На дальнейшие слова легата Петра: «Хвала Богу, что мы нашли вашу святость в добром здоровье; св. Петр взирает на вас». Фотий отвечал: «Христос Бог наш, через апостола Петра, которого ты упомянул, да излиет милость на всех нас и да удостоит нас своего царствия». Петр сказал: «Папа Иоанн почтительнейше приветствует (προσκύνει) вашу светлость». Фотий в ответ: «И он (папа. — А. Л.), с нашей стороны, тоже почтительнейше приветствуется (άντ'ιπροσκύειται) от всего сердца». Петр говорит: «Он хочет иметь тебя своим братом, сослужителем и соепископом». Фотий отвечал: «Бог, совершающий все благое, да исполнит, по своей мудрости, желание папы. И мы принимаем его как брата, сослужителя и нашего духовного отца».
Петр легат объявил: папа прислал патриарху Фотию письмо, дабы все знали, какую ревность, какую попечительность он — папа — проявляет относительно Византийской Церкви и с какой любовью и доверчивостью относится к ее архипастырю, Фотий в ответ на это сказал, что и раньше присылки этого письма он из самых дел уже знал об этом, а теперь в письме папы он видит лишь подтверждение и дальнейшее доказательство своей уверенности. «Папа, — говорил далее Фотий, — подражал Христу, первому и верховному Первосвященнику, который, будучи почитаем сонмами ангелов на небе, не возгнушался принять человеческий зрак, чтобы привлечь к себе отчуждившийся и заблудший род человеческий; ибо папа, не довольствуясь тем, что его Церковь находится в мире и благоденствии, захотел через своих легатов разведать, где находятся люди, противящиеся истине, и их через увещания отвратить от заблуждения и привести к Христу, истинному Богу, воссоединив с Ним». Затем Фотий, похвалив еще папу, спросил у легата о здоровье римского первосвященника, на что Петр отвечал: «Вашими святыми молитвами (per sanctas orationes vestras) он чувствует себя здравым». Фотий предлагает легату другой вопрос: «Благополучна ли Церковь Римская и благополучны ли епископы и пресвитеры в ней?» и получает ответ утвердительный, причем легат Петр замечает: «Какую любовь, какое доверие питает к тебе (Фотию. — A. Л.) св. отец, этого и пересказать невозможно». На эти слова Фотий отвечал похвалой папе. Легат Петр, обращаясь ко всему собору, передал ему привет и выражение почтения от лица папы, на что члены собора также отвечали приветом. Тот же легат сказал, обращаясь к собору: «Братие и сослужители! Как отец любит детей своих, так и святейший папа, любящий вас, прислал нас и письма к вам для того, чтобы водворить среди вас единение». Легату от лица собора отвечал Иоанн, митрополит Ираклийский, заявляя, что единение в Византийском патриаршестве уже восстановлено и что все признают единого пастыря, патриарха Фотия. Иоанн своей речью, очевидно, хочет ограничить смысл слов легата, приписывающего папе слишком большое влияние в умиротворении Византийской Церкви. С тем же намерением произнесена была и другая речь Захарией Халкидонским. Оратор прежде всего восхваляет блага мира, выражает сожаление о том, что долгое время в Византийской Церкви мир подвергался нарушениям, останавливается на вопросе: отчего зависело такое печальное явление? и замечает, что причина явления совершенно невероятна и, однако же, вполне истинна. «Причину достойного сожаления нарушения мира нужно искать в том, что возвышенные свойства и славные дела Фотия, его необыкновенные познания и ученость в духовных и светских науках, чистота его души, врожденная ему мудрость, кротость, благоразумный и умеренный образ действования, его воздержность, его милосердие ко всем, его смирение, привлекавшее к нему всех и, в особенности, епископов, его ревность к обращению грешников, еретиков, неверующих — словом, редкие добродетели этого божественного мужа возбудили к нему зависть и ненависть, подобно тому, как Спаситель навлек на себя всю ярость иудеев. Это причинило страдания и Церкви Византийской, но не буду говорить об этом предмете. Император постарался уничтожить зло; со своей стороны, и папа Иоанн не захотел оставаться при том, что сделано ко вреду Церкви (при его предшественнике). Все, что сделано против Фотия, ничтожно и суетно. Византийская Церковь снова возвратилась к своему архипастырю; многие сделали это тотчас, другие присоединились к нему впоследствии, и лишь немногие из нерасположения к миру церковному и из самолюбия остаются схизматиками. Если этих отщепенцев спрашивают, на каком основании они отделяются от Церкви, то в свое оправдание они приводят то, что так хочет Римская Церковь. Но ведь это все равно, замечает оратор, как если бы грабители храмов и убийцы извиняли себя тем, что они совершают зло с дозволения и по указанию римлян. Таким образом, Римская Церковь, которая заботится о водворении мира в других Церквах, является, по их словам, виновницей всякого беспокойства, вражды, соблазнов и зла, от которых стонет Церковь Византийская; положим, это несправедливо, но так утверждают отщепенцы (Захария здесь говорит о Том, что лица, не желавшие войти в общение с Фотием, ссылались на то, что Фотий осужден римскими папами Николаем и Адрианом. — A. Л.). Поэтому–то император и призвал римских легатов; они должны опровергнуть все те обвинения, которые почти со всех сторон сыплются на Рим. Ясно теперь, что собор этот собрался ради Римской Церкви, для защиты ее чести, чтобы никто из схизматиков с этих пор не считал ее виновницей раздоров. Теперь, благодаря начинаниям императора и молитвам патриарха Фотия и папы Иоанна, все пришло в наилучший порядок и не нуждается ни в каких улучшениях. Таков, полагаю, и взгляд собора на дело». Члены собора, в знак одобрения речи Захарии, начали восклицать: «От нашего господина и патриарха (Фотия. — A. Л.), с которым мы с самого начала соединены были, мы не отделялись, готовы кровь свою пролить за него, если бы это потребовалось. А те из нас, кто отпадал от него, осуждают свое поведение и признают его от всего сердца и с твердой решимостью первосвященником и архипастырем; тех же, кои колеблются признать его таковым, мы считаем врагами Церкви и достойными осуждения».
После этого перерыва тот же оратор продолжал: «Схизматики так далеко простирают свою дерзость, что самую Римскую Церковь хотят сделать из свободной рабствующей. Каким же образом? Они говорят: «Определения папы Николая мы принимаем, равно и определения папы Адриана нам нравятся, а определений папы Иоанна мы не хотим принять». Если их спрашивают: «Да почему же так?», то они отвечают: «Николай и Адриан следовали нашим желаниям, а Иоанн не хочет того, чего хотим мы»». Это значит ничто другое, — заявляет оратор, — как то, что люди эти не расположены следовать определениям римских пап, а, напротив, хотят заставить этих архипастырей слушаться их (схизматиков. — A. Л.) воли. Ибо они принимают лишь те папские определения, какие они и сами постановили, а те из папских определений, какие неугодны им, они отвергают, хотя бы подобные распоряжения были повторены тысячу раз римлянами и хотя бы они были вполне согласны с церковными правилами; вместо подобных определений они придают значение одной своей воле». Отсюда оратор выводит заключение, что собор должен принять на себя задачу — освободить Церковь Римскую от того бесчестия, какое наносят ей схизматики. Смысл речи Захарии, без сомнения, тот, что Церковь Римская своим слишком ревностным вмешательством в дело споров игнатиан и фотиан настолько запуталась, что в конце концов ее прежние приверженцы и друзья на Востоке превратились в ее же порицателей. Этим имелось в виду нанести чувствительный удар епископам Римским, которые слишком много о себе думали и свой образ действий считали выше критики.
Легат Петр, выслушав речь Захарии, сказал: «Благодарим Бога за все, и да совершит Он полезное для всех». К сказанному легатом прибавил несколько слов Иоанн Ираклийский, в которых выразил мысль, что усилиями папы, патриархов восточных и самого Фотия мир в Церкви водворился. Прокопий Кесарийский и уполномоченный патриарха Иерусалимского Илия выразили, со своей стороны, благодарность Богу и императору, созвавшему этот собор. Илия при этом объявил, что схизматики никогда не находили сочувствия в Церкви Иерусалимской и что с тех пор как Фотий написал (во второе патриаршество) письмо иерусалимскому патриарху, последний оставался с ним в тесном общении. Даниил, митрополит Анкирский, сделал еще такое замечание: «Наш патриарх (Фотий. — А. Л.), подражая Христу, и тех, кто пришли в одиннадцатый час, принял и уравнял с первыми, а первых удостоил подобающей чести». Этими словами Даниил хотел сказать, что Римская Церковь с папой во главе признала Фотия патриархом после других иерархов Востока, и это, однако, не воспрепятствовало Фотию принять это позднее заявление со стороны Запада со всей признательностью и вниманием. Опять в словах Даниила заключался некоторый урок надменному Риму.
