В: И ничего нельзя изменить, только лёгкий штрих здесь и там?
О: Идея того, что мы можем изменить себя и изменить мир, создала для нас надежду, что каким-то образом это возможно. С этой надеждой вы живёте и с ней вы умираете.
В: Возможны ли перемены?
О: Какого рода изменение вам нужно? Изменение возможно в материальном мире. Например, если вам не нравится форма носа-обрубка, вы можете пойти в клинику пластической хирургии и сделать из него орлиный нос. Если вы чувствуете, что так будет стильно, есть возможно воспользоваться услугами пластического хирурга. Или посредством генной инженерии для нас станет возможным внести изменения в поведенческую модель. Я не претендую на обладание особыми прозрениями в природу вещей или на понимание работы природы в большей степени, чем кто бы то ни было, но всё это я открыл для себя сам. Меня не волнует, примете ли вы то, что я говорю, или нет. Оно самодостаточно. Меня даже не волнуют биологи, психологи или учёные в целом. Если они отмахнутся и назовут это полной чушью, ничего страшного. В любом случае, однажды им предстоит всё это открыть самим.
В: Ну что ж, как можно это открыть?
О: Видите ли, это открытие совершается не в рамках мышления. Иными словами, нет никакого открытия. «Открытие» это неправильное слово.
В: Неправильное слово?
О: Вы воспринимаете уже известное. Иначе не происходит никакого восприятия. Нет никого восприятия нового. Так называемые эпохальные открытия в науке на самом деле никакие не эпохальные открытия. Возьмём, к примеру, физику Ньютона. Некоторое время она отлично работала. Но именно сама ньютоновская физика стала камнем преткновения для квантового скачка, в прямом и переносном смыслах. Каким-то образом кому-то вроде Эйнштейна повезло захватить инициативу и открыть нечто новое.
В: Он действительно открыл нечто новое?
О: На самом деле, оно не ново. Пока вы не свяжете эти две вещи друг с другом — что было прежде и что, как вы думаете, он открыл — вообще нет никакого смысла говорить об этом. Для учёного привлекательно связывать одно с другим и делать выводы. В противном случае открытие не имело бы никакой ценности. Ньютоновская физика не так истинна, не так действенна, с тех пор как была открыта теория относительности. Конечно, ньютоновская физика всё ещё действительна в рамках научного мышления человека. В конце концов, мы восхищаемся всеми этими людьми и награждаем их престижной наградой — Нобелевской премией, тем, сем, прочим. Знаете за что? За технологии, ставшие доступными благодаря открытиям тех людей. Нет никакого иного настоящего открытия. Вообще нет никакой чистой науки. Возможно, я делаю много категоричных утверждений, но им не требуется ничьё признание.
В: Но должно быть…
О: Почему вы говорите «должно быть»? Может и не быть. Тогда куда вы двинетесь от «может и не быть»?
В: У вас определённо были некие переживания, которые помогли вам более ясно понять вещи. Как это произошло? Могли бы вы рассказать о своих переживаниях?
О: Я очень часто пользуюсь термином «оступился». Каким-то образом где-то на моём пути мне пришло на ум, что используемое нами средство, которое мы называем интеллектом, на самом деле не средство понимания чего бы то ни было. Но мне было очень ясно, что интеллект — единственный наш инструмент для понимания чего-либо, и другого инструмента нет. Итак, все наши открытия лишь только улучшения…
В: Улучшения интеллекта…
О: Оттачивание интеллекта. Только и всего. Так что интеллект не помог мне понять ни насущные проблемы моей жизни, ни себя и окружающий мир. На меня как-то снизошло понимание, что это не инструмент и другого инструмента нет.
В: …что человек не обладает инструментом понимания.
О: Кроме этого инструмента нет инструмента понимания чего-либо. Это выбивает опору из-под интуиции или любого другого способа понимания окружающей реальности. Понимать нечего. Вот почему я утверждаю, что вообще нет никакой реальности, оставьте в покое окончательную реальность. У вас нет способа воспринять реальность чего-либо, реальность, которую мы считаем само собой разумеющейся. Мы не воспринимаем ничего кроме известного.
В: Так что мы лишь воспринимаем прошлое. Оно повторяется.
О: Это повторяющийся процесс восприятия того же самого снова и снова. Поэтому мы рождены с надеждой однажды найти нечто необычайное, некий новый опыт. Как только вы говорите, что это нечто, чего вы ранее не испытывали, что это новый опыт, — значит это уже стало частью прошлого механизма восприятия.
В: Вам бывает скучно?
О: Скука возникает только когда вы думаете, что есть что-то более интересное, более важное, более значимое, чем то, что вы делаете.
В: Что ж, вы не чувствуете, что можете…
О: Для меня есть только это.
В: Как вы выбрались из скуки?
О: Хотел бы я знать. Вот почему я пользуюсь термином «оступился». Нет способа передать это кому-то другому. Каждый приходящий и слушающий меня, пытающийся понять то, что я стараюсь донести, теряет своё время, потому что вы не способны ничего слушать не интерпретируя. Интерпретатор — это точка отсчёта, вы сами. Вы результат полноты всех мыслей, восприятий и чувств каждой формы жизни, существовавшей прежде вас. Мысль заинтересована лишь в поддержании собственной непрерывности и существующего положения вещей. Ей не нужны никакие перемены. Она утверждает, что хочет перемен, но единственная перемена, которая ей нужна, это поддержание собственной непрерывности, своего статус-кво. Хотя перемены происходят постоянно, она не желает принимать ничего, что потревожит её статус-кво. К тому же точка отсчёта усиливается и укрепляется, интерпретируя то, что я вам говорю.
В: Но она полностью увязла.
О: Вы не хотите признавать, что любая ваша попытка выбраться из ловушки, в которой вы оказались, лишь затягивает петлю. И выхода нет.
В: Итак, нам остаётся признать, что мы попались?
О: Признание подразумевает, что вам всё осточертело. Но говорить так ещё ничего не значит.
В: Поэтому мы вынуждены иметь цель в жизни?
О: Почему мы ищем цель или смысл? Зачем?
В: Зачем? Видите ли, в этом и вопрос. Зачем?
О: Вы скажите, зачем? Почему должен быть некий смысл? Вопрос «Как жить?» никак не связан с деятельностью живого организма. Он уже живёт всё это время. Ему не надо спрашивать: «Как жить?». Вопрос «Как жить?» наложен на живой организм.
В: И поиск смысла абсурден?
О: Очевидно, вы не видите никакого смысла. Вы не видите в жизни никакой цели. Очевидно, вы не видите. (смеётся) Я не говорю лишь о вас. Я о людях в целом. Для меня задавать этот вопрос: «В чём смысл жизни?» — так глупо, так бессмысленно, так абсурдно. На самом деле нас интересует процесс жизни, а не жизнеописание. Проблема жизни стала очень утомительным делом: жить с кем-то ещё, жить со своими чувствами, жить с собственными идеями. Иными словами, нас зашвырнули в систему ценностей. Понимаете ли, система ценностей ложна.
В: …будто повсюду клей.
О: Мы пытаемся подогнать себя под полностью ложную систему ценностей. Она вас дурачит. Но вы не готовы признать, что она дурачит вас. Вы потратили много энергии на подгонку себя под рамки системы ценностей.
В: Как добраться до точки, в которой возникнет желание согласиться с собственной ложность?
О: «Как» подразумевает, что вы хотите узнать от кого-то…
В: Вы имеете в виду задавание вопроса…
О: Это добавочный импульс: знать, знать и знать. Вот почему мы постоянно задаём этот вопрос: «Как?». «Как?» означает, ваше желание знать. Что это за «я», воспринимаемое вами? «Я», которое вы знаете как себя, — результат импульса знания, перешедшего к нам. У него есть вопрос, который вы считаете очень разумным вопросом. Посредством вашей потребности в ответе на этот вопрос оно желает знать, как добавить знанию импульс.
В: Так это трюк. Оно нас дурачит.
О: Оно знает, что задавая вопрос добавляет себе импульс. Это не «вы», потому что «вас» не существует. Нет вообще никакого индивидуума. Культура, общество или как ещё вы их там называете, создали «вас» и «меня» с единственной целью поддержания собственной непрерывности. Но в то же самое время нас заставили поверить, что мы должны стать индивидуальностями. Эта двойственность создала для нас невротическую ситуацию. Нет никакой индивидуальности, и нет никакой свободы действия. Я не излагаю философию фатализма или нечто подобное. Именно это расстраивает нас. Потребность подогнать себя под рамки системы ценностей потребляет огромное количество энергии, и мы ничего не можем сделать для решения жизненных проблем. Вся энергия потребляется на запросы общества или культуры, или как вы их называете, чтобы поместить вас в рамки системы ценностей. В ходе этого у нас не остаётся энергии на решение других проблем. Но те проблемы, то есть жизненные проблемы, очень просты.
