Теперь хочу перейти к вопросу о «русских» больных. Это понятие» русский» для меня и нашего «Православного дела» гораздо шире. А здесь я хочу перейти к конкретным примерам и тому что мы ДОЛЖНЫ делать для них.
Понятие «русский», тут надо понимать более чем растяжимо. Мне часто приходиться иметь дело с больными вообще любой славянской народности. Они были рады объясниться со мной хоть на каком‑то славянском языке и рассказать о своих нуждах. Ведь они даже французского не знают и объясниться с персоналом не могут!
Нашему Комитету придётся в связи с помощью для таких людей вступить в переговоры с различными консульствами, рекомендуя обратить их внимание на собственных граждан, находящихся в чрезвычайно трагической ситуации. Я сама видела совершенно ужасающий случай (и, видимо, он не единственный) как один молодой поляк, только что приехавший во Францию и не знающий ни слова по–французски, заболел, но попал на излечение не в обыкновенную больницу а в сумасшедший дом. Там то я его и обнаружила. И сколько таких случаев ещё! Многие из таких больных умоляют помочь им выйти отсюда. Не будем забывать, что больных среди них большинство, и что выход для них не возможен. Но необходимо посещать больных, как в нормальных стационарах, так и душевнобольных. Надо отвечать на их письма, посылать им газеты, книги, табак…
Но есть категория людей, которым нужна не только такая «косметическая», но кропотливая и постоянная помощь. Это те люди кто поправился совершенно и мог бы быть выпущен на свободу. Относиться это к разным больным, и к категории поправившихся душевнобольных и туберкулёзных, и прочих.
Необходимо, чтобы кто‑нибудь взял на себя заботу о их устройстве на работу или нахождению им посильному труду, вне стен больницы. К этой категории относятся: бывшие пьяницы, сидящие иногда по пять лет и получившие дезонтоксикацию, потом жертвы всяческих несчастных случаев, падений, переломов, сотрясений мозга, плохо видящие и глухие.
Посещая больницы, по составу людей из «русско–славянских» народов я видела за последнее время: несколько инженеров, художников, много офицеров, таксистов, простых казаков, одного банкира, солдата экспедиционного корпуса, одного калмыка. (Женщин гораздо меньше, чем мужчин) Среди больных попадаются и очень молодые. Я видела трёх слепцов и одному из них, по словам врача, операция помогла. Все эти люди нуждаются в общении на родном языке, участливости и внимания, так как все они одиноки.
Чтобы этот рассказ не производил впечатления полной безнадёжности для наших сил и не пугал трудностями поставленной задачи, я считаю своим долгом добавить, что нам удалось уже помочь шестерым из нуждающихся. Они совершенно вошли в жизнь, но психологически находятся в некотором промежуточном периоде. Нам необходимо обследовать и далее, все больницы и психиатрические лечебницы, в них мы можем помогать выявлять здоровых и нуждающихся в поддержке людей».
* * *
Чем больше разворачивалась деятельность матери Марии, тем острее вставал вопрос о аренде нового дома в Париже и за городом. В помещении на ул. Вилла де Сакс, велась активная работа. Так в январе 1933 года здесь прошёл съезд Лиги Православной культуры. С докладом выступил К. Мочульский и присутствовал митр. Евлогий, в ноябре состоялось открытие Богословских(миссионерских) курсов, с числом слушателей в 56 человек. Вступительная лекция была прочитана о. Сергием Булгаковым, задача была поставлена большая: лекции по изучению Священного писания, истории Церкви, литургии, апологетики, догматического богословия.
И вот летом 1934 года мать Мария снимает новый дом на ул. Лурмель № 77. Дом был расположен в 15 округе Парижа, в самом центре «русского района». Плата за наём была 25 тыс. фр. в год, по тем временам огромная. Мо–чульский писал: «Денег никаких, риск огромный, но она не боится», а сама м. Мария говорит: «Вы думаете, что я бесстрашная. Нет, я просто знаю, что это нужно и что это будет. На Сакс я не могла развернуться. Я кормлю теперь двадцать пять голодающих, а там я буду кормить сто. Я просто чувствую по временам, что Господь берёт меня за шиворот и заставляет делать, что ОН хочет. Так и теперь с этим домом. С трезвой точки зрения это- безумие, но я знаю, то это будет. Будет и церковь, и столовая, и большое общежитие, и зал для лекций, и журнал. Со стороны я могу показаться авантюристкой. Пусть! Я не рассуждаю, а повинуюсь…» И у неё всё получалось! Дом был настолько не жилым, что пришлось буквально заниматься строительством. Для церкви, она придумала переустроить гараж, во дворе дома. Попросила кого можно собрать церковную утварь, многое перенеслось их Сакса, сестра Иоанна (Рейтлингер) написала большую икону Покрова Пресвятой Богородицы, постепенно, за многие годы в этой церкви появились вышивки и иконы написанные самой матерью Марией. На фотографиях которые дошли до нас можно увидеть в каком виде было здание вначале и как оно преобразилось. Даже облачения священнику она вышивала собственными руками. Несмотря на годы, войну и большое разорение(дом и часть улицы снесены в середине в 70- х годов) сохранились иконы, вышивки и облачения созданные руками этой замечательной женщины.
Она ни минуты не могла сидеть без дела: строительство нового дома, закупка продовольствия, поездки по стране, вышивки икон, стихи, статьи, большая организационная работа… всего не перечислить. Лурмель стал и до конца оставался центром деятельности м. Марии.
Вот что было написано в «Вестнике РСХД» 1937 года:
«Цель женского общежития (на ул. Лурмель) дать возможность малоимущим людям за минимальную плату иметь полный пансион. В общежитии сейчас живёт 25 человек, из которых часть оплачивает своё существование, часть не имеет возможность внести даже половинную сумму. Кроме того в общежитии постоянно живёт 7–8 человек персонала. При этом общежитии уже три года существует дешёвая столовая, в которой выдаётся от 100 до 200 обедов в день.(В одном 1935 году столовая выдала 22.991 обед.) За этот год, о росте столовой говорят такие цифры: в январе было отпущено 814 обедов, а, например, в декабре уже 2.815. Стоимость обеда(суп и второе мясное) этой осенью была поднята с 1 с пол. До 2 франков. Столовая посещается главным образом получающими пособие безработными. Среди столующихся удалось наладить культурно–просветительскую работу, в которой активное участие принимают сами посетители столовой».
Мать Мария не остановилась на достигнутом и продолжала открывать новые общежития: на ул. Франсуа Жерар в 16–ом округе был найден дом предназначенный для семейных, неимущих. На авеню Феликс Фор был открыт дом для мужчин. В тридцатые годы во Франции, правительство всё больше обращало внимание на права и нужды эмигрантов, особенно в здравоохранении. Те, у кого было постоянное место жительства, (т. е. снятая или собственная площадь) могли по закону получить бесплатный уход в больнице. После пребывания в больнице (особенно это касалось туберкулёзных больных) предстояло немедленно идти на работу. Санаториев, домов отдыха на всех не хватало. Под Парижем в Нуази–ле–Гран м. Мария и её помощники приобрели усадьбу для выздоровления таких туберкулёзных больных. Безусловно, что миссионерская деятельность м. Марии во Франции была тесно связана со структурами социальной помощи населению. Положительные перемены в области здравоохранения постепенно набирали обороты, на миссионерской ниве значительный вклад внесла женщина философ Симона Вейл (её часто сравнивают с м. Марией), а также движение «Pretres Ѳиѵгіег8». Сегодня во Франции каждый человек застрахован и последний бездомный может рассчитывать, что он не останется без врачебной помощи. Начало страхового и социального обеспечения зарождалось именно в тридцатые годы XX века.
Невозможно в коротком очерке рассказать о всей деятельности м. Марии и «Православного дела», а так же передать атмосферу «центрального» дома на ул. Лурмель. Но приведу отрывок из воспоминаний её близкого друга и помощника, профессора Мочульского:» Комната в которой живёт мать Мария — под лестницей, между кухней и прихожей. В ней большой стол, заваленный рукописями, письмами, счетами и множеством самых неожиданных предметов. На нём стоит корзинка с разноцветными мотками шерсти, большая чашка с недопитым холодным чаем. В углу — тёмная икона. На стене над диваном — большой портрет Гаяны (прим. докладчика — Гаяна, старшая дочь м. Марии, погибла 30 авг. 1936 г. в Москве. До сих пор не известны причины её смерти) Комната не отапливается. Дверь всегда открыта. Иногда м. Мария не выдерживает, запирает дверь на ключ, падает в кресло и говорит: «Больше не могу так, ничего не соображаю. Устала, устала. Сегодня было около сорока человек и каждый со своим горем, со своей нуждой. Не могу же я их прогонять». Но запирание на ключ не помогает. Начинается непрерывный стук в дверь, она отворяет и говорит мне: «Видите, так я живу».
