Ибо гхритам, ясный свет разума, отражающий Истину, спрятали пани, властители низшей чувственной деятельности, и заперли в подсознательном; трижды были утверждены Свет и Ананда – в наших мыслях, в наших желаниях, в нашем физическом сознании, но скрыты они от нас. В корове, символе горнего Света, находят боги очищенные струи гхритам. Эти струи, говорит риши, восходят из сердца сущего, из океана подсознания, hṛdyāt samudrāt, но враг, Вритра, запер их в тысяче загонов, дабы скрыть от различающего ока, от знания, которое трудится в нас над просветлением сокрытого и освобождением заточенного. Они движутся по пути на границе подсознательного, еще не достаточно прозрачные, если остаются порывистыми в своих движениях, ограниченных нервной деятельностью, в малых формациях жизненной энергии Ваю, vātapramiyaḥ. Но все больше очищаясь опытом сознательного сердца и ума, эти энергии Природы, наконец, становятся способными слиться воедино с Агни, божественной силой Воли, которая крушит их ограничения и сама питается теперь уже полноводными потоками. Это и есть переломный момент бытия, которым смертная природа подготавливает свой переход к бессмертию.
В последнем стихе гимна Вамадева описывает все существование, словно бы утвержденное вверху в обители божественного Пуруши, внизу в океане подсознательного и в Жизни, antaḥ samudre hṛdi antar āyuṣi. В таком случае сознательный ум есть тот канал, через который осуществляется связь между верхним и нижним океанами, между сверхсознанием и подсознанием, между божественным светом и изначальной тьмой Природы.
Ваю есть Повелитель Жизни. Древние мистики рассматривали жизнь как великую силу, пронизывающую все материальное существование и являющуюся условием всей его деятельности. Впоследствии эта идея была сформулирована в концепции Праны, универсального дыхания жизни. В понятие Праны включается вся витальная и нервная деятельность человека, которой управляет Ваю. Однако этому великому божеству посвящено сравнительно мало гимнов в Ригведе, и даже в тех, где он главный адресат, он обыкновенно фигурирует не один, а в окружении других богов, как если бы он от них зависел. Особенно часто он выступает вместе с Индрой, и может даже показаться, что он нуждается в помощи этого высшего божества для выполнения тех задач, которые на него возлагают ведийские риши. Когда речь идет о божественном действии Жизненных сил в человеке, то место Ваю обычно занимает Агни в форме ведийского Коня, Ашвы, Дадхикравана.
Это положение Ваю станет понятным, если мы подробнее рассмотрим фундаментальные представления риши. Их главная концепция заключается в том, что низшее бытие озаряется высшим, смертное – божественным. Свет и Сила, go и aśva, Корова и Конь были объектами жертвоприношения. Сила была условием, Свет – средством освобождения, Индра и Сурья – главными носителями Света. Более того, Силе требовалось, чтобы божественная Воля завладела всеми человеческими энергиями и явила себя в них, а символом этой Воли, мощи сознательной энергии, завладевающей нервной витальностью и раскрывающейся в ней, был скорее Агни, чем Ваю, в особенности Агни Дадхикраван. Ибо именно Агни есть владыка Тапаса, божественного Сознания, выражающего себя в универсальной энергии, которую Прана всего лишь представляет в низшем бытии. Поэтому в гимне Вамадевы, пятьдесят восьмом гимне четвертой мандалы, именно Индра, Сурья и Агни осуществляют великое проявление сознательной божественности из подсознательного. Вата или Ваю, нервная деятельность, – это всего лишь первое условие проявления Разума. Для человека же эта встреча Жизни с Разумом и поддержка, даваемая первой в эволюции второго, и есть наиважнейший аспект Ваю. Вот почему мы обнаруживаем Индру – Владыку Разума и Ваю – Владыку Жизни объединенными в пару, причем Ваю всегда тем или иным образом зависит от Индры; Маруты, силы-мысли, хотя по своему происхождению и представляются в такой же степени энергиями Ваю, как и Индры, для риши важнее, чем сам Ваю, а в своем динамическом аспекте они гораздо ближе Агни-Рудре, чем действительному предводителю легионов Ветра.
Данный гимн – сорок восьмой из четвертой мандалы – последний из трех, в которых Вамадева призывает Индру и Ваю на питие нектара Сомы. Их зовут совместно, как двух повелителей сверкающей силы, śavasaspatī, точно так же, как в другом гимне, из первой мандалы (I. 23. 3), они призываются в качестве владык мысли, dhiyaspatī. Индра управляет ментальной силой, Ваю – силой нервной или витальной, так что их союз необходим для мысли и действия. Их приглашают прибыть в одной общей колеснице и вместе испить нектар Ананды, который приносит с собой энергии, претворяющие смертную природу в божественную. Считается, что Ваю имеет право первого глотка, ибо вначале витальные силы, поддерживающие все остальное, должны обрести способность к экстазу божественного действия.
В третьем гимне, где определяется результат жертвоприношения, призывается один только Ваю, но тем не менее его союз с Индрой четко обозначен. Ваю должен прибыть в колеснице благого света – подобно богине Уше в другом гимне – и испить нектар, дарующий бессмертие[95] . Колесница символизирует движение энергии, и это – отрадное движение уже озаренных витальных энергий, призываемых в форме Ваю. Божественная польза от этого светлого радостного движения описывается в трех первых стихах.
Богу предстоит проявить – вывести на свет сознательной деятельности – жертвенные энергии, которые пока не проявились[96] , которые пока скрыты во мраке подсознательного. В ритуалистической интерпретации фраза может быть переведена: «поглоти приношения, которые еще не съедены»; при использовании же другого значения корня vī ее можно перевести так: «прибудь к жертвенным энергиям, которых еще никогда не достигали», однако с точки зрения символики все переводы сводятся к одному и тому же психологическому смыслу. Энергии и действия, которые еще не были вызваны из подсознания, должны быть высвобождены из тайной пещеры совместным действием Индры и Ваю и обращены на труд.
Ибо они вызываются не ради простого действия нервной ментальности. Ваю предстоит проявить эти энергии, словно бы он – тот, «кто являет блаженство, вершит арийский труд», vipo na rāyo aryaḥ. Эти слова в достаточной степени характеризуют и природу вызываемых энергий. Возможно, однако, что фраза содержит скрытый намек на Индру и, таким образом, указывает на то, что далее выражается ясно, – на необходимость, чтобы действием Ваю управляла озаренная и возвышенная сила более блистающего бога. Ибо именно озарение, даруемое Индрой, ведет к раскрытию тайны блаженства, и сам Индра есть первый вершитель Труда. Среди богов термин арья (arya) чаще всего применяется в отношении Индры, Агни и Сурьи, он с непереводимой лаконичностью описывает тех, кто поднимается к благородному устремлению, кто вершит великий труд как жертвоприношение, дабы достичь добра и блаженства.
Во втором стихе необходимость руководства Индры утверждается с особой ясностью. Ваю должен прибыть, устраняя все несогласия, которые могут помешать проявлению непроявленного, niryuvāṇo aśastīḥ. Буквально слово aśastīḥ означает «не-выраженности», что описывает попытки темных сил, подобно Вритре, продолжать укрывать свет и энергию, которые ждут своего раскрытия и готовы быть призванными к выражению через воздействие богов и орудие Слова. Слово есть энергия, которая выражает, śastram, gīḥ, vacas. Но оно должно оберегаться божественными Силами, которые дают ему произвести необходимое воздействие. Эта работа приходится на долю Ваю; ему предстоит развеять все силы отрицания, затемнения, непроявления. Для выполнения этой задачи Ваю должен прибыть «со своими конями в упряжке и с Индрой-возницей», niyutvān indra-sārathiḥ. Кони Индры, Ваю, Сурьи имеют каждый свое собственное обозначение. У Индры кони hari или babhru – золото-рыжие или ярко-гнедые; у Сурьи – harit, что означает более глубокое, более интенсивное свечение; у Ваю же кони – niyut, упряжные, ибо они представляют собой те динамичные движения, которые сопрягают энергию с ее действием. Но хотя это кони Ваю, править ими должен Индра: движения Властителя нервной и витальной энергии направляет Властитель ума.
На первый взгляд может показаться, будто третий стих[97] вводит в гимн не связанную с ним идею: в нем говорится о темном Небе и Земле со всеми их формами, послушными или следующими в своих трудах за движениями Ваю в его, ведомой Индрой, колеснице. Небо и Земля не называются по имени, но описываются как два черных, или темных, вместилища субстанций или вместилища богатств, vasu-dhitī; но последний компонент слова («вместилища» – в двойственном числе) с достаточной прозрачностью указывает на то, что речь идет о Земле и о Небе, ее спутнике. Надо отметить, что здесь имеется в виду не Небо-отец и Земля-мать, а две сестры, rodasī, женские формы неба и земли, которые символизируют общие энергии ментального и физического сознания. Это их темные состояния – замутненное сознание между двумя границами, границами ментального и физического бытия – благодаря радостному движению нервного динамизма начинают действовать в согласии с этим движением, т. е. под контролем Ваю, и высвобождают свои скрытые формы; ибо все формы сокрыты в них и нужно лишь побудить их проявить эти формы. Таким образом, мы обнаруживаем, что третий стих завершает смысл двух предшествующих. Как всегда, когда Веда правильно понята, ее стихи разворачиваются, раскрывая мысль в глубокой логической и чрезвычайно значимой последовательности.
