Боб Боуэрс родился в 1960 году в семье юриста и вырос в Бостоне, у него было трое старших братьев, благодаря которым он уже имел восьмерых племянников и племянниц. Окончив в 1982 году Бостонский колледж и получив степень бакалавра гуманитарных наук, Боуэрс поступил в семинарию Св. Иоанна в Брайтоне, которой заведовала архидиоцезия. Став священником, он получал назначения в достаточно спокойные приходы, где, за исключением одного случая, его хорошо принимали. До св. Екатерины Сиенской он служил в Милтоне в десяти километрах от Бостона.
Кардинал Лоу дал Боуэрсу новое назначение два дня спустя после теракта 11 сентября 2001. Утомленный сухими богослужениями в Милтоне, священник входил в канцелярию при блеске множества телеэкранов. На них самолеты врезались в башни, из которых вырывались клубы дыма и огня.
Седоволосый и толстый Лоу, которому тогда было шестьдесят девять, с улыбкой поднялся из-за стола. Боуэрс чувствовал, что он слишком молод, чтобы звать кардинала «Берни», как то делали его коллеги постарше, и решил воспользоваться обращением «Ваше высокопреосвященство». Лоу был важным человеком в Бостоне, который близко знал многих политиков, банкиров и генеральных директоров компаний. Но многие священники замечали, что он хранил эмоциональную дистанцию, был погружен в себя; многие объясняли это тем, что он рос единственным ребенком, который во многих ситуациях чувствовал себя центром мироздания. В 1985 году, когда Лоу решили сделать кардиналом, несколько сот жителей Бостона отправились в Рим. На торжественном приеме во дворе Североамериканского колледжа Лоу заявил: «Мы живем в самый яркий момент существования церкви после Реформации»[168].
Отчасти яркость момента заключалась в том, что Лоу стал членом Конгрегации епископов в Риме: так он стал участвовать в назначении новых американских иерархов. Префект Конгрегации епископов кардинал Джованни Баттиста Ре встречался с папой Иоанном Павлом II еженедельно по субботам, он видел, что папа уважает Лоу, и вел себя подобающим образом[169]. Лоу, ставивший епископов, ежемесячно посещал Рим. По вечерам в Бостоне он обходил больницы, навещая пациентов, и не жалел времени на беседы с капелланами. В целом Лоу неплохо относился к своим священникам, хотя он казался холодным и надменным. На конференции духовенства, посвященной каноническому праву, Лоу прервал одного из докладчиков и заявил: «Отец, пока я в этой архидиоцезии, я есть канон»[170].
В прошлый раз Боуэрс встречался с Лоу в 1996 году, когда молодой священник просил перевести его в другое место: он делил приходской дом с пастырем-алкоголиком, что делало всю его жизнь невозможной. Лоу послал его в Милтон, где ему отлично жилось. Но Боуэрс не мог забыть о священнике-пьянице. Он написал статью для National Catholic Reporter о своих злоключениях.
Я хочу поделиться с вами пережитым. Какие-то люди не знают, как и зачем заниматься пастырской работой. Они предпочитают титулы и внешнее обличье, относительно которых никому не нужно давать отчета. Я знал таких людей. Мы даже были коллегами. Я надеялся на сотрудничество. Я полагал, что мы будем поддерживать друг друга. Я не думал, что мы лучше прочих. Но я не ожидал, что ко мне будут относиться хуже, чем к прочим.
Если вы не священник и никогда им не были, вам трудно будет понять, о чем я говорю. Я и сам это с трудом понимаю. Я глубоко разочарован. Я считал, что священники следуют за Иисусом и совершают ошибки. Я не знал, что ошибкой была сама мысль о том, что все священники следуют за Иисусом. Иные священники следуют за властью. И они рождают разочарование.
Не слишком ли сурово я сужу? Моему сердцу от этого и смешно, и грустно. Священники, которые не делятся, не умеют делиться любовью. Это деспотичные пастыри, которые знают, что их слово – закон. Это гнилые установления, которые отталкивают людей – отталкивают от Евхаристии, от власти, от возможности участвовать в управлении и вносить свой вклад. Они не слушают ничего, кроме слов отрицания. Им не нужно слушать.
Возможно, эти люди чего-то боятся или сильно ранены. Но я их перестал оправдывать.
Это не сетования на «кризис призвания». Дело не в тяжелой работе и ее трудных задачах. Мы не жалуемся на целибат и особый путь с точки зрения пола, ни на те роли, которые играют в церкви мужчины и женщины. Все эти вещи лишь усугубляют уже существующий невыносимый опыт разочарования. Мы просто хотим выжить[171].
Кардинал Лоу послал Боуэрсу письмо с требованием объяснить, почему тот написал эту статью. Боуэрс был готов дать объяснения, и Лоу вызвал его к себе. Три кузины Боуэрса были монахинями, а двое двоюродных дедушек – священниками. Он рассказал Лоу, как разительно его жизнь со священником-пьяницей отличалась от того, чему его учили в семинарии, – напившийся пастырь однажды почти на него нападал. Он говорил о своих разногласиях с некоторыми старыми священнослужителями, преисполненными самодовольства. Лоу слушал. Когда Боуэрс закончил, Лоу сказал: «Я тебя рукоположил и готов сделать это снова». Вопрос был исчерпан. Лоу сказал то, что хотел сказать: отец, больше не нужно писать о проблемах.
Боуэрс уходил из канцелярии с двойственными чувствами.
Лоу, свободно говоривший по-испански, был защитником цветных иммигрантов, поселившихся в Бостоне. Он родился в Мексике в семье офицера ВВС США и много раз переезжал со своими родителями. Берни Лоу был выбран президентом в средней школе на Виргинских островах, где большинство среди учеников составляли черные, затем учился в Гарварде, по окончании которого поступил в семинарию. Будучи молодым священником в штате Миссисипи в 1960-х, он стоял в первых рядах среди борцов за гражданские права, а затем в диоцезии Джексона его сделали монсеньором, поскольку он занял правильную позицию в истории. Какое-то время он поработал на Конференции епископов в Вашингтоне, а затем был поставлен епископом и несколько лет возглавлял небольшую диоцезию в Миссури. В 1984 году папа Иоанн Павел II сделал его архиепископом Бостона – региона, где было около 144 городов и селений и примерно 2 миллиона католиков. Лоу заявил, что его архидиоцезия покроет расходы на материнство или поможет усыновить любого нежеланного ребенка. В 1985 году он стал кардиналом, после чего уже немногие люди называли его «Берни». Он предпочитал обращение «Ваше Высокопреосвященство».
Его бескомпромиссное осуждение абортов и гомосексуализма не способствовало его популярности среди либералов. Однако он укрепил связи с иудейскими лидерами и публично защищал бедняков, независимо от их гражданства. Консервативные католики возмутились тем, что он дал причастие сенаторам Теду Кеннеди и Джону Керри, которые были сторонниками абортов. Кардинал поддержал конгрессмена Джо Кеннеди, желавшего аннулировать брак, чтобы оставаться добрым католиком после второй свадьбы. Этот процесс десять лет рассматривался в судах Ватикана, а затем конгрессмену было отказано, после того как первая его жена, Шейла Роч Кеннеди, подала свою грамотно составленную апелляцию. Она вспоминала об этом процессе в своих мемуарах 1997 года, носящих название «Пошатнувшаяся вера». После того как Ватикан признал ее позицию справедливой, она назвала этот процесс «крайне нечестным». «Подобные суды, – писала она, – в Америке используют всё, что угодно, будь то неудачный день, смерть твоей золотой рыбки или то, что двадцать лет назад, вступая в брак, ты был не в себе. И тех, кто пытается защищать брак, обычно женщин, на таких судах не слишком слушают»[172].
В своих проповедях Лоу растягивал гласные, что придавало ему серьезности. Его манеры общения были обворожительными. Однако в 1992 году он показал свою другую сторону – свою авторитарность, – когда он набросился на СМИ в связи с освещением в них истории Джеймса Портера, бывшего священника, чьи преступления дорого обошлись диоцезии Фолл-Ривер, когда Портер попал в тюрьму. Потеряв самообладание, что случалось с ним крайне редко, Лоу заявил: «Мы передаем средства массовой информации, особенно Globe, силе Божией»[173]. Но можно было заметить, что внутренне он не вполне уверен в себе. В 1998 году Лоу согласился позировать художнице Ченнинг Тиме, которая готовила выставку «Лица Бостона». Тиме, не принадлежащая к Католической церкви, с естественным любопытством отнеслась к кардиналу; они добродушно беседовали на протяжении двух сеансов, пока он сидел в определенной позе. Затем художница показала ему готовый рисунок, и Лоу он понравился. «Что самое трудное в вашей работе?» – спросила она его.
«Суд – решения, которые я должен принимать», – ответил он. И затем, как бы предчувствуя мрачные будущие времена, добавил: «Но это только половина дела. Другая половина – тот суд, пред которым я сам однажды предстану»[174].
Дым из развалин башен-близнецов все еще подымался над Манхэттеном, когда Боб Боуэрс снова беседовал с кардиналом. Он сказал, что ему нравится приход в Милтоне, где он прослужил уже почти шесть лет. Лоу сказал, что в Чарльзтауне приход Св. Екатерины борется за свое выживание. Боуэрс все время служил в приходах для средних классов и богатых людей, но он мечтал служить бедным в духе Дороти Дей. Лоу тихо закрывал по несколько церквей в год там, где из-за перемен оставалось слишком мало людей, так что приход не мог свести концы с концами. «Спасите школу», – сказал ему кардинал.
