Когда мелик Баха ад-Дин прибыл назад и стало известно содержание ярлыка, Нозал и Кул-Болат были недовольны тем, что за Коргузом был послан гонец. Когда последний отбыл /225/, Нозал продолжал исполнять свои обязанности, но когда тот вернулся, у него отняли власть и управление провинцией, и он довольствовался командованием войском до 637/1239-1240 года, когда последовал за другими своими друзьями в то место, откуда нет возврата.
[XXVIII] О КОРГУЗЕ
Местом его рождения была маленькая деревенька Барлык [1388], расположенная в четырех фарсахах от Бешбалыка, в западной части страны уйгуров, на дороге, по которой следуют путешественники, попадающие в те места. В 651/1253-1254 году, возвращаясь из орды Императора мира Каана, мы остановились отдохнуть в этом месте и предаться послеобеденному сну, и я припомнил кое-что, что покинуло было страницы моей памяти, а именно один бейт, который был написан о Коргузе покойным Низам ад-Дином Али ас-Садидом из Байхака и прочитан мне, когда мы проезжали через ту деревню:
Утром мы преклонили колени в церкви Барлыка;
и стало мне ясно, что мужи являются на свет в деревнях.
И тогда, в тот самый миг, я прибавил к тому бейту, который выражал его внутреннее убеждение, другие строки того же размера, хотя и не равные ему совершенством:
И я доподлинно узнал, что человека возвышают его стремление и решительность: «когда щедр щедрый человек...» [1389].
И никакое богатство не поможет невежде, если он сойдет с высокой горы.
А потому стремись достичь славы и подлинной чести и не будь многословен — суждение уже вынесено.
/226/ И если он достигнет величия, к которому стремился, он станет подобен молодому дереву, которому настало время плодоносить.
И если он разочаруется в там, на что надеялся, и обманется в своих желаниях — ибо Судьба жестока к людям, Что ж, не стоит винить землепашца за то, что засеянное им поле не было полито дождем,
Как нельзя винить воина за то, что споткнулся его молодой конь.
Так что берись за дело, чтобы ни один злопыхатель не смог упрекнуть тебя,
Хоть Господин Творения и решает все, что уже предопределено.
Я спросил жителей деревни о его родителях. Они отвечали, что его отец происходил из этого народа и умер, когда Коргуз был еще ребенком. У него не осталось никого, кроме мачехи, которая по причине его нежного возраста и его бедственного положения не обращала на него никакого внимания. Когда после смерти его отца прошло некоторое время, ее руки попросил чужестранец, который был уже готов на ней жениться, но Коргуз обратился к или-куту и изложил ему суть дела. А у монголов и уйгуров есть обычай, согласно которому сын обладает властью над женой отца и должен жениться на ней; и или-кут заставил соблюсти этот древний обычай. Однако впоследствии Коргуз отказался от своего права и взял себе лишь некоторую часть имущества, отдав чужестранцу ее руку. Затем он занялся изучением уйгурского письма, в котором вскоре стал весьма искусен. Лелея честолюбивые мысли, он отказывался мириться с низостью удовлетворения тем, что имеешь, и позором смирения. Но одежда его богатства не была достаточно свободной, чтобы покинуть эту землю отчаяния, не имел он и достаточных средств, /227/ чтобы приготовить все необходимое для путешествия. У него не было ни родственника, за чью полу он мог бы ухватиться, ни родича, который избавил бы его от лишений нужды, ни друга, который помог бы ему и поддержал бы его, подарив или ссудив ему немного денег.
Я был избавлен от притеснений размахом моих стремлений,
высотой моих мечтаний и остротой моих наслаждений.
И когда он находился в таком бедственном положении, его двоюродный брат со стороны отца по имени Бешкулак [1390] поручился за него перед одним землепашцем, у которого Коргуз взял в долг денег на покупку коня, оставив ему в залог этого двоюродного брата [1391]. Он купил коня и отправился в орду Бату [1392]. Прибыв туда, он поступил на службу к одному из эмиров двора и был назначен табунщиком. Через некоторое время Коргуз проявил свои способности, и был взят эмиром служить ему лично. Прошло еще некоторое время, и он стал фаворитом. Как-то раз, когда он вместе с тем эмиром сопровождал на охоту Туши, был получен ярлык от двора Чингисхана, содержание которого должно было вызвать радость и ликование. Поскольку в тот момент среди них не было секретарей, которые могли бы прочесть ярлык, стали искать человека, знающего [уйгурское] письмо. Было указано на Коргуза, и его доставили к Тоши. Он прочитал ярлык, и держался при этом с такой учтивостью, которую трудно было ожидать от какого-то стремянного (rikābī) или дворового слуги (bīrūnī). Его манеры и чтение понравились Туши, который велел зачислить его секретарем. Выказывая почтение эмиру и соблюдая правила приличия и требования службы, он увеличивал [свое влияние], и с каждым днем его дела шли все лучше. Он приобрел известность благодаря своему искусством письма и хорошим манерам, и ему стали поручать обучение монгольских детей. И когда Чин-Темур был назначен баскаком Ургенча, он был отправлен сопровождать его. Он оставался у него на службе, и проявлял ум и способности при решении доверенных ему дел, /228/ и со временем стал пользоваться его полным доверием и был назначен казначеем и заместителем самого Чин-Темура. Последний отправил его к Каану, и когда Каан расспросил его о его жизни, его ответы понравились ему и повергли в изумление присутствующих. Разговор коснулся вопросов, связанных с землями Хорасана, и Каан спросил его о весенних, летних и зимних пастбищах. Он отвечал так: «Слуги владений Императора живут в довольстве и достатке, и птица их сердец парит над горизонтом благополучия. На зимних пастбищах так же хорошо, как в весеннее время, на каждом из них произрастают нарциссы и всевозможные душистые растения, услаждающие душу; а летом горы не уступают Райскому саду с его прелестями и дружным пением всевозможных птиц». Когда он говорил так, облекая свои слова в одежды похвалы и благодарности, доверие Каана к его суждениям, проницательности, уму и способностям возрастало. Эмир Чинкай также, поскольку Коргуз был уйгуром [1393] и, прибыв ко двору Каана, искал его покровительства, поддержал слова последнего, когда тот проявил благоволение к Коргузу. И Коргуз отбыл со всевозможными почестями (soyurghamishī va navākht).
Его прибытие в Хорасан совпало со смертью Чин-Темура. Преемником последнего стал Нозал, на службе у которого он находился, пока от двора Каана не прибыл мелик Баха ад-Дин с сообщением, что ему надлежало отправиться туда с отчетом о положении дел в Хорасане. Нозал и Кул-Болат не хотели, чтобы он ехал туда, поскольку догадывались, что если он вновь окажется при дворе, листва их существования увянет, а пища их жизни станет ядом. А что до самого Коргуза, то он уже задумывался, отыскивая способ, как попасть в орду. Получил же теперь эту возможность, он занялся приготовлениями. Как-то раз в то время он пришел к моему отцу, сахиб-дивану, и сказал: «Судьба подобна птице. Никто не знает, на какую ветку она сядет. Я постараюсь узнать /229/, что именно предопределено вращением небес и каково их повеление».
