Доминик Бартелеми - Бог и Его образ. Очерк библейского богословия

Как ведет Агнец Своих учеников от омовения водой покаяния к источникам воды жизни? Путь им указывает тайна Его пролитой крови. "Иисус, ходатай нового завета, скрепляет этот завет кроплением крови, говорящей еще лучше, чем кровь Авеля. Смотрите, не отвратитесь от Говорящего"  (Евр 12,24-25), т.е. не отвратитесь от призыва, который кровь Его обращает к людям, от призыва, выражающего вопль, возносящийся к Богу. Моисей, скрепляя Синайский Завет, "послал юношей из сынов Израилевых, и принесли они всесожжение, и заклали тельцов в мирную жертву Ягве. Моисей, взяв половину крови, влил в чаши, а другою половиною окропил жертвенник. И взял книгу завета, и прочитал вслух народу, и сказали они: все, что сказал Ягве, сделаем, и будем послушны. И взял Моисей крови, и окропил народ, говоря: вот кровь завета, который Ягве заключил с вами о всех словах сих"(Исх 24,5-8). Таким образом, кровь, скрепившая Синайский завет, устанавливала таинственное единство между жертвенником и народом. Но условия Завета возвещала Книга Закона. Кровь не говорила. В Новом Завете нет книги, где излагались бы его условия. Сама кровь Жертвы Завета говорит тем, кто окропляется ею.

О чем же говорит эта кровь членам Нового Завета? Они слышат вопль, возносящийся к Богу:"0тче, прости им, ибо не знают, что делают" (Лк 23,34). Этот же вопль повторит первый мученик: "Господи! не вмени им греха сего"(Деян 7,60), это призыв к прощению, перекрывающий призыв к мщению, который некогда вознесся от крови Авеля25). И в самом деле, окровавленное тело распятого Сына не взывает ко мщению, но "Бог предложил Его в жертву умилостивления посредством Крови Его через веру" (*) (Рим 3,25). В храме каждый год в день очищения от грехов священник-помазанник входил в Святая Святых с кровью жертв и окроплял ею (Лев 16,14-15) золотую крышку длиной один метр и двадцать пять сантиметров, находящуюся на Ковчеге Завета между двумя херувимами. Эта золотая крышка, называвшаяся "каппóрет" ("умилостивление", т.е. орудие искупления), считалась престолом невидимо присутствующего Ягве (Исх 25, IT-22).

В Новом Завете закланный Агнец Сам – престол и орудие искупления (т.е. умилостивления). Он – также Тот, Кто пребывает посреди престола (Откр 7,17) как кровавая Жертва, Чья кровь непрестанно орошает жертву умилостивления из Своего распятого тела, и вместе с тем Он – Священник-Помазанник (Мессия), Который предлагает Богу искупительную жертву крови, окропляя жертву умилостивления.

Вот обряд искупления в Новом Завете. Он весь заключен в окровавленном теле Иешуа из Назарета, прибитого к орудию Его казни. "Я рассудил быть у вас не знающим ничего, кроме Иисуса Христа, и притом распятого" (1 Кор 2,2). Исследователь Нового Завета изучает и толкует прежде всего не книгу, а непрерывный вопль, возносящийся от пролитой крови, которой скрепляется этот Союз.

Кровь эта прежде всего взывает о прощении тех, кто ее проливает, и тем самым она призывает их раскаяться. Тот, кто понял, что он принадлежит к числу проливающих эту кровь, должен ответить на призыв прежде всего тем, что сокрушит "сердце каменное" (Иез 36,26):

Сего Мужа вы взяли и, пригвоздив руками беззаконных, убили... Бог соделал Господом и Христом Сего Иисуса, Которого вы распяли. Услышав это, они сокрушились (*) сердцем и сказали Петру и прочим Апостолам: что нам делать, мужи братия? Петр же сказал: покайтесь, и да крестится каждый из вас во имя Иисуса Христа для прощения грехов (Деян 2,23.36-38).

Те, кто убил "Начальника жизни" (Деян 3,15), не в силах вернуть жизнь своей жертве. Крещение покаяния, принятое "во имя" Того, Кого они распяли, погребает их в смерть их Жертвы:

Неужели не знаете, что все мы, крестившиеся во Христа Иисуса, в смерть Его крестились? Итак, мы погреблись с Ним крещением в смерть... мы соединены с Ним подобием смерти Его... ветхий наш человек распят с Ним, чтобы упразднено было тело греховное, дабы нам не быть уже рабами греху (Рим 6,3-6).

Погребаясь крещением в смерть Христа, я предаю в себе смерти противника и палача моего Бога (т.е. ветхого человека, сына Адама) и делаюсь вместе с моей Жертвой единой жертвой, одновременно и погребенной в Его смерти, и избавленной от смерти[254], на которую был осужден сын Адама.

Все те, кто крещением стали едины с Жертвой, стали в то же время едины и между собой, образуя одно единое тело, и закланное, и избавленное от смерти:"Все мы одним духом крестились в одно тело, Иудеи или Еллины.рабы или свободные" (1 Кор 12,13), "где нет ни Еллина, ни Иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара, Скифа, раба, свободного, но все и во всем Христос" (Кол 3,11). Таким образом, второй призыв крови, пролитой на кресте, есть призыв к единству человечества в причастности к судьбе Распятого[255].

Призыв к жизни

И третий призыв, возносящийся от этой крови, есть призыв к жизни. Ибо смерть не имеет более власти над тем, кто во Христе умер для судьбы сына Адамова. Истребив в крещальной смерти рок ветхого человека, он вступает в обладание новой судьбой: судьбой нового человека, над которым смерть не имеет власти. А крещальная смерть позволяет смертному человеку погрузиться в жизнь. "Тогда сбудется слово написанное: "поглощена смерть победою" (1 Кор 15,54).

Теперь нам понятно, почему члены Нового Завета должны пить кровь Жертвы своего Завета, тогда как кровь жертвы Ветхого Завета должна была окроплять жертвенник и членов Ветхого Завета, а сами они не имели права ее пить. Ключом, который поможет нам объяснить эти два обряда, является отождествление крови с жизнью. Поскольку грех Адама состоял в том, что он отрезал себя от Божественного источника[256] жизни, то сыновья Адамовы рождаются с жизнью, обреченной на скорое иссякание. Первое исправление прегрешения Адама совершается в пролитии человеческой жизни пред Богом, у Которого она была похищена. И Бог принимает кровь жертв человека, как символ этого искупительного пролития[257]. Принимая на Синае в окроплении часть жертвенной крови, Израиль символически участвует в смерти этих жертв. Окропляя жертвенник другой частью жертвенной крови, Израиль символически проливает пред Богом жизнь, похищенную Адамом. Но Израиль не имеет права пить эту кровь, потому что сыны Адамовы не имеют права оживлять угасающую жизнь, похищая в свою очередь у других тварей жизнь, дарованную им Богом. Вся жизнь исходит от Бога и идет к Богу. По замыслу Творца, это исхождение жизни от Бога и возвращение ее к Нему должно было образовать непрерывную цепь живой близости. Если человек отрезал себя от того источника, из которого исходит его жизнь, то он, по крайней мере, не должен отрезать жизнь (свою ли, или других тварей) от места ее назначения, куда она идет. Именно поэтому он не должен пить крови жертв, а лить ее на жертвенник как символ своей собственной жизни, которую он сознательно направляет в место ее назначения, не имея возможности пить ее в источнике, от которого он себя отрезал.

В Новом Завете крещение в смерть Иисуса является первым этапом возвращения смертной жизни "ветхого человека" к ее истинному предназначению. Но затем причащением к крови Жертвы начинаются новые отношения между Богом и человеком[258]. Это означает, что кровь Распятого не только возвращает жизни грешника ее цель, но и снова открывает источник этой жизни. В самом деле, только кровь Бога, который приходит к людям, чтобы вновь открыть для них источник воды жизни, не должна вернуться к Богу. Причащаясь этой крови, новое человечество снова обретает жизнь в недрах старого человечества, обреченного на смерть по своей собственной вине.

Вот почему евангелист приветствует удар копьем, открывающий источник воды и крови (Ин 19,35) с восторгом человека, долго оплакивавшего огненный меч, который преградил доступ к древу жизни (Быт 3,24). Да "воззрят на Того, Которого пронзили" (Зах 12,10 и Ин 19,37), и "прибегут, трепеща" (Ос 11,10-11). чтобы испить из бока их Жертвы, в Которой они узнают Бога.

Но только один Дух может свидетельствовать о тайне воды и крови. Поэтому нам остается понять, как те, кто отождествил свою смерть со смертью Христа, и только они, обнаруживают тут дело воскрешающего Духа, в Котором они смогут возродиться.

Израильские мудрецы были одержимы мыслью о бренности человека с тех пор, как царства, в которых этот народ пытался создать себе историю, были разорены и завершились пленом. Псалмопевцы, выражая эту бренность, охотно пользуются образом дыхания[259], пар которого, соприкасаясь с холодным воздухом, мгновенно сгущается перед тем, как в нем раствориться. "Не дольше выдоха живет человек, не дольше, чем слышится выдох" [260] (Пс 38,6-7). Самую призрачную и зыбкую из всех видимостей – пар дыхания – изберет автор Книги Екклесиаста, чтобы выразить итог жизни, полной трудов и усилия:"Пар дыхания, мимолетный пар, все – лишь пар дыхания" [261] (Еккл 1,2). Живя среди природы, возрождающейся каждую весну, человек знает, что в нем "прах вернется в землю, из которой вышел, а дыхание – к Богу, давшему его. Да, мимолетный пар, – говорит Екклесиаст, – все – лишь пар дыхания" [262] (Еккл 12,7-8). Обычно в Книге Екклесиаста слово "гéвел" неправильно переводится как "суета". Как видно из контекста, слово это вызывает в воображении автора (как и в воображении псалмопевцев) потускневшее в последний раз зеркало, на котором на мгновение оставляет след последний вздох.