95 Женщину двое богов одну победили коварно!
Ведомо мне уж давно, что наших стен ты страшишься,
Что опасенья тебе Карфаген внушает высокий.
Где же предел? Куда приведут нас распри такие?
Вечный не лучше ли мир заключить, скрепив его браком?
100 Ты достигла всего, к чему душою стремилась;
Жарко пылает любовь в крови безумной Дидоны.
Будем же вместе царить и сольем воедино народы,
Поровну власть разделив; покорится мужу-фригийцу
Пусть Дидона и вам принесет в приданое царство".
105 Но Венера, поняв, что кривит Юнона душою,
Ради того, чтоб в Ливийском краю, не в Италии крепло
Царство, сказала в ответ: "Неужели найдется безумец,
Кто предпочел бы с тобой враждовать и ответил отказом?
Лишь бы Фортуна была благосклонна к тому, что сулишь ты!
110 Но сомневаюсь я в том, согласятся ль Судьба и Юпитер,
Чтобы город один у троянцев был и тирийцев,
Оба народа слить и союз заключить разрешат ли?
Ты – жена, ты к нему подступиться вправе с мольбами, —
Ты и начни, а я за тобой". И сказала Юнона:
115 "Это забота моя. Но внемли: я поведаю кратко,
Как нам лучше свершить то, чему предстоит совершиться.
Ехать собрался Эней с Дидоной несчастною вместе
Завтра охотиться в лес, чуть только Титан[558] над землею
Встанет и ночи покров распахнет лучами своими.
120 Тучу, несущую град, разолью над ними, едва лишь
Конный рассыплется строй, окружая рощу облавой;
Бурю обрушу на них, всколыхну все небо громами.
Все разбегутся врозь, затерявшись во тьме непроглядной;
Вместе в пещере одной троянский вождь и Дидона
125 Скроются. Буду я там, и, твое коль твердо желанье,
126[559]
Там совершится их брак". Киферея, в спор не вступая,
С ней согласилась, смеясь над ее уловкой коварной.
Встала Аврора меж тем, Океана лоно покинув,
130 С первым лучом из ворот отборный отряд выезжает,
Сети, тенета у всех и с широкими жалами пики,
Мчат массилийцы[560] верхом и прыгает чуткая свора.
Медлит в покоях своих царица; ее на пороге
Знать пунийская ждет; в пурпурной с золотом сбруе
135 Конь звонконогий грызет удила, увлажненные пеной.
Вот в окруженье толпы сама царица выходит:
Плащ сидонский на ней с расписною каймой; за плечами —
Звонкий колчан золотой, в волосах золотая повязка,
Платья пурпурного край золотою сколот застежкой.
140 Следом фригийцы идут, средь них ликует Асканий;
Сам Эней впереди, смыкая оба отряда,
Шествует, спутников всех красотой лица затмевая,
Словно бог Аполлон, когда он, холодный покинув
Край Ликийский и Ксанф, на родной возвращается Делос,[561]
145 Вновь хороводы ведет, и с шумом алтарь окружают
Толпы дриопов, критян, агатирсов с раскрашенным телом;
Шествует бог по Кинфским хребтам, волнистые кудри
Мягкой листвой увенчав и стянув золотою повязкой;
Стрелы в колчане звенят… Такой же силы исполнен,
150 Шел Эней, и сияло лицо красотой несказанной.
Только лишь в дебрях лесных на горах они появились, —
Прянув с высокой скалы, помчались дикие козы
Вниз по хребту; с другой стороны по открытым полянам,
Пыль поднимая, стада побежали быстрых оленей,
155 В страхе сбившись тесней, чтоб родные горы покинуть.
Мальчик Асканий верхом на лихом скакуне по долинам
Быстро мчится вперед, то одних, то других обгоняя.
Страстно молит, чтоб вдруг повстречался средь смирных животных
С пенною пастью вепрь иль чтоб лев с горы появился.
160 Громкий рокот меж тем потряс потемневшее небо,
Черная туча пришла, чреватая градом и бурей.
Свита тирийская вся, молодые троянцы и с ними
Внук Венеры благой, Дардана правнук, помчались
По полю, крова ища. Побежали по кручам потоки.
165 В темной пещере вдвоем троянский вождь и Дидона
Скрылись. Тотчас Земля и Юнона, вершащая браки,
Подали знак: огнями эфир, соучастник союза,
Вспыхнул, и воплями нимф огласились окрестные горы.
Первой причиною бед и первым к гибели шагом
170 Был тот день. Забыв о молве, об имени добром,
Больше о тайной любви не хочет думать Дидона:
Браком зовет свой союз и словом вину прикрывает.
Тотчас Молва понеслась меж ливийцев из города в город.
Зла проворней Молвы не найти на свете иного:
175 Крепнет в движенье она, набирает силы в полете,
Жмется робко сперва, но потом вырастает до неба,
Ходит сама по земле, голова же прячется в тучах.
Мать-Земля, на богов разгневавшись, следом за Кеем
И Энкеладом[562] Молву, как преданья гласят, породила,
180 Ног быстротой ее наделив и резвостью крыльев.
Сколько перьев на ней, чудовищной, страшной, огромной,
Столько же глаз из-под них глядят неусыпно и столько ж
Чутких ушей у нее, языков и уст говорливых.
С шумом летает Молва меж землей и небом во мраке
185 Ночи, и сладостный сон никогда ей век не смежает;
Днем, словно стражник, сидит на верхушке кровли высокой
Или на башне она, города устрашая большие,
Алчна до кривды и лжи, но подчас вестница правды.
Разные толки в те дни средь народов она рассыпала,
190 Радостно быль наравне с небылицей всем возвещая:
Будто явился Эней, рожденный от крови троянской,
Принят Дидоной он был и ложа ее удостоен;
Долгую зиму теперь они проводят в распутстве,
Царства свои позабыв в плену у страсти постыдной.
195 Людям вложила в уста богиня гнусная эти
Речи везде и к Ярбе-царю направила путь свой,
Вестью душу ему зажгла и гнев распалила.
Царь был нимфой рожден и Аммоном[563] в стране гарамантов;
Сто святилищ Отцу огромных в царстве обширном,
200 Сто он воздвиг алтарей и возжег огонь негасимый,
Стражу бессменную к ним приставил и жертвенной кровью
Почву вкруг них утучнил и цветами украсил пороги.
Царь в исступленье души, оскорбленный горькой молвою,
Перед лицом великих богов к алтарям припадая,
205 Руки к небу воздев, горячо молил громовержца:
"О всемогущий Отец, тебе возлияния мавры
Влагой Ленея творят, на ложах пестрых пируя.
Видишь ли ты? Иль молний твоих мы напрасно страшимся?
Иль вслепую огни сверкают в небе, пугая
210 Души людей, и впустую гремят раскаты, Юпитер?
Женщина, в наших краях блуждавшая, город ничтожный,
Нам заплатив, создала: уступил я ей берег под пашню,
Я указал ей, где жить, – а она потом отказалась
В брак со мною вступить и власть вручила Энею
215 В царстве своем! Этот новый Парис с полумужеской свитой,
Митрой фригийской прикрыв умащенные кудри,[564] владеет
Тем, что похитил у нас! Так зачем дары в изобилье
В храмы твои мы несем и мечтою тешимся тщетной?"
Этой горячей мольбе алтарь обнявшего сына
220 Внял всемогущий и взор устремил на чертоги царицы
И на любовников двух, о доброй славе забывших.
Тотчас Меркурию он такое дает повеленье:
"Сын мой, ступай, Зефиров зови и к владыке дарданцев
Ты на крыльях слети: он теперь в Карфагене тирийском
225 Медлит, забыв об иных городах, судьбой ему данных, —
Все, что скажу я, ему отнеси ты с ветром проворным:
Мать, за сына моля, не это нам обещала
И не затем два раза его спасала от греков, —
Но чтоб Италией он, вековую державу зачавшей,
230 Правил средь грома боев и от крови Тевкра высокой
Род произвел и весь мир своим подчинил бы законам.
Если ж его самого не прельщает подвигов слава,
Если трудами хвалу он себе снискать не желает, —
Вправе ли сына лишить он твердынь грядущего Рима?
235 Что он задумал? Зачем средь враждебного племени медлит?
Разве о внуках своих, о Лавиния пашнях не помнит?
Пусть отплывает! Вот все, что от нас ему возвестишь ты!"
Так он молвил, и сын, готовый исполнить немедля
Волю отца, золотые надел сандалии тотчас
240 (Крылья на них высоко над землей и над гладью морскою
Носят повсюду его с быстротой дуновения ветра);
После взял он свой жезл, которым из Орка выводит
Тени бледные бог иль низводит их в Тартар угрюмый,[565]
В сон погружает людей и спящим глаза отверзает.
245 Вот средь клубящихся туч полетел он, жезлом погоняя
Ветры; пред ним крутые бока и темя Атланта:
Небо суровый Атлант головой подпирает могучей,[566]
Черные тучи ему кедроносное темя венчают,
Ветер и дождь его бьют; покрывает широкие плечи
250 Снег пеленой; с подбородка бегут, бушуя, потоки,
Вечным скована льдом, борода колючая стынет.
В воздухе замер над ним, на оба крыла опираясь,
