Настоятель монастыря, будущий священномученик архимандрит Исаакий, старшие монахи – отцы Досифей, Мелетий и другие – вынуждены были покинуть Оптину и поселиться в Козельске. О. Кирилл уже с 1921 года находился там на квартире, – но еще имел возможность посещать оптинские богослужения. С 1923 года только о. Никон с необходимым клиром оставался в монастыре, в последнем храме, пока и его не закрыли. О. Никон к этому времени стал умудренным духовным наставником. Его благословили принимать богомольцев старец Нектарий и архимандрит Исаакий. Есть сведения, что о. Кирилл, живя в Козельске, тайно секретарствовал у старца Нектария, ездил к нему за 60 верст. Об этом вспоминает матушка Евгения Рымаренко, – в начале Петровского поста 1923 года она с мужем, священником Адрианом, ехала из Козельска в Холмищи и с ними отправился туда «секретарь батюшки о. Кирилл Зленко».
В 1924 году был закрыт последний оптинский храм. О. Никон поселился в Козельске в том же доме, что и о. Кирилл, – и у них тут было общее хозяйство (они вместе делали запас дров и продуктов на зиму). К о. Никону приходило очень много духовных чад его, которые вынуждены были соблюдать осторожность, – власти следили за монахами. Есть фотография 1924–1925 годов, где сняты отцы Никон, Кирилл, Геронтий и Рафаил. Они в монашеской одежде, волосы причесаны на прямой пробор, лица серьезные, сосредоточенные, кажется, что у них и зубы крепко сжаты от внутреннего напряжения, – видно, что они в борьбе, что сдаваться не собираются. В 1925 году отцы Никон и Кирилл ездили в Киев, куда пригласила их настоятельница женского Покровского монастыря (издавна приверженная к Оптиной, с тех пор, когда она была настоятельницей монастыря «Отрада и утешение» под Калугой) матушка София (Гринёва), – там, по ее желанию, они постригли много сестер в мантию, – всё это потом были мученицы и исповедницы.
4 июня 1927 года иеромонах Никон и иеродиакон Кирилл были арестованы. Из рассказов матушки Серафимы (Бобковой), которая вместе с сестрой Анастасией тогда работала в Оптинской больнице, после закрытия монастыря – уездной, – нам известны подробности этого события. 3 июня о. Никон был в Оптиной, в келлии при больнице, где писал письма. Уходя, он сказал м. Анастасии: «Завтра приходи пораньше, о. Кирилл хочет проверить, как ты читаешь утренние молитвы». – «Как пораньше? Я могу в пять». – «В пять рано. Приходи в семь». И велел ей принести написанные им письма. Утром она немного проспала, взяла письма и побежала бегом в Козельск. В это время в больницу пришел о. Иаков и спросил Ирину (так звали тогда м. Серафиму): «Где Настя?» – «Побежала». – «Останови. У нас обыск, арестовано пять человек». – Ирина бросилась вслед, но было поздно… Там, где жили отцы Никон и Кирилл, шел обыск. Калитка была открыта. Чекист Блинков, следивший за оптинскими монахами, увидел Анастасию: «Сама прибежала, птичка. Садись». Она была у них на учете. Делали обыск у о. Никона и о. Кирилла. Арестованные отцы сидели у стола, потупившись. Письма были у Анастасии под мышкой. Она хотела убежать и выбросить письма – кинулась через кухню в коридор и к калитке. Блинков выстрелил вверх, схватил ее за руку, привел в дом.
Затем отцов Никона и Кирилла, а также и Анастасию, повели в ЧК под конвоем. За ними везли на телеге духовные книги, взятые у отцов, – «вещественные доказательства» их «вины»… Из Козельска их отвезли в Калужскую тюрьму. Там о. Кирилл, уже болевший – примерно с 1921 года – туберкулезом, был направлен в канцелярию при тюремной больнице. О. Никон и м. Анастасия водворены были в одиночные камеры. 27 января 1928 года о. Никон с многочисленным этапом отправлен был в северную ссылку, а о. Кирилл – в Кзыл-Орду в Туркестан. Матушка Анастасия по ее просьбе была отпущена с ним, стала его келейницей, так как он нуждался в помощи. В августе того же 1928 года им разрешено было вернуться, – они поселились в Белёве, где в это время жил архимандрит Исаакий, бывший настоятель Оптиной Пустыни. Вскоре о. Кирилла заставили переменить место жительства, – он перебрался в город Козлов, где тогда находились оптинцы. Это о. Севастиан, бывший келейник старца Нектария, а в будущем – благодатный старец, прошедший лагеря и ссылку, – преподобный Севастиан Карагандинский. Жил там и бывший келейник архимандрита Исаакия иеромонах Дионисий, здешний уроженец. Вернувшись сюда, он стал настоятелем одного из деревенских приходов, поселился у вдовой сестры. Здесь он дал приют и о. Кириллу с м. Анастасией.
Летом 1931 года о. Кирилл узнал о кончине о. Никона, умершего от туберкулеза в ссылке, в деревне под Пинегой. «Не думал я, что не увижу уже о. Никона, – писал о. Кирилл. – Последний раз мы с ним виделись 30–31 декабря 1927 года в Калужской тюрьме; 6 января я вышел из тюремной больницы и уехал на свой счет в Туркестан, а о. Никон 27 января 1928 года – с этапом в известное вам место. Я болею туберкулезом легких лет 10 и думал, что умру прежде о. Никона, но Господь судил иное – о. Никон ушел в вечность, а я еще дышу и двигаюсь, хотя и с трудом – слабость и одышка ужасные. Об о. Никоне я особенно жалею. Мне хотелось его видеть и о многом говорить, но теперь всё кончено. Сошлись мы с ним в 1907 году в Скиту Оптиной Пустыни, где мы жили в числе братии, оба учились иноческой жизни у старца Божия о. Варсонофия, оба помогали старцу в его обширной переписке с духовными детьми, а затем, когда о. Никон был монастырским письмоводителем, я вместе с другими сотрудничал ему. После ликвидации монастыря жили в городе на одной квартире, и, в конце концов, вместе были взяты весной 1927 года и отведены туда, куда не хотели. Искренно уважал я о. Никона за его простоту и любовь к иноческой внутренней жизни, за его любовь к ближним. Хорошо было с ним и всегда можно было отдохнуть и согреться около него душой. Вечная ему память. Трогательно всё это – как жизнь и кончина о. Никона, так и память о нем среди знавших его. Царство ему Небесное. А остальным добрым инокам и верующим душам из мирян да поможет Господь в подвиге христианской жизни».
За несколько дней до кончины о. Никона иеромонах Парфений, тоже оптинский, бывший в ссылке в тех же местах, видел сон: о. Никон вдвоем с о. Кириллом, с чемоданами в руках, куда-то шли. Отец Парфений спросил: «А меня-то возьмете с собой?» Отец Никон ответил ему «Ты как хочешь, а Кирилла я не оставлю…» – и оба пошли дальше.
Когда пришел час о. Кирилла, когда он изнемог и уже не вставал с одра болезни, возле него были отцы Севастиан и Дионисий. Матушка Анастасия тоже была при нем, делая всё необходимое. «Отец Кирилл, – сказал о. Севастиан, – ты умираешь; помолись за меня и за сестру Анастасию». О. Кирилл в знак согласия опустил голову. Несколько мгновений спустя он тихо произнес: «Слава Тебе, Господи!» и предал свою чистую душу Богу своему. Это было 19 июля 1932 года (по ст. стилю). Отпевали и хоронили его отцы Севастиан и Дионисий. Около сорока четырех лет прожил этот оптинский монах, исповедник веры Христовой. Так умирали оптинцы, лишенные своей обители, – в ссылке, под пулями. И лишь редким из них дал Господь пережить годы гонений и послужить где-нибудь на приходе, в храме Божьем. Так друг о. Кирилла о. Рафаил (Шейченко) после ссылки служил в храме в Козельске. Он умер 19 июня 1957 года. Его келейница, бывшая шамординская монахиня м. Татьяна, видела сон, будто о. Рафаил стоит у подножия лестницы, по которой к нему спускаются с неба о. Никон (Беляев) и о. Кирилл (Зленко) в белых одеждах. Взяли они под руки о. Рафаила и начали возводить на небо. Да, они там, во дворах небесных у Господа, молитвенники наши, оптинские братья, много пострадавшие здесь, на земле, – среди них иеродиакон Кирилл (Зленко), прославивший Господа своей монашеской жизнью и мучительной смертью: «Слава Тебе, Господи!»
Схиигумен Павел, без сомнения, выдающаяся личность, – это один из оптинских монахов-подвижников, с юности призванный Господом к духовной жизни во Христе, девственник, наследник оптинского старчества, исповедник, пострадавший за веру Христову. Несмотря на неимоверные трудности, доставшиеся ему, как и многим монахам после революции, он прожил долгую жизнь – девяносто два года. Только шести лет не дожил он до возобновления разрушенной богоборцами Оптиной Пустыни. Новая Оптина его не забыла. В 2002 году оптинские иеромонахи приготовили новый крест на могилу о. Павла, отвезли его в тульское село Черкассы, где он похоронен возле храма, и поставили его. Сведений о его жизни пока собрано не так много, – этот сбор еще впереди. А пока я изложу здесь то, что известно и не подлежит сомнению.
Павел Иустинович Драчёв родился в 1888 году в селе Казанка близ города Елец Орловской губернии в крестьянской семье. Отца звали Иустин, мать – Феодосия. Детей у них было четверо: сыновья Роман, Алексей, Павел и дочь Иустина (впоследствии шамординская монахиня Валентина). Родители были людьми благочестивыми, в особенности мать. Ей очень желалось, чтобы кто-нибудь из ее детей посвятил себя Богу постригся в монашество. Павел, бывши младшим из братьев, с раннего детства прилепился душою к Богу, полюбил домашние и церковные молитвы. Был он тихим и незлобивым. Братьям уступал во всем, избегая споров.
