«История имеет двоякое основание, – это, с одной стороны, положительные свидетельства или документы касательно фактов и лиц, и с другой – свидетельства предполагаемые или нравственная вероятность, вытекающая из связи фактов и действий лиц. Оба основания, применяемые к истории Иисуса Христа в том виде, как ее в настоящее время рассказывают, или, вернее, как ее сочиняют неверующие, не выдерживают строгой критики. С одной стороны, такая история становится в открытое и странное противоречие со свидетельствами людей, видевших Иисуса, или тех, которые жили в близкое время к лицам, которые Его видели; с другой стороны, она тотчас сталкивается с законами природы, господствующими над действиями людей и управляющими течением случайностей. Такие исторические приемы не заслуживают даже названия исторической критики: это уже будет философская система и романтическая история, которая заменяет своими бреднями действительные факты и нравственные свидетельства; изображаемый ею Иисус есть ложный и невозможный Иисус, произведение человеческих рук, Иисус, пытающийся столкнуть с престола истинного, живого Иисуса, Сына Божия».
«Мы можем выбрать одно из двух: философскую систему или тайну христианской религии; роман, произведение человека, или божественное определение».
Понтий Пилат и его женаМф. 27, 19, 24
Между тем как сидел он (Пилат) на судейском месте, жена его послала ему сказать: «не делай ничего этому Праведнику; потому что я ныне во сне много пострадала за Него».
«Пилат, видя, что ничто не помогает, но смятение увеличивается, взял воды, умыл руки перед народом и сказал: невинен я в крови этого Праведника; смотрите вы».
Здесь заслуживает внимания то, что язычница, женщина, имеет столько смелости, чтобы принять сторону нашего Спасителя в то время, когда Его ученики оставили Его, а народ и начальники иудейские жаждали невинной крови. Равным образом замечательно и то, что она и ее слабый, облеченный авторитетом римского права и суда муж признают осужденного Иисуса «праведником» (δίκαιος εκείνος). Кто знаком с бессознательными предчувствиями язычников, тот тотчас сравнит это выражение со знаменательным выражением платоновой «Республики», где этот великий греческий философ изображает идеал праведного мужа (δίκαιος) таким, который «не сделал ничего несправедливого, который не показал даже вида какой-нибудь неправды» (μηδέν γάρ άδικων δόξαν έχέτω της μεγίστης адικίας), но который будет страдать, которого будут бичевать, свяжут, лишат зрения и, после того как претерпит всевозможные страдания, прибьют к столбу; начало же и образец справедливости опять восстановятся» (Соч. Платона т. IV, стр. 74 и след. и 360 стр.). Аристотель также говорит о совершенном праведнике, что «он возвысится над фактически существующими политическими порядками и учреждениями, что он разрушит их там, где только явится». Здесь предсказания греческих мудрецов и величие римского права соединяются в римской женщине, в жене представителя кесарской власти в Иерусалиме как бы для того, чтобы засвидетельствовать перед безбожными людьми невинность и праведность Христа в самые мрачные минуты суда над Ним. Клавдия Прокла, как называют ее предание и евангелие Никодима (2 гл.) и Никифор Каллист (истор. 1, 30), по всей вероятности, была прозелитка иудейского закона, или одна из тех богобоязненных язычниц, которые, не принимая открыто иудейской религии, в темноте искали «неведомого бога» и усердно стремились к нему. Что касается Пилата, то он умыл свои руки, но не сердце, и потому-то, выдав Христа, Которого он признал невинным, сам осудил себя[3].
Сотник у крестаМф. 27,54; ср. Мк. 15,39
«Сотник и те, которые с ним стерегли Иисуса, видя землетрясение и все бывшее, весьма устрашились и говорили: воистину Он был Сын Божий». (Лк. 23, 47).
«Сотник, видя происходившее, прославил Бога и сказал: истинно, человек этот был праведник».
Сотник, о котором здесь говорится, есть то самое лицо, под командой которого, по римскому обычаю, приводилась в исполнение смертная казнь (поэтому-то у Сенеки он назван centurio supplicio praepositus, или у Тацита exactor mortis). Этот сотник, затем начальник Капернаума и Корнилий, начальник Кесарии, образуют в Новом Завете триумвират верующих язычников-воинов. Исповедание: «вонстинну Он был (или этот человек, по евангелию Марка и Луки) Сын Божий» (θεοΰ υιός) может быть (по Мейеру) принято в политеистическом смысле, или же эти слова можно принять за равносильные значению слова полу-бог, которое подтверждается отсутствием определенного члена перед словом υιος и параллельным местом у Луки, который вместо слов θεοΰ υιός, находящихся у Матфея и Марка, поставил слово δίκαιος. Но Ланге и Альфорд крепко держатся того мнения, что сотник употребил приведенное выражение в иудейском или христианском смысле и признал Иисуса Мессией. Можно думать, что он уже прежде был знаком с иудейскими ожиданиями и с отзывами Христа о Самом Себе[4].
Иуда – предательМф. 27,3, 4
«Тогда Иуда, предавший Его (Иисуса), увидел, что Он осужден, и, раскаявшись, возвратил тридцать сребренников первосвященникам и старейшинам, говоря: Согрешил я, предав кровь невинную».
Признание отчаявшегося предателя точнее можно перевести так: «я согрешил, потому что предал невинную кровь». В связи со свидетельством Пилата и со свидетельством синедриона, который не мог возвести на Иисуса другого обвинения, кроме того, что Он называл Себя Мессией, признание Иуды служит полным оправданием Иисуса. Если бы Иуда, всегда близко обращаясь с Иисусом, не знал нравственной чистоты своего Учителя, какой она проявлялась в течение тридцатилетней Его земной жизни, то наверное он нашел бы себе оправдание и не чувствовал бы угрызения совести.
Иосиф ФлавийИз его сочинения «Иудейские древности», кн. 18, гл. 3, отд. 3
«…В это время жил Иисус, муж мудрый, которого едва ли можно назвать человеком, потому что Он совершал чудесные дела (παραδόξων έργων ποιητής), – учитель таких людей, которые принимали истину с радостью. Он привлек к себе многих последователей как из иудеев, так и из греков. Он был Христос (ό Χριστός ουτος ην). И после того как Пилат, по доносу знатнейших наших мужей, присудил Его к крестной смерти, однако не оставили Его те, которые и прежде Его любили. Он опять являлся им живой в третий день; потому что божественные пророки предсказали об этих и многих других, относящихся к Нему, делах. И секта христиан, так по Нему названная, пребывает до настоящего дня».
Сие замечательное свидетельство известного иудейского священника и историка, жившего в последней половине первого столетия, находится во всех известных рукописях его сочинения; как в печати, так и в манускриптах, дважды целиком цитируется Евсевием без всякого сомнения в подлинности и принимается поэтому многими учеными богословами как несомненно принадлежащее Иосифу. К этому можно еще прибавить и то, что Иосиф в полной своей иудейской истории, доходящей до 66 г. по Р.Х. и написанной почти около 93 г., нелегко мог обойти историю Христа, тем более что он упоминает в других частях своего сочинения об Иоанне Крестителе и Иакове праведном как о заслуживающих почитания. Там, где он говорит о мученической смерти Иакова (20, 9, 1), он ссылается на приведенное выше нами место; и вообще не представляется никакого разумного основания сомневаться в подлинности как рассказа Иосифа об Иакове, так равно и рассказа его о Христе.
Между тем многие из новейших критиков, начиная с Лерднера, отвергают приведенное свидетельство Иосифа в настоящем его виде или совершенно, или отчасти, как ранний подлог христианской руки, на следующих основаниях:
1) Процитированный нами параграф не упоминается ни одним из христианских писателей до Евсевия, который умер в 340 г. по Р.Х. Иустин мученик, Климент Александрийский, Ориген, Тертуллиан и другие доникейские отцы и учители Церкви могли бы сделать из него самое лучшее употребление в своих апологетических и полемических сочинениях, направленных против язычников и иудеев, если бы он был им известен.
2) Это спорное место совсем не мирится с характером и положением Иосифа. Он не мог так писать о Христе, не будучи, по крайней мере по теории или по своим убеждениям, христианином или не сознавая ложности своих убеждений, принадлежащих ему, иудейскому священнику и фарисею. Но Иосиф, можно возразить против этого, в указанном отрывке, как и во многих других, мог быть непоследователен. Хотя он был ученый и серьезный человек, но имел характер отвратительно слабый и во всех своих положениях, в качестве священника и члена синедриона, обнаруживал мирское чувство, как будто он был римским генералом и придворным; при этом он был чрезвычайно способен с необыкновенной легкостью приноравливаться к различным положениям и требованиям времени и обстоятельств, жертвуя даже своими убеждениями.
