При этом скорее Вавилон, нежели Иерусалим, был формальным центром тогдашней еврейской культуры (и еврейской экономики), но культуры не создающей, а сохраняющей и воспроизводящей. Можно даже высказать предположение: а не тогда ли и не там ли начали складываться некоторые типические черты позднееврейской культуры, обеспечившие ее долгую цивилизационную судьбу, в том числе устойчивость ко внешнему воздействию? В любом случае, очень вероятно, что именно в Вавилоне продолжалось совершенствование и изучение священных текстов и что некоторые горячие идеалисты продолжали время от времени переселяться оттуда на землю отцов. Но великий творческий запас древней Иудеи как политический, так и культурный в персидское время немного иссяк. Это было время передышки и накопления сил, в том числе интеллектуальных. Многие создававшиеся тогда, возможно, и в самом Вавилоне, творения иудейской мысли месопотамского разлива пусть не были столь великими, как древние или некоторые современные им труды палестинские, но смогли в дальнейшем послужить для последних очень крепким фундаментом. В итоге этот период оказался исключительно важным, пусть Иерусалим и не стал столь блистательным, каким его хотели видеть оптимистичные изгнанники VI в. до н.э.
Восстановители разрушенного Навуходоносором города представляли его будущее очень интересным образом — в качестве центра мира. Только духовного ли центра? Или, поставим вопрос чуть иначе, только ли духовного? «И придут народы к свету твоему, и цари — к восходящему над тобой сиянию…. Богатство моря обратится к тебе, достояние народов придет к тебе. Множество верблюдов покроет тебя — дромадеры из Мадиама и Ефы; все они из Савы придут, принесут золото и ладан и возвестят славу Господа. Все овцы Кидарские будут собраны к тебе; овны Неваиофские послужат тебе… Впереди их корабли Фарсисские, чтобы перевезти сынов твоих издалека и с ними серебро их и золото их, во имя Господа Бога твоего… Тогда сыновья иноземцев будут строить стены твои, и цари их служить тебе; ибо во гневе Моем Я поражал тебя, но в благоволении Моем буду милостив к тебе. И будут всегда отверсты врата твои, не будут затворяться ни днем, ни ночью, чтобы приносимо было к тебе достояние народов и приводимы были цари их. Ибо народ и царства, которые не захотят служить тебе, погибнут, и такие народы совершенно истребятся»{165}.
Не напоминает ли будущее величие Иерусалима, по крайней мере внешне, величие Вавилона? Не хотели ли восстановители Иудеи построить одновременно и анти-Вавилон духовный, и нео-Вавилон политический, дабы славить истинного Бога из новой столицы мира?
Не мечтали ли они сменить могучий «град неправедный» на столь же могучий «град истинный»? Нео-Иерусалим по этой мысли — не перерожденный ли Вавилон? Произойти такого в реальности, конечно, не могло и не произошло, но даже отзвуки таких мечтаний весьма примечательны. Все-таки Вавилон оставил в еврейских священных текстах совершенно неизгладимый след.
Этому следу Вавилон обязан своим дальнейшим мифологическим существованием, пусть очень однобоким. Сами вавилоняне ушли из истории почти бесследно, не оставив после себя цивилизации-преемника. Единственным передатчиком их традиций были евреи, по известным причинам приставившие ко всем фрагментам вавилонского наследия большущий отрицательный знак. Подобное отношение в полной мере переняла цивилизация христианская, сведшая величайшую культуру к нескольким негативным мифам и весьма несимпатичным образам, и долго отказывавшаяся признать свои вавилонские корни.
Вплоть до сегодняшних дней распространена концепция «греческого чуда» ex nihilo: дескать, до древних эллинов цивилизации не было, а они ее единолично изобрели и благополучно передали на просвещенный Запад[540]. При этом с легкостью отметаются как неоднократные свидетельства самих греков, так и многочисленные археологические находки, подтверждающие громадное влияние (прямое или опосредованное), которое Восток напрямик или через посредников, оказал на формировавшийся в VII–V вв. до н.э. мир классической Греции. Подобная реакция естественна: как можем мы, самые демократичные, высокоморальные и богобоязненные, вести свою культурную родословную из обители разврата, столицы многих деспотов, источника мировой гордыни и центра непослушания Господу? Настолько велика оказалась «антивавилонскость» библейских текстов, что Вавилон в качестве абсолютно негативного символа заслонил другую древнюю культуру, о которой в Ветхом Завете тоже нет ни одного хорошего слова. Речь идет о Египте.
Во всем Священном Писании Египту отведена одна положительная фраза. Находится она в Новом Завете. Излагая речь Стефана перед синедрионом, приговорившем первого главу христианской общины Иерусалима к смертной казни, автор Деяний Апостолов делает краткое изложение истории Израиля. И, в частности, говорит следующее: «И научен был Моисей всей мудрости Египетской и был силен в словах и делах»{166}. Каким-то невероятным образом вся дальнейшая европейская традиция восприятия Египта основывалась на этой единственной фразе. Поколения образованных европейцев искали ключ к означенной «мудрости», поднимали на щит так называемые герметические тексты, сравнивая их с Новым Заветом (!), и пытались сначала объяснить, а потом расшифровать иероглифы. Вдобавок они породили интеллектуальную моду на Египет, выразившуюся в расстановке древних статуй и обелисков на площадях и набережных европейских столиц (от Парижа и Рима до Петербурга), в масонских ритуалах и даже в сюжетных поворотах «Волшебной флейты» Моцарта. К этому можно добавить многочисленные романы о древнеегипетской жизни, а ныне и фильмы.
В итоге был создан миф о Египте, о главной из древних цивилизаций, значительно более известной общественному историческому сознанию, чем ее месопотамская сестра (кстати, старшая){167}. Надо признать, что этому способствовала и лучшая сохранность древнеегипетских памятников и их географическая близость к Европе. Да ведь Египет долгое время и был почти частью Европы — важнейшей и неотъемлемой областью греко-римского мира, и долгое время в качестве таковой воспринимался различными мыслителями. Может быть, поэтому все, написанное о Египте в Книге Исхода (а также в исторических и пророческих книгах Библии), никак не проецировалось на алкавших эзотерической мудрости богобоязненных европейцев. И поиски эти никогда не осуждались и самой церковью, ибо каким-то образом Вавилон настолько крепко воплотил в себе весь отринутый, дохристианский мир, что дал возможность потомкам изучать египетское и греческое наследие. За свой счет.
В один прекрасный момент Египет поглотил даже самую неотъемлемую часть Вавилона — его имя. Когда-то на берегу Нила была деревня, основанная, скорее всего, вавилонскими переселенцами — наемниками или пленными. Ее называли Вавилоном — обычное дело; в Северной Америке тоже достаточно Лондонов и Парижей. В VII в., во время арабского завоевания Египта, командующий армией наместника Пророка[541] очень не хотел вести войска на квартиры в Александрию. Достойный воитель славился строгими нравами — такое довольно часто случалось на заре мусульманской истории. С точки зрения суровых детей пустыни, только начинавших свой победоносный путь по миру, знаменитейший порт представлял собой законченный источник разврата (и судя по всему, несмотря на многие перипетии, сохранил такую репутацию до XX в.). Поэтому лагерь был разбит в вышеозначенной деревне, постепенно превратившейся в великий город Каир — столицу Фатимидов и наследовавших им династий. Прежнее же имя поселения еще долго не исчезало и даже стало обозначать весь средневековый Египет, особенно для европейцев[542].
Прежде чем сказать о нескольких замечательных легендах, окончательно отодвинувших Вавилон «из царства света», немного поразмышляем о, собственно, исторических причинах заката древней цивилизации и ее почти бесследного, вплоть до XIX в., исчезновения. Что такое потеря культурного обаяния — задокументированная неспособность великого города вербовать себе новых адептов, новых вавилонян? Ведь аккадская культура отнюдь не умерла в одночасье. Например, культовое и даже административное использвание нововавилонского диалекта аккадского языка продолжалось и при парфянской династии Аршакидов, правивших Междуречьем с конца II в. до н.э., а последние клинописные записи халдейских астрономов датируются примерно 75 г. н.э. Возможно, они делались и позже, но уже не на обожженных табличках, а на не дошедших до нас пергаментах. Что случилось с окружающим Вавилон миром, отчего постепенно уходившая цивилизация оказалась ему совершенно не нужна, никоим образом не востребована? Дело ведь не только в постепенном исчезновении аккадской клинописи, сменившейся арамейским алфавитом, не только в приходе культуры персидской, а потом эллинской, а в том, что эти культуры были абсолютно не заинтересованы в вавилонском наследии.
