После нескольких прикосновений, ощупываний деталей предмета и определения его размеров — пока глаза привыкают к темноте — приходишь к выводу, что перед тобой, скажем, некое устройство. И в следующее мгновение тебя осеняет догадка, что это компьютер. Такое озарение — уже качественно иная ступень, прорыв, скачок в процессе познания.
Почему я называю этот этап скачком? Представьте себе представителя затерянного в дебрях Африки племени, ничего не знающего о современной технологии. Множество мигающих лампочек, кнопок и тумблеров хоть и вызовут у него восторг, но не скажут ему ровным счетом ничего о сущности, назначении самого предмета. Он может даже сделать точное наскальное изображение своей находки, но не более того. Исследуемый объект останется для него тайной. На этой стадии необходим скачок, переход на качественно иной уровень познания, который позволит, на основании предшествующих наблюдений, прийти к раскрытию сущности обнаруженного.
Определив, что найден сложный аппарат, мы пытаемся отнести его к какому-то определенному, знакомому нам типу. После этого, руководствуясь общими представлениями, мы в состоянии сформулировать догадку, предположение; это может прийти к нам и как наитие. Но если не произойдет ни того, ни другого, мы так ничего и не узнаем, кроме того, что перед нами всего лишь некое устройство.
Такова, в общих чертах, суть обсуждаемой проблемы. Если допустить, призвав на помощь фантазию, невообразимый скачок во времени и пространстве, то, оказавшись в совершенно новой для себя культурно-исторической среде, попав в иную цивилизацию, представители которой используют совсем другие вещи и приборы, мы, поставив перед собой в качестве задачи исследование их достижений, должны будем проделать тот же эволюционный путь социального и общественного развития, что и они, последовательно пройти через аналогичные стадии постижения, и лишь после этого исследуемые объекты станут нам понятны.
Метафора, к которой мы прибегли выше, применима и к процессу осмысления сущности Б-жественного Откровения. Многие (с каким бы упорством они ни утверждали обратное) большую часть своей жизни проводят вслепую, в беспросветной тьме, двигаясь на ощупь. Но рано или поздно им приходится сталкиваться с событиями, которые прямо или косвенно указывают на наличие у мироздания Первоисточника.
Иногда человека, которого до этого не особенно волновали метафизические проблемы, осеняет озарение — он переживает поистине уникальный, совершенно интимный опыт, причем на интуитивном уровне. В этот момент он отчетливо осознает, что отныне в его судьбу ворвалось нечто, не поддающееся адекватному описанию теми средствами языка, которыми он владеет.
Первый уровень познания, когда мы узнаем о существовании того или иного объекта, для подавляющего большинства людей, увы, так и остается последним. На втором уровне человек пытается определить характеристики обнаруженного явления. Исторически ли так сложилось, или по какой-либо другой причине, но этот этап исследования обычно осуществляется профессионалами-философами. Они заняты поисками определений, дают имена понятиям, анализируют, сопоставляют параметры, выражают полученные данные в характеристиках. Философы пытаются классифицировать явления, занимаются поиском связей между различными параметрами объектов и систематизацией информации.
Для философии проблема трансцендентного оставалась одной из основных на протяжении всей истории человечества, занимая умы еще в глубокой древности. Несмотря на все многообразие философских течений и противоборствующих направлений, конечные выводы, к которым приходят ученые, очень похожи. Противоречия между всевозможными философскими подходами (а им несть числа — от Платона до Кьеркегора, от Аристотеля до Декарта) возникают в основном в определении одного и того же явления. Механизм возникновения этих расхождений подобен механизму появления различных описаний лабораторного опыта, сделанных учеными-оппонентами. Каждый из них пытается по-своему интерпретировать происходящее, и хотя оба описывают одно и то же, возникает разночтение. Когда же они проводят контрольный эксперимент, чтобы доказать свою правоту, у них зачастую получаются уже совсем другие результаты, поскольку лишь в научно-фантастическом сериале возможно повторить опыт в тех же самых условиях и тем же самым образом.
Ученый-философ, завершая исследование (хотя в действительности философы никогда ничего не завершают), вплотную приближается к тому, что называют словом бытие. На этом он, как правило, и останавливается, и виной тому отнюдь не несовершенство интеллекта или нехватка способностей. Все дело в том, что для того, чтобы продолжить исследование и пойти дальше, необходимы совершенно иные источники информации. Фактически, именно в этот момент становится явной необходимость трансцендентного вмешательства, Откровения. Несомненно, знание, полученное этим путем, принципиально отлично от естественнонаучного, его невозможно получить, даже беспрерывно осуществляя сложнейшие опыты. Гармонично сочетаясь с тем, что нам уже известно о мироздании, это высшее знание приходит иным путем, например — через пророчество. Но как бы ни пытался пророк передать полученное им свыше, он, безусловно, всегда будет уступать в убедительности даже физику, пытающемуся объяснить нам, какого цвета протоны.
Проблема состоит в том, что не все явления, о которых нам стало известно, могут быть выражены на знакомом нам языке символов. Попробуйте представить себе и описать другим цвет ультрафиолетовых или инфракрасных лучей. Некоторые животные и насекомые способны видеть это излучение, но нельзя же попросить, к примеру, пчелу описать, какого оно цвета! Да и проблема не в ее немоте — даже если бы пчела понимала наш язык, говорила сама и постаралась как-то передать накопленную информацию, она все равно не нашла бы соответствующие слова.
Так что же все-таки происходит, когда пытаешься выразить свое видение потустороннего? Творишь образы, взывая к ассоциациям, ищешь соответствующие слова и, не находя, придумываешь новые, с постоянной поправкой на то, что все они являются не более чем метафорой, и постоянно вынужден прибегать к иносказанию, поскольку предмет не поддается адекватному описанию, не хватает слов.
Допустим, пророка осенило Откровение. Он сообщает нам: Я видел Б-га, я слышал Его голос! Но все, что бы он нам ни поведал, будет неточным, поскольку пережитое им в принципе не может быть передано адекватно. Тем не менее, факт остается фактом: ему удалось уловить то, что мы называли наличием сущности. Этот опыт выходит за рамки философских определений, описывающих, скажем так, внешнюю сторону вещей. На новой стадии происходит качественное изменение, скачок: мы обнаруживаем, что предмет исследования имеет ту функцию, то предназначение, те качественные характеристики, которые нельзя сформулировать, отталкиваясь лишь от философских предпосылок.
Следующий, четвертый этап на этом пути — постижение сущности сущности, которая по определению является скрытой и необъяснимой; иначе говоря, требуется познать непознаваемое. На протяжении веков философия сформулировала следующее утверждение о Б-ге: если бы я постиг Его, я бы стал Им. Однако, и не прибегая к чеканным формулировкам, каждый из нас может сам определить, насколько верно следующее: как бы мы ни назвали то, что нами познано, — сущность сущностиили внутренняя сущность, — если это познаваемо, то это не Б-г, ибо Б-г принципиально непостижим.
Люди любят разглагольствовать об истинной природе Откровения. Но все эти рассуждения — чистая спекуляция. Я пытаюсь лишь обозначить предел, перед которым останавливается рациональное познание, а дальнейший поиск истины становится невозможным без вмешательства свыше. В любом исследовании рано или поздно наступает момент, когда необходим внезапный рывок, абстрагирование от всего того, в отношении чего у нас уже накоплен определенный индивидуальный или коллективный опыт интеллектуального постижения. Из этой точки мы можем двигаться к подлинной реальности, к сути вещей. Несомненно, многие ощущают на себе тень потустороннего, и порой это довольно пугающее чувство: вы стоите на краю зияющей бездны и знаете, что через несколько мгновений окажетесь на противоположной стороне.
Откровение — какие бы определения этому термину мы ни давали — это дарованное нам знание о высшем уровне бытия. Человек может самостоятельно продвигаться вперед долгие месяцы или годы, пока, наконец, не достигнет края. И здесь ему нужна рука помощи, протянутая с противоположной стороны. Если же ее некому протянуть, он так и останется стоять у самого обрыва.
Одни считают себя верующими, другие — атеистами. Но какова бы ни была самооценка человека — я говорю не только о таких странах, как СССР, где атеизм на протяжении многих десятилетий был государственной религией, — у каждого есть собственное мнение по разным вопросам, свои убеждения, свое мировоззрение. Для подавляющего большинства людей — а может, и для всех без исключения — вопрос о существовании Творца и взаимоотношениях с Ним весьма принципиален. Некоторые (чаще всего это происходит именно с атеистами) искренно и пламенно верят в свои идеи и представления, причем не последнюю роль в этом играют натура, характер, склонности и тип мышления этих людей. Иногда у них возникает внутренний барьер против использования определенных понятий, боязнь назвать вещи своими именами. Сходное явление мы наблюдаем, когда рафинированные интеллигенты, всегда протестующие против скабрезных высказываний, и не пытаются прогнать собственные грязные мысли. Бывает, что человека очень интересует определенное явление, но некий внутренний цензор не позволяет ему отдать себе в этом отчет. Нечто похожее происходит и с убежденным атеистом, который явственно ощущает на себе воздействие Б-жественного: этот вопрос не дает ему покоя, но он не в состоянии не только толково обсудить его, но даже обдумать.
