Вы видите, я сознательно теперь не употребляю слово «судьба», а говорю «неповторимый жизненный путь». На жизненном пути каждого раскрываются удивительные возможности человечества, читаешь и поражаешься, какими могут быть люди, как странно и, зачастую, не по прямой дороге, а как-то плутая и ошибаясь, спотыкаясь и возвращаясь иной раз, исправившись, к своим старым ошибкам, идут люди по этому пути, по пути, который ведет ко Христу, по пути, который ведет к Богу.
Оказывается, что жизненный путь и развитие личности от рождения и до смерти и дальше, после смерти, прославление этой личности в веках – это одна из основных тем и христианской литературы, и христианской культуры, и иконописи, и богослужебной поэзии, это тема, которую вы встретите практически в любом из аспектов церковной жизни. Но не будем называть этот жизненный путь «судьбой», потому что мы увидим, что во всей этой огромной коллекции жизнеописаний, коллекции жизней человек скорее побеждает свою судьбу, чем оказывается ее пленником. Человек преодолевает свои слабости. Ну что такое «судьба»? Это те слабости, от которых не уйдешь (только у греков это что-то не внутри нас, а вне нас), какие-то обстоятельства, от которых не убежишь, а христианин побеждает эти обстоятельства, правда, победа не дается ему так просто и триумфально, как она давалась людям с точки зрения римских историков, где все было очень просто, надо было быть смелым, решительным, надо было обладать всеми римскими доблестями, – и ты побеждал свою судьбу. В христианстве все гораздо сложнее, одной решительностью, одной смелостью не возьмешь, нужна еще особая чистота, которой всем не хватает, нужно умение слышать Бога и людей вокруг, нужна та решимость, то мужество, та особая черта характера, которую называют смирением.
Надо иметь в виду, что смирение – это не покорность, этот что-то другое. Был такой христианский писатель VI века в Египте Дорофей, который говорил: «Никто не знает, что такое смирение и как оно рождается в душе, если не испытает это на собственном опыте». Есть замечательный современный церковный писатель митрополит Антоний Сурожский, он говорит, что по-латински слово «смирение» – «humilitas» происходит от слова «humus» – земля, земля в огороде. Так вот, как земля в огороде ниже всего (на нее выливают помои), так и смиренный человек не пытается стать выше других. Но земля в огороде приносит плод, из нее вырастают овощи и др., она поразительна именно тем, что приносит плод. Так и смирение человеческое тоже должно приносить плод, должно давать реальные плоды, – тогда это смирение. Простая задавленность, забитость, приниженность, покорность – это еще не смирение, они не плодоносны, они ничего не дают, они просто убивают личность, ликвидируют человека как что-то оригинальное и неповторимое, лишают человека своего собственного «я» и на этом кончается его жизнь. А смирение, наоборот, дает те особые возможности для развития личности и личной неповторимости человека.
Когда мы говорим о христианах, когда мы говорим о христианской культуре, когда мы говорим о христианском пути, то надо употреблять не слово «судьба», а «жизненный путь», и смотреть на жизненный путь (здесь христиане сходятся с язычниками) от начала до конца. Сравните у Софокла: «Нельзя сказать о жизни человека, была она несчастной или счастливой, до его смерти». Это один из принципов и христианского жизнеописания, оно не кончается смертью, а начинается со смерти. Человек умирает и оставляет нам свою жизнь, тогда мы можем посмотреть, какова она от первого и до последнего дня, что он нам оставил. Человек максимально проявляется в своей смерти, а до смерти о нем еще ничего нельзя сказать. Бывают, казалось бы, замечательные люди, которые плохо кончают, которые к моменту смерти становятся жалкими, несчастными, преступными, даже порочными. Бывает наоборот, человек, который ничем долгое время не отличался, казалось, был никаким, и вдруг в последние годы жизни или даже в последний год жизни вырос. Что это? Греки сказали бы – такая у него судьба, мы скажем – вот так его вел Бог, таков его жизненный путь.
Теперь о том, что я начал говорить, а потом как-то часть мысли потерялась, я вернусь к этому моменту, потому что он важен. Вот несчастья, беды, болезни, преждевременная смерть детей или молодых людей, несчастные случаи и т. д., – что это такое? Это рок, это судьба, это планида такая, как старообрядцы иногда говорили (планида, наверное, происходит от средневекового византийского произношения слова «планета», то есть у человека такие звезды, такая судьба с точки зрения астрологии). Таким образом, при всей своей строгости русские старообрядцы сбивались на чисто языческое понимание судьбы через астрологию – вот под такими звездами родился человек. Рассказывают, что когда родился Петр III, будущий император в XVIII веке, то Елизавета Петровна, дочка Петра I, которая была тогда царицей, заказала знаменитому математику Леонардо Эльнеру гороскоп, по гороскопу оказалось, что его убьют, этого несчастного, только что родившегося мальчика. Тогда Эльнер испугался, что его за такой гороскоп накажут, и составил другой, благоприятный гороскоп на Петра III, но все равно Петра III убили. Я не знаю, до какой степени верна эта история, думаю, как большинство исторических анекдотов, и эта история была сотворена уже после убиения Петра III (опыт показывает, что большинство таких исторических анекдотов сочиняется задним числом). Таким образом, в России XVIII века интересовались астрологией, то есть верили в судьбу. Но все-таки это не христианство, это остаток язычества, который живет в нас.
А христианство в нас заключается в том, что мы побеждаем эту человеческую судьбу, которая преследует нас, как преследуют нас навязчивые мысли, навязчивые идеи. У нервных людей (не нервнобольных, а просто нервозных) бывает так, привязывается какая-то мысль, преследует человека и человек боится: кто-то боится поездов, электричек, кто-то боится темноты, кто-то боится дней недели, чисел и т. д., – мы все чего-то боимся. Но это, конечно, признак нашего язычества. В христианстве человек всегда эти свои страхи побеждает, над этими страхами становится, вырастает из них, как ребенок вырастает из старой одежды (мне нравится этот максимально емкий образ: мы вырастаем в 12-13 лет каждый год из старых ботинок, из прошлогодних брюк). И также в свете веры во Христа там, в церкви с Евангелием в руках человек вырастает из этих страхов и достигает невероятных результатов. Более того, если посмотреть жизнеописания христианских подвижников, и тех, кого мы называем святыми, и тех, кого мы не назвали святыми по разным причинам, то мы увидим, до какой степени много сделали эти люди, до какой степени им удалось победить обстоятельства, в которых они жили, и победить те немощи, которые их преследовали, болезни, инвалидность и т. д. Вся история христианства, история христиан – это история удивительных побед над обстоятельствами и немощами, то есть история вырастания из тех страхов перед судьбой, перед своей планидой, перед тем, что выпало на долю, внутри которых, как правило, человек живет.
Перед тем, как закончить мой монолог и перейти к диалогу, я вам расскажу несколько жизнеописаний подвижников уже нашего времени, людей, которых мы можем считать почти нашими современниками. Что такое христианская жизнь, что такое христианская святость?
Была такая девушка по имени Лиза Пиленко, была она поэтессой, писала стихи, иногда удачные, иногда неудачные, иногда почти блестящие, иногда слабые, писала очерки, была она образованной, яркой, дружила с Александром Блоком, даже родственницей его была. Как многие ее современники оказалась за границей, во Франции, после революции, вышла замуж один раз, второй раз, от первого брака были дети (дочка и сын), от второго брака родилась дочка, но быстро умерла, были у нее какие-то приятели, амурные истории, продолжала писать стихи, очерки, читать лекции. Внешне была такой мужеподобной, решительной, энергичной, курила, как паровоз. Но в какой-то момент своей жизни вдруг остро почувствовала Бога. Рассказывают, что, когда она шла за гробом своей 3-летней дочери Анастасии (дочь умерла раньше, ее тело переносили с одного уничтожавшегося кладбища на другое), она вдруг почувствовала, что Бог призывает ее стать матерью всех тех, кто нуждается в помощи, всех тех, кому плохо.
И стала эта женщина монахиней, Елизавета Юрьевна Пиленко приняла имя инокини Марии. Монашество ей далось достаточно трудно. Тогда в Париже был замечательный епископ митрополит Евлогий, духовником русской общины был великий философ и мыслитель знаменитый отец Сергий Булгаков, были другие в высшей степени просвещенные и достойные люди, – но все они как-то с трудом приняли монашество этой энергичной женщины, про которую было известно, до какой степени ей сложно до конца избавиться от семейных привязанностей, знали про ее первый неудачный брак и про второй, также достаточно неудачный, тоже знали. Ведь монашество – это в первую очередь обет безбрачия, в большинстве своем будущие монахи никогда не были женаты, а монахини никогда не были замужем. А тут монашеским путем идет женщина, расставшаяся со своим вторым, если не третьим мужем, еще курит к тому же. Опять же, представьте себе нестеровских русских монахинь, это такие тоненькие девушки, глаза опущены долу, не говорят, а шепчут, не смеются, а улыбаются, да так, что и улыбки не заметишь, а у нее что-то вроде нервного тика, на глазах огромные очки и все время смеется, все время зубы показывает и с сигаретой не расстается. Да какая же она монахиня?!
