль просветления и расцвета чужих душ в результате жертвенного служения Святых подвижников. В этом сборнике она приводит пример инока Серапиона, который готов был отдать последнее и самое драгоценное имущество — Евангелие — на пользу нищих и бродяг. И когда его спрашивали, куда он девал Евангелие, он отвечал:» Я продал Слово, которое научило меня: продай имение своё и раздай нищим».
Так постепенно, вокруг будущей матери Марии стала образовываться настоящая группа людей, поставившей своей задачей, наряду с практической благотворительной деятельностью, искать и выяснять ХРИСТИАНСКИЕ основы общественной социальной работы.
Говоря сегодня о современной христианской благотворительности и милосердии, нам нужно хотя бы чуть чуть представить, в каких условиях и как православные люди в эмиграции, своими малыми силами и средствами работали на этом поприще. Они и вправду пребывали в настоящей антисоциальной пустыне, а деятельность организации «Православного дела» была первой ласточкой.
Но прежде чем продолжить свой рассказ, я должна сказать о поворотном событии в жизни Елизаветы Юрьевны Скобцовой. 16 марта 1932 года в храме Сергиевского подворья Парижского Православного Богословского института Е. Ю. приняла от митрополита Евлогия монашеский постриг, получив имя Мария в честь Святой Марии Египетской. Митрополит Евлогий очень надеялся, что мать Мария пойдёт по пути традиционного монашества. Но видимо не суждено было этому быть. Мать Мария после пострига, проехала по монастырям, побывала и в Пюхтицком женском монастыре, ездила в Финляндию на Валаам. Но не в затворнической жизни чувствовала она своё призвание, вся её натура и вся её готовность служения, была направлена в народ, в люди, в монашество в миру, путь на который она ступила не мог превратиться для неё в убежище.
Основоположницей женского монашества она не стала, хотя митрополит Евлогий возлагал большие надежды на это. И сам он к концу тридцатых годов с прискорбием писал, что «монашества аскетического духа, созерцания, богомыслия, то есть монашества в чистом виде, в эмиграции не удалось» Он внимательно и с большой сердечностью относился ко всем начинаниям м. Марии, помогал ей во всех начинаниях, с его благословения она открыла свои Дома и Храмы. Однажды митрополит Евлогий и мать Мария вместе ехали в поезде и стоя у окна любовались пейзажем Франции и неожиданно для неё самой он задумчиво вслух произнёс: «Вот Ваш монастырь, мать Мария!»
А в сентябре 1932 года мать Мария подписала свой первый контракт на аренду дома, в нём она собиралась открыть «Общежитие для одиноких женщин». Этот дом 9 на ул. Вилла де Сакс в Париже был снят ею без всяких надёжных финансовых средств. Пришлось взять денег в долг
Потом у неё подобная ситуация повторялось часто. Сначала возникала идея, которой она была одержима и кидалась в неё с головой, заражала своим энтузиазмом своих помощников, её пытались отговорить, образумить, но она никого, никогда не слушала и… получалось, она добивалась цели.
Название организации «Православное Дело» придумал Н. Бердяев, ближайшие помощники и сотрудники были всегда рядом: Т. Ф. Пьянов, И. И. Фондаминский, К. В. Мочульский, о. Дмитрий Клепининин, духовный наставник о. Сергий Булгаков, а уже вначале войны большую организационную помощь оказывал в течении полутора лет И. А. Кривошеин. К моменту открытия первого Общежития «Православное Дело» накопило уже немалый опыт. Это были не только богословские кружки и поездки с лекциями по Франции, но и уже конкретно организованная помощь бедным. Но сейчас у м. Марии появилась первая крыша и дом, который мог стать приютом для всех кто нуждался в нём незамедлительно. Дом был совершенно пустым и не обжитым, одна из комнат на втором этаже была превращена в домовую церковь. Именно с неё начались росписи стен, окон, вышивки для убранства церкви. Постепенно дом заполнялся «посетительницами», а уже через два года он не вмещал всех нуждающихся.
Сама мать Мария вела активную деятельность и не только по благоустройству нового Дома, она ездила по Франции, списывалась с больницами, посещала их и привозила к себе в «Общежития» для восстановления сил. Это были самые разные люди, у одних не было возможности долго оставаться в больнице, кто‑то был одинок и ему нужно было помочь с оформлением документов, а потом найти работу, а тяжелее всего было старикам…
В своём рассказе–отчёте «В мире отверженных» мать Мария в пишет: «Во первых, удалось организовать Комитет помощи русским душевнобольным, в который вошли доктора–психиатры, как русские, так и французы, и различные лица, принявшие к сердцу тяжёлое положение этих больных. Во–вторых, удалось, путём переписки со всеми французскими психиатрическими учреждениями(которых больше восьмидесяти) установить, что по крайней мере, в 60–ти из них находятся на излечении русские. Общая цифра этих людей достигает 600 человек. Дома чрезвычайно разбросаны по всей Франции, русские распределены в них неравномерно — есть такие, где два–три человека, а есть и такие, где их несколько десятков. Перед Комитетом стоит задача посетить все дома, что, конечно требует больших средств, даже при возможности поручить это дело в особо удалённых департаментах местным православным священникам. Но, несмотря на трудности этой задачи, кое‑что мне удалось осуществить.
Во–первых, этим делом сейчас занимается пять человек (это помощники по Общему Делу). Мне лично удалось посетить, не считая парижского района, все дома Нормандии и Бретани, дома расположенные в центре Франции и дом в Армантье (Норд) В общей сложности я была в 18–ти домах, остальные посетители видели тоже домов до 12. Думаю, что общий итог обследованных больных сейчас превышает 200 человек. По моим подсчётам из этих 200–т меньше 15–20 могут быть возвращены к нормальной жизни.
Прежде чем говорить об этих конкретных случаях, мне кажется нужным дать общую характеристику постановки дела и лечения душевнобольных во Франции(прим. Докл. — в тридцатые годы 20–го века) Конечно, дома чрезвычайно разнообразны, но общее впечатление от них совсем не плохое. Поражает огромное количество врачей, по нашим понятиям — юношей, в возрасте 30 лет, которые стоят во главе домов (главврачи) с 1000–2000 больных Это очень отрадное явление. Так как это квалифицированный врач и думается, что это явление чрезвычайно благоприятно отражается на общей атмосфере самой больницы. Впечатление такое, что в течении последних пяти лет обновился весь медицинский состав. Младший состав лечащих врачей, чем дальше от Парижа, тем лучше, проще и сердечнее. В смысле помещений картина также разнообразна: есть очень устарелые и малогиегинические здания, а есть только что построенные, причём по последним правилам техники и гигиены. Тут мне хочется сделать одну неожиданную оговорку. Мне пришлось посетить одно учреждение, которое состоит на половину из старых и негиегиничных павильонов, предназначенных на слом, а другая половина этой больницы — только что отстроена. Новые павильоны поражают количеством солнца, воздуха, чистоты. Это своеобразные стеклянные оранжереи, окружённые песчаными площадками, для прогулок.
…Далее из всех моих впечатлений мне хочется выделить «две семейные колонии» — мужскую и женскую. Они находятся в департаменте Сены. Центр этого учреждения по составу больных не велик — это больница человек на пятьдесят, где есть зал для собраний, кинематографический зал, душ, парикмахерская, помещение для персонала и административное бюро. Принцип этой больницы — приюта, что больные распределены по квартирам у местных жителей. Правительство платит местным жителям, которые берут к себе домой больного, около 300 фр. в месяц. А лучший из хозяев на ежегодном конкурсе получает награду.
Для местных жителей это своеобразное подсобное ремесло, а для больных — это возможность жить не в больничных стенах (эта больница может располагать только 50 койками, но располагает врачами и фельдшерами, которые еженедельно навещают больных). Мужчин числящихся за этой больницей — 800, а женщин — 500. Интересно заметить, что за 30 лет подобной практики существования колонии, почти не было несчастных случаев, т. е., когда фельдшер замечает, что состояние больного ухудшается, он незамедлительно забирает его в больницу. Должна сказать, что система этих двух колоний произвела на меня самое отрадное впечатление.
Теперь хочу перейти к вопросу о «русских» больных. Это понятие» русский» для меня и нашего «Православного дела» гораздо шире. А здесь я хочу перейти к конкретным примерам и тому что мы ДОЛЖНЫ делать для них.
Понятие «русский», тут надо понимать более чем растяжимо. Мне часто приходиться иметь дело с больными вообще любой славянской народности. Они были рады объясниться со мной хоть на каком‑то славянском языке и рассказать о своих нуждах. Ведь они даже французского не знают и объясниться с персоналом не могут!
