Остается вопрос, можем ли мы надеяться на то, чтобы в совершенстве познать силы природы, свойства заключающихся в ней вещей и вытекающие из их сочетаний действия? Знаем ли мы, почему магнит притягивает железо? В состоянии ли мы объяснить явления света, электричества, упругости? Знаем ли мы тот механизм, благодаря которому известное видоизменение мозга, называемое нами волей, приводит в движение наши руки? Можем ли мы объяснить себе, как наш глаз видит, наше ухо слышит, наш ум понимает? Если мы не в состоянии понять повседневнейших явлений природы, то на каком основании отказываем мы ей в способности производить без содействия постороннего, менее известного, чем она сама, активного начала другие, непонятные для нас явления? Становимся ли мы умнее от того, что по поводу явлений, истинных причин которых не можем найти, нам всякий раз говорят, будто эти явления произведены могуществом или волей божества, то есть вызваны каким-то совершенно неизвестным нам активным началом, которое мы представляем себе еще хуже, чем любую естественную причину? Неужели достаточно простого звука, с которым мы не можем связать никакого определенного содержания, чтобы дать объяснение возникающим у нас вопросам? Что означает слово бог, как не недоступную нам причину явлений, которые поражают нас и которых мы не можем объяснить? Если мы будем честны с самими собой, то должны будем согласиться, что лишь незнание естественных причин и сил природы породило богов; лишь невозможность покончить с этим незнанием, составить себе ясные представления о происхождении вещей и открыть истинный источник вызывающих удивление или страх явлений заставляет большинство людей думать, будто идея о боге необходима, чтобы понять те явления, до истинной причины которых они не могут добраться. Вот почему считают безумцами всех тех, кто не видит нужды допускать существование какого-то неизвестного активного начала, какой-то скрытой энергии, которую люди благодаря своему незнанию природы помещают где-то вне ee.
Все явления природы неизбежно порождают в людях различные чувства. Одни полезны им, другие вредны; одни вызывают их любовь, восхищение, признательность, другие - беспокойство, отвращение, отчаяние. Люди сообразно различным испытываемым ими чувствам любят явления, вызывающие в них различные страсти, или боятся их; они соразмеряют эти чувства с испытываемыми ими воздействиями; их восхищение, их страх растут тем больше, чем обширнее, могучее, непонятнее, непривычнее, интереснее для них поражающие их явления. Человек неизбежно считает себя центром всей природы: действительно, он может судить о вещах лишь в зависимости от того, как они воздействуют на него; он может любить лишь то, что считает благоприятным для себя; он неизбежно ненавидит и боится всего того, что заставляет его страдать; наконец, как мы видели, он называет беспорядком все то, что нарушает деятельность его организма, и полагает, что все в порядке, не испытывая чего-либо не соответствующего его способу существования. Под влиянием всех этих идей человек уверил себя, будто природа создана для него одного, будто в своих творениях она имеет в виду лишь его и могущественнейшие причины, которым она подчинена, производят все изменения во вселенной только ради его блага.
Если бы на земле были другие мыслящие существа помимо человека, то они, по всей вероятности, стали бы жертвой того же самообмана, что и он: этот самообман основывается на том исключительном, привилегированном положении, которое необходимым образом приписывает себе каждый индивид и в которое он верит до тех пор, пока опыт и размышление не внесут соответствующих поправок.
Таким образом, если человек доволен своей участью, если все его дела в порядке, то он восхищается той причиной, в которой видит основу своего благополучия, или любит ее; если же человек недоволен своим существованием, то он ненавидит причину, по его мнению порождающую это неприятное состояние, и боится ее. Но благополучие сливается для нас с нашим существованием; когда оно привычно и длится непрерывно, мы перестаем его чувствовать, считаем его присущим нашей природе, заключаем, что созданы для вечного счастья, находим естественным, что все содействует нашему самосохранению. Совсем иначе мы относимся к тем явлениям, которые не нравятся нам: страдающий человек поражается происходящему в нем изменению; он считает это изменение противоестественным, так как оно противоречит его собственной природе; он думает, что причиняющие ему боль явления противны порядку вещей; он считает, что в природе произошло какое-то расстройство, если она не доставляет ему подходящих ощущений; он заключает на основании этого, что эта природа или приводящее ее в движение активное начало раздражены против него.
Мы видим, таким образом, что почти нечувствительный к добру человек очень живо воспринимает зло; считая добро естественным, он находит зло противоестественным. Он не знает или забывает, что составляет часть некоего целого, образованного совокупностью веществ, из которых одни находятся в соответствии друг с другом, а другие противоположны друг другу; что существа со сложной природой одарены различными свойствами, в силу которых они по-разному действуют на доступные их воздействию тела; что эти существа, лишенные доброты или злобы, поступают в соответствии со своей природой и свойствами и не могут действовать иначе, чем они это делают. Только благодаря незнанию этих вещей человек считает творца природы причиной испытываемых им бедствий и признает его злым, то есть раздраженным против него.
Одним словом, человек считает свое благополучие как бы долгом природы по отношению к нему, а своп бедствия - как бы несправедливостью с ее стороны. Будучи убежден, что эта природа создана только для него, он не может допустить, чтобы она заставляла его страдать, если ее не побуждает к этому враждебная ему сила, имеющая свои основания наказывать его. Мы видим, таким образом, что скорее зло, чем добро, было побудительной причиной человеческих размышлении о божестве, источником представлений людей о нем и их поведения по отношению к нему. Если бы человечество испытывало только восхищение перед творениями природы и благодарность к ней за ее благодеяния, то оно никогда не стало бы мучительно размышлять над вопросом об источнике этих вещей; быстро свыкаясь с благоприятными нам явлениями, мы не так трудимся над изысканием причин их, как над исследованием причин тех явлений, которые тревожат нас и доставляют нам неприятные ощущения. Таким образом, человек, размышляя о божестве, всегда задумывался над причиной своих бедствий; эти размышления всегда были напрасны, так как его бедствия, как и его благополучие, являются одинаково необходимым результатом естественных причин, и его мысль, собственно, должна была бы заниматься этими последними, вместо того чтобы придумывать фиктивные причины, о которых он мог составить себе только ложное представление, всегда заимствуя их из наблюдений над собой и из собственных переживаний. Упорно усматривая во всем только себя самого, человек никогда не замечал всеобъемлющей природы, ничтожную часть которой он составляет.
Между тем достаточно было бы небольшого размышления, чтобы заставить его отказаться от этих взглядов. Все доказывает нам, что испытываемые нами добро и зло зависят от причин, которые действуют на нас и которых не может не испытывать существо, одаренное способностью ощущать. Естественно, что в природе, состоящей из бесконечно разнообразных вещей, столкновение противоположных веществ нарушает порядок и способ существования не соответствующих им существ: природа во всем действует согласно определенным законам; испытываемые нами добро и зло являются необходимыми следствиями свойств, присущих существам, в сфере действия которых мы находимся. Наше рождение, которое мы считаем благом, такой же необходимый факт, как и наша смерть, в которой мы видим несправедливость судьбы. Всем сходным вещам свойственно соединяться, чтобы образовать некое целое; всем сложным вещам свойственно гибнуть или распадаться - одним раньше, другим позже; всякое существо, разлагаясь, дает начало новым существам; эти последние гибнут в свою очередь, вечно выполняя неизменные законы природы, существующей лишь в силу постоянных изменений всех своих частей. Эту природу нельзя считать ни доброй, ни злой; все происходящее в ней необходимо. То самое огненное вещество, которое является в нас принципом жизни, часто становится виновником нашей гибели, причиной пожара какого-нибудь города, взрыва какого-нибудь вулкана. Та самая вода, которая, циркулируя в нашем организме, так необходима для нашего существования, оказавшись в избыточном состоянии, влечет за собой смерть от удушья, становится причиной наводнений, часто поглощающих сушу вместе с ее обитателями. Тот самый воздух, без которого мы не можем дышать,- причина бурь и ураганов, сметающих с лица земли все плоды труда смертных. Стихии, сочетаясь между собой определенным образом, не могут не обращаться против нас; необходимое следствие этого - всякого рода болезни, эпидемии, голод, опустошения, о предотвращении которых мы с воплями умоляем глухие к нам силы; но они удовлетворяют наши мольбы лишь тогда, когда причинившая нам столько бедствий необходимость приводит вещи в соответствующий нашей природе относительный порядок, который всегда был и будет мерой наших суждений.
