Заметив, что я быстро стала скатываться в депрессивное настроение, я стала намного активнее играть в теннис. Общественных теннисных кортов в Ванкувере много, партнеров найти легко. Я стала играть в теннис и почувствовала себя лучше.
Моя дочь-подросток
Первые шесть месяцев, пока моя младшая дочь нуждалась во мне на каждом шагу, не принесли никаких проблем в наши с ней отношения. Она пошла в общественную школу, где было довольно много детей богатых родителей. Ей было не просто привыкать к новой жизни, но это не мешало ей быстро изучать английский язык и получать хорошие отметки по всем предметам. Новая жизнь заставляла её трудиться, хотя она не привыкла к этому. Ей нужно было подчиняться дисциплине и правилам в школе, сдерживать свои эмоции, несмотря на то, это ей это давалось очень тяжело. Жизнь требовала её внутренних изменений, а она внешне приспосабливалась к жизни, а внутренне боролась с этим.
Еще в Беларуси, когда она стала тренироваться по теннису у моей подруги-тренера, то уже после нескольких тренировок тренер позвонила мне и стала очень жаловаться на поведение моей дочери. Тогда впервые в жизни я поняла, что не хотела видеть эту проблему. Моя дочь всегда делала что хотела. Я пыталась с ней поговорить, но ничего из этого не выходило. Помня слова наших предков о том, что «молчание – золото», я дала ей свободу. Она сама решала, ходить на тренировки или нет, как учиться в школе, с кем дружить. В итоге нет тренировок, нет хорошей успеваемости, нет друзей. Мне ведь никто не помогал с этими вопросами, никто не советовал. Это моя жизнь. Ведь это её жизнь тоже. Это не плохо и не хорошо. Это так, как оно есть.
Когда мы оставляли Беларусь, её отец дал ей деньги в американских долларах в последнюю минуту нашего расставания. Я была очень удивлена. Он готовился к этому заранее. Я в то время считала его своим самым близким другом. Он скрывал это от меня. Болью тогда отозвалось моё сердце, видно, предчувствовала, что эти деньги «успешно» выполнят свою миссию.
Сумма этих денег была достаточно большой. Деньги – всегда хорошая проверка для человека.
Опасаясь, чтобы эти деньги не были потеряны или украдены, я положила их в банк. Мы договорились с дочерью, что когда они ей понадобятся, то я буду брать необходимую часть денег из банка и давать их ей. Она записывала каждый доллар, потраченный из общей суммы, и знала остаток своих денег в банке. Каждый раз моё сердце сжималось от того, что мы с ней что-то делим. Мы здесь, в Канаде, так далеки от нашей привычной обстановки, мы должны быть во всём вместе, нам не надо ничего делить. Это мне так хотелось. Конечно, когда у меня не было работы, когда имеющиеся деньги убегали от нас со скоростью света, конечно, я думала, что, может быть, в самый трудный момент нашей жизни её деньги нас выручат. Я говорила об этом дочери. Её это не интересовало. Но каждый раз, когда она брала часть этих денег на свои расходы, эти деньги отдаляли нас друг от друга. Я видела, как важно было для неё тратить эти деньги и не советоваться со мной. Ведь когда я давала ей деньги на что-то, то всегда спрашивала её, на что она их будет тратить. А тут у неё был прекрасный повод показать мне свою «независимость» от меня.
Моя дочь привыкла, что в Беларуси у меня всегда были деньги. Она никогда не получала отказа, если они ей были нужны. В Канаде имеющийся запас денег быстро был потрачен на мебель, посуду и разные мелочи. Жизненная ситуация сильно изменилась.
Деньги «таяли», дохода не было, будущее неопределенно. Моя дочь наблюдала происходящее в нашей жизни как бы со стороны. Она верила, что я найду выход из создавшегося положения, что ей абсолютно не надо принимать в этом никакого участия. Даже когда я нашла временную работу у русских – убирать медицинские стоматологические кабинеты по вечерам, моя дочь никогда не расспросила меня ни о чём. Помню, после первого дня работы там (а мне надо было мыть и туалеты тоже) мне так хотелось поделиться с ней всем, что произошло за это время, так хотелось всё рассказать. Я начала свой рассказ, но после нескольких моих слов она прервала меня и сказала, что ей надо делать уроки. Господи, как мне было больно тогда! У меня не было никого на свете, кроме моей дочери, но и она не хотела принимать участия в обустройстве нашей новой жизни. С другой стороны, я чётко понимала, что вины её ни в чём нет. Она – подросток. Я – взрослый человек. Она не выбирала эти условия. Я создала их сама. Самой мне надо это и исправлять.
Я решила найти ключик к сердцу моей дочери. Я решила исправить отношения с ней в лучшую сторону.
Прежде всего я подумала, что, возможно, она очень устает в школе. Новый язык, новые правила держат её в напряжении. Я подумала также, что она так хочет иметь друзей, но у неё ничего с этим не получается. Мне надо проявить больше внимания к ней. Я подумала и решила действовать.
Мы жили в однокомнатной квартире. В ней была одна отдельная комната, в которой располагалась моя дочь, и другая общая комната, с кухней и телевизором, предназначалась для меня.
Когда моя дочь приходила на обед домой посередине школьного дня, то обед для неё всегда стоял на столе. Я старалась готовить как можно разнообразнее и вкуснее. Я стала расспрашивать её о делах в школе более детально. В очень редкие дни моя дочь отвечала на мои вопросы с желанием. В большинстве случаев она просто грубила мне. Моё желание наладить с ней контакт было огромным. Я оправдывала её, ведь ей так тяжело в новой обстановке.
Однажды она пришла домой на обед, суп стоял на столе. Она села за стол, как обычно, в плохом настроении, и стала есть. Суп оказался слишком горячим для неё, и она со злостью закричала и бросила тарелку с супом в стенку. Тарелка разбилась. Суп разлился по полу и стене. Я стояла и не знала, что сказать и что делать, – такая невыносимо сильная душевная боль сковала меня. Мы с ней вдвоем в этом мире. У нас нет никого, кто бы помог нам это всё наладить. Я ничего тогда не чувствовала, кроме боли. Моя дочь вернулась в тот день в школу голодная. Я осталась со своей болью. Когда она пришла из школы, то зашла к себе в комнату и со злостью захлопнула за собой дверь.
Я решила не отступать от моего решения найти дорогу к сердцу своей дочери. Я решила дать ей время успокоиться, не волновать её и… пошла гулять. Я гуляла по улицам города до глубокой ночи. Моя душевная боль не давала мне возможности плакать. Когда я открывала дверь, то заметила, что моя дочь выключила телевизор и юркнула в свою комнату.
На следующий день я стала разговаривать с ней так, будто ничего не произошло. Мой страх не сделать сложившуюся ситуацию ещё хуже, чем есть, заставил меня играть эту роль. Моя дочь не извинилась – она продолжала себя вести так, как будто ничего не произошло.
А ведь произошло очень важное изменение в наших жизнях. Она подсознательно взяла верх над моим страхом. Она подсознательно чувствовала, что может вести себя так, как ей заблагорассудится, что я у неё под контролем.
Больше всего в жизни я боялась остаться одной. У меня не было друзей. У меня не было родных. У меня была только одна дочь. Старшая дочь забыла обо мне. И этот мой страх стал управлять моими отношениями с моей дочерью.
Я стала наливать суп к обеду заранее, чтобы он не был слишком горячим к приходу моей дочери на обед. Я моментально освобождала компьютер для неё, когда она появлялась в квартире. Практически каждый вечер я уходила из дома и гуляла по улицам города до глубокой ночи. У меня не было сил поговорить с ней. У меня не было веры, что слова могут что-либо изменить в наших отношениях.
Но ситуация становилась ещё хуже, ещё более напряженной и более молчаливой.
Как-то раз мы закупали продукты, и моя дочь очень грубо ответила на мои слова. Мои нервы сдали. Мы сидели в нашей машине, я кричала во весь голос и плакала. Я говорила ей, что я так больше не могу жить, что нам надо поменять наши отношения, что я делаю всё, что только в моих силах в нашей новой жизни, что мне нужна, доченька, твоя помощь, а не твоя злость. Тогда она впервые прореагировала на мою боль и сказала, что она постарается что-то исправить, что она понимает, как мне тяжело сейчас. Я сразу успокоилась. Я поверила её словам. На следующий день ничего не изменилось. Только новая боль от несбывшегося ожидания добавилась к уже существующей моей боли.
Я не сдавалась. Я решила просто не разговаривать со своей дочерью, в ожидании, что она сама захочет со мной поговорить. Я не разговаривала с ней несколько дней. Я просто убивала себя. Она же выглядела абсолютно равнодушной к происходящему. Это не работало. Я опять стала говорить с ней, как будто ничего не произошло.
Однажды у меня появилась очень сильная боль в спине. Я не могла пошевелиться. Я чувствовала, что это не только мои напряжённые отношения с дочерьми дают о себе знать, но и новая обстановка, новая страна меняют меня внутри. Я давно уже не обращалась к врачам, чтобы найти там помощь. И в этот раз я решила сама справиться. Я лежала в постели несколько недель, страдая от сильной боли. И вот с этой болью я всё равно поднималась и готовила еду для себя и своей дочери. Она приходила, сама обедала, но никогда не подошла ко мне, не обняла меня, не сказала ласкового слова. Почему ни одна из моих дочерей не захотела этого делать? Я ведь так много ласкала, целовала, баловала их. Я не знала ответа.
