CCCCIII. От Марка Целия Руфа Цицерону, в Эпир
[Fam., VIII, 17]
Рим, февраль 48 г.
Целий Цицерону привет.
1. Лучше бы мне было быть тогда в Испании, а не в Формиях, когда ты выезжал к Помпею! О, если бы либо Аппий Клавдий был на этой стороне 1974, либо на той стороне 1975 Гай Курион, дружба с которым понемногу и вовлекла меня в это гибельное дело! Ведь здравый ум у меня, я чувствую, отнят гневом и любовью 1976, не говоря уже о том, что когда я, при отъезде ночью в Аримин 1977, пришел к тебе, то ты, давая мне поручения к Цезарю насчет мира и играя роль удивительного гражданина, пренебрег долгом друга и не позаботился обо мне. И я говорю это не потому, что не верю в это дело 1978; верь мне, лучше погибнуть, чем видеть этих.
2. Итак, если бы не было страха перед вашей жестокостью, мы уже давно были бы выброшены отсюда; ведь, кроме немногих ростовщиков, здесь теперь нет ни человека, ни сословия, которые бы не были помпеянцами 1979. Со своей стороны, я уже добился, чтобы особенно чернь, а также народ, который ранее был нашим, были вашими. «Почему это?» — скажешь ты. Нет, послушай остальное. Я вас заставлю победить против вашего желания. Вы удивляетесь, видя меня Катоном? Вы спите и, мне кажется, до сего времени не понимаете, где мы не защищены и где мы слабы. И я делаю это без всякой надежды на награду, но — что обычно оказывает на меня наибольшее действие — от скорби и негодования 1980. Что вы там делаете? Ждете сражения, — а в этом он 1981 очень силен. Ваших войск я не знаю. Наши привыкли очень жестоко биться и легко переносить холод и голод.
CCCCIV. Титу Помпонию Аттику, в Рим
[Att., XI, 2]
Эпир, март 48 г.
1. Письмо твое я получил в канун февральских нон и в тот же самый день я принял наследство по завещанию 1982. Из моих многих тягчайших забот одна снята, если, как ты пишешь, это наследство может поддержать доверие и мое доброе имя, которое ты, как я понимаю, и без наследства был готов защищать своими средствами.
2. Ты пишешь о приданом; заклинаю тебя всеми богами, возьми на себя все это дело и поддержи эту несчастную 1983 (по моей вине и небрежению) моими средствами, если только они имеются, своими возможностями, которыми тебе не будет обременительно. Заклинаю тебя, не допускай, чтобы она нуждалась во всем, как ты пишешь. На какие же расходы тратятся поступления с имений? Ведь мне никто никогда не говорил, что те 60 000 сестерциев, о которых ты пишешь, были взяты из приданого; ведь я бы никогда не допустил этого. Но это — наименьшая из тех несправедливостей, которые я потерпел; писать тебе о них мне мешают скорбь и слезы.
3. Из тех денег, которые были в Азии 1984, я вытребовал около половины. Мне казалось, что там, где они находятся 1985, они будут в большей сохранности, нежели у откупщиков.
Что касается твоих советов быть твердым духом, то я хотел бы, чтобы ты мог привести какой-нибудь довод, на основании которого я бы мог быть таким. Но если к прочим несчастьям присоединилось также то, что, как мне сказал Хрисипп (ты не сделал никакого намека), готовится насчет дома 1986, то кто когда-либо был несчастнее меня одного? Молю, заклинаю — прости. Больше не могу писать. Каким великим горем я удручен, ты, конечно, видишь. Если бы это было у меня общим с прочими, которые, как кажется, в таком же положении, то моя вина казалась бы мне меньшей и тем более терпимой. Теперь нет ничего, что бы утешило, кроме того, чего достигнешь ты, если только можно достигнуть даже теперь, чтобы я не был поражен каким-либо исключительным бедствием и несправедливостью.
4. Письмоносца я отослал к тебе с опозданием, потому что не было возможности послать. От твоих я получил и 70 000 сестерциев деньгами и из одежды, что требовалось. Пошли, пожалуйста, письма от моего имени, кому сочтешь нужным: моих близких друзей ты знаешь. Если они укажут на отсутствие моей печати и чужой почерк, скажешь, что я от этого отказался из-за надзора.
CCCCV. От Публия Корнелия Долабеллы Цицерону
[Fam., IX, 9]
Эпир, лагерь Цезаря, май 48 г.
Долабелла шлет привет Цицерону 1987.
1. Если ты здравствуешь, радуюсь. И сам я здравствую, и Туллия наша вполне здравствует; Теренция чувствовала себя не так хорошо, но я наверное знаю, что она уже выздоровела. В остальном у тебя все благополучно 1988. Хотя я ни в какое время не должен был вызвать у тебя подозрения, что я более ради своей партии, нежели ради тебя, советую тебе либо соединиться с Цезарем и с нами, либо, во всяком случае, отойти от дел, — особенно теперь, когда победа уже близка, я даже не могу прийти ни к какому другому мнению, кроме того, в духе которого я, как видишь, разумеется, и даю тебе совет, потому что, соблюдая долг 1989, не могу молчать. Ты же, мой Цицерон, примешь это так, чтобы считать (одобришь ты это или не одобришь), что это задумано и написано, конечно, с наилучшими намерениями и величайшей преданностью тебе.
2. Ты замечаешь, что Гнея Помпея не спасают от опасности ни слава его имени и деяний, ни клиентелы царей и народов, которыми он часто кичился 1990, так что даже той возможности, которую имеет любой самый незначительный человек, — уклониться с честью, — он не мог иметь, раз он вытеснен из Италии, раз потеряны Испании, раз взято в плен войско из ветеранов, наконец, раз сам он осажден; не знаю, случалось ли это когда-нибудь с кем-либо из наших императоров 1991. Поэтому, по своей проницательности, обдумай, на что можно надеяться ему или тебе; ведь так ты легче всего примешь решение, которое будет для тебя самым полезным. Ио прошу тебя об одном: если он теперь избегнет этой опасности и удалится на корабли, ты заботься о своих делах и будь, наконец, другом лучше себе самому, чем кому бы то ни было. Ты уже удовлетворил и чувство долга и дружбу, удовлетворил также партию и то государственное дело, которое ты одобрял.
3. Нам остается быть именно там, где теперь существует государство, вместо того, чтобы, стремясь к прежнему государству, быть лишенными всякого. Поэтому, мой любезнейший Цицерон, если Помпей, вытесненный также из этих мест, возможно, будет принужден снова стремиться в другие области, пожалуйста, удались либо в Афины, либо в какой-нибудь мирный город. Если у тебя будет намерение так поступить, пожалуйста, напиши мне, чтобы я прилетел к тебе, если смогу каким-нибудь образом. А все, что тебе, применительно к твоему достоинству, ни потребуется испросить у императора5, тебе, при доброте Цезаря, будет легче всего лично у него испросить; однако и мои просьбы, полагаю, будут оказывать на него не слишком малое влияние. Твоей же обязанностью, при твоей честности и доброте, будет позаботиться, чтобы тот письмоносец, которого я послал к тебе, мог возвратиться ко мне и доставил мне ответное письмо от тебя.
