Прежде всего, мы увидим, что совесть — продукт грехопадения, она не была дана человеку изначально. У Адама и Евы не было совести, потому что она не была им нужна: они состояли в прямом нерушимом диалоге с Богом.
Кроме того, Адаму и Еве не нужно было иметь дело с этическими проблемами. Вопросы добра и зла должны были оставаться в ведении Бога и не затрагивать человечество. Бог знал: если мы будем посвящены в проблемы добра и зла, мы обратимся от отношений к правилам, от любви к закону. Нам будет важнее оставаться хорошими, нежели сохранить хорошие отношения.
Вот почему Бог запретил Адаму и Еве пробовать плод только с одного дерева — с древа познания добра и зла (см. Бытие 2:9, 17). Когда же они отведали его, Бог сказал: «Вот, Адам стал как один из Нас, зная добро и зло» (Бытие 3:22).
Адам и Ева приобрели знание добра и зла, но они не имели той силы характера, какой располагает Бог, чтобы управиться с этой проблемой. Они были изгнаны из рая.
Изгнание было на самом деле актом милосердия. Бог отверг первую пару людей, чтобы впоследствии разрешить проблему греха через посредство Своего Сына. В противном случае люди вечно продолжали бы прятаться от Бога в Эдемском саду. Таким образом человечество было исторгнуто из рая и из прямых отношений с Богом.
В этот момент зарождается совесть, она возникает как следствие в тот момент, когда мы утрачиваем отношения с Господом, когда подчиняемся внутреннему закону греха и смерти (см. Римлянам 8:2). Это адаптация, навык различать добро и зло. Совесть стала «оценщиком», отделяющим наши «хорошие» мысли, чувства и поступки от «плохих».
Совесть — не Бог, это следствие нашего пребывания в падшем мире и в осужденном состоянии. Наш внутренний судья сочетает закон, начертанный на наших сердцах Богом (см. Римлянам 2:15), с уроками, усвоенными нами в процессе социализации. Этот судья не совершенен.
Люди, наделенные излишне суровой, отягощенной совестью, испытывают мучительное чувство вины, не совершив ничего дурного. И, напротив, люди, которым в детстве не привили понятия о добре и зле, обходятся без сожалений даже тогда, когда им следовало бы их испытывать.
Библия классифицирует три типа совести: немощная совесть, иссушенная совесть и зрелая совесть.
Немощная (незрелая) совесть. Такая совесть — сверхкритичный, склонный применять суровую кару внутренний судья, во всем находящий вину. Она заставляет нас принимать на себя гораздо большую ответственность, чем назначено Богом. Так было с Кеном.
Вот как описывает слабую совесть Павел:
«Но не у всех такое знание: некоторые и доныне с совестью, признающей идолов, едят идоложертвенное как жертвы идольские, и совесть их, будучи немощна, оскверняется»
(1 Коринфянам 8:7).
Немощная, или незрелая совесть запрещает, критикует и осуждает нас несправедливо.
Иссушенная совесть. Иссушенная, или сожженная совесть представляет собой противоположность совести немощной. Человеку с иссушенной совестью незнакомо сожаление. Так устроена совесть социопата: он попросту не испытывает сострадания к мукам других людей и живет по закону джунглей: пожирай других или съедят тебя.
Люди с иссушенной совестью, как правило, происходят из семей, в которых дети подвергались жесточайшему насилию и потому жили в состоянии вечно раскаленной ярости, или же из семей, не давших им любви и структуры. Люди, не имеющие любви и границ, превращаются в божков для самих себя.
Люди с иссушенной совестью склонны контролировать других и манипулировать ими. Павел предостерегает Тимофея против «чрез лицемерие лжесловесников, сожженных в совести своей, запрещающих вступать в брак и употреблять в пищу то, что Бог сотворил» (1 Тимофею 4:2–3).
Зрелая совесть. Со временем зрелая совесть все более приближается в своих суждениях к библейским оценкам. Когда Библия говорит о «доброй совести» (см. Деяния 24:16; Евреям 13:18; 1 Петра 3:16), она подразумевает человека, чей внутренний взор настроен на Писание. Добрая совесть не означает, что человек сделался совершенным, но она помогает точно и в соответствии с Библией оценивать свои поступки.
Наша совесть как часть образа Божьего и как следствие грехопадения меняется и растет вместе с нами. Если мы помогаем своей совести расти, мы можем все больше и больше на нее полагаться. Но нельзя забывать, что она не безупречна: приравнивать совесть к Богу столь же «разумно», как отождествлять вождя секты с Иисусом Христом.
Пастор Гленн смешивает чувство вины со скорбью ради Бога
Далее пастор Гленн предложил Вики и Рэнди сосредоточиться на чувстве вины — и это еще одно заблуждение. Разумеется, осознание своей греховности необходимо для покаяния, однако пастор Гленн описывал нечто совсем иное.
Чувство вины сосредоточивает нас на том, какие мы плохие, оно укрепляет в нас ощущение своей неполноценности и ожидание заслуженного наказания. Это ощущение эгоцентрично, оно не направлено на других людей. Пастор Гленн поощряет нас продвигаться не к отношениям, а в убежище, прочь от людей.
Лучшая реакция на свою греховность — скорбь ради Бога:
«Теперь я радуюсь не потому, что вы опечалились, но что вы опечалились к покаянию; ибо опечалились ради Бога, так что нисколько не понесли от нас вреда. Ибо печаль ради Бога производит неизменное покаяние ко спасению, а печаль мирская производит смерть. Ибо то самое, что вы опечалились ради Бога, смотрите, какое произвело в вас усердие, какие извинения, какое негодование на виновного, какой страх, какое желание, какую ревность, какое взыскание!»
(2 Коринфянам 7:9–11, курсив авт.).
Павел проводит строгое разграничение между печалью ради Бога (сожалением) и мирской печалью (чувством вины). Печаль ради Бога исполнена сочувствия, она сосредоточена на той боли, которую мы причинили любимым. Мы чувствуем себя плохо, потому что нам сообщается боль человека, которому мы причинили вред.
Мы деструктивны, мы оскорбляем Бога: «Я оскорблен блудным их сердцем, восставшим против Меня» (см. Иезекииль 6:9). Мы мучим друг друга: «Гортань их — открытый гроб; языком своим обманывают; яд аспидов на губах их; уста их полны злословия и горечи. Ноги их быстры на пролитие крови; разрушение и пагуба на путях их» (Римлянам 3:13–16). Мы постоянно причиняем боль тем, кого любим.
Печаль ради Бога стремится исцелить эти раны, компенсировать ущерб тем, кому мы повредили. Ее цель — примирение и восстановление отношений. Вина, напротив, ищет самооправдания, она пытается избавиться от дурного самоощущения.
Образец мирской печали или вины — Иуда. Начав сожалеть о содеянном, он попытался возвратить старейшинам и первосвященникам их деньги, при этом его больше волновало его преступление, нежели необходимость восстановить отношения с Иисусом. Плодом его мирской печали стало самоубийство (см. Матфея 27:3–5).
В ближайший раз, когда вы оступитесь, проанализируйте свою эмоциональную реакцию. Если вы сосредоточиваетесь на том, какой же вы, оказывается, плохой, значит, вами владеет мирская печаль. Но если в основе ваших чувств лежит любовь к ближнему, равная вашей любви к себе, это больше похоже на печаль ради Бога.
В отличие от печали ради Бога чувство вины разлучает нас с двумя весьма желанными вещами.
Во–первых, вина изолирует нас от любви. Люди, озабоченные чувством вины, могут показаться любящими и внимательными, но, как только попытаешься поговорить с ними, убеждаешься, что их занимает лишь их собственная боль. Они прилагают больше усилий к тому, чтобы избавиться от чувства вины, нежели к тому, чтобы разделить чужую боль.
Когда муж заявляет жене (как это сделал один мой знакомый): «Я сохраняю этот брак, потому что в противном случае меня замучит совесть», нетрудно догадаться, что жену это нисколько не радует. Мужа больше тревожат собственные болезненные ощущения, нежели желание поддержать жену.
Люди, одержимые чувством вины, даже боятся любви. Они поступают так, как подобает любящим людям, лишь по принуждению, без радости (см. 2 Коринфянам 9:7), не согласно своим желаниям, а лишь для того, чтобы не чувствовать себя плохими.
Представьте себе примерно такую сцену: вы запланировали провести выходные с приятельницей. За пару недель до намеченной поездки вы звоните ей проверить, остались ли ваши планы в силе, и она говорит вам: «О, не беспокойся, я ни в коем случае не забуду об этой поездке, я бы прямо–таки возненавидела себя, если б так тебя подвела. Для меня важнее всего мои обязательства перед друзьями, я никогда не подвожу».
Вероятно, эта речь заставила бы вас усомниться в том, что эта подруга действительно хочет провести время вместе с вами: по–видимому, для нее гораздо важнее избежать чувства вины, которое угрожает ей, если она откажется от поездки. Тем не менее именно такова позиция (пусть и не высказанная) многих одержимых чувством вины людей. У них не остается места для любви, основанное на любви желание подавлено обязанностями, внушенными чувством вины.
