— Триграмма указывает на спасительную звезду, — убеждал Чжугэ Цзинь. — Давайте переждем ночь у городской стены. Я уверен — мое предсказание сбудется!
Так как никто не мог предложить ничего лучшего, то братья последовали совету Чжугэ Цзиня.
А в это время Юэ Лэй плакал и бранился в темнице:
— Подлый предатель Цинь Гуй! Мой отец спас государя в горах Нютоушань, разгромил цзиньское войско под Чжусяньчжэнем, уберег государство от гибели! А что сделал ты? Погубил моего отца и старшего брата, а всех родных угнал в Юньнань. Ты еще вспомнишь меня — после смерти я превращусь в духа и уничтожу весь твой род!
Случилось так, что рыдания и брань Юэ Лэя разбудили арестанта из соседней камеры.
— Ну и дурень! — выругался он. — Сын великого человека, а трус! Терпеть не могу таких, кто боится смерти!
— Не обращайте внимания, господин, его завтра отправят в столицу, — сказал тюремщик. — Он не знает, что вы здесь, и ревет во все горло. Подождите, я его сейчас утихомирю!
Арестант был не кто иной, как Оуян Цун-шань, который когда-то перевозил Чжан Бао через реку.
Оуян Цун-шань был силачом, и никто не смел с ним связываться. Но вчера он напился пьяным и устроил драку на улице. Его схватили и водворили в тюрьму. Тюремщик побаивался арестанта и, чтобы тот не скандалил, величал его «господином», старался во всем угодить.
— Пусть его плачет! Вы лучше сделайте вот что… — сказал Оуян Цун-шань и вытащил из-под изголовья деньги, — сегодня у меня день рождения — купите мне курицу, гуся, рыбы, мяса, вина и фруктов. Устроим угощение.
Тюремщик исполнил его просьбу. Пока он раздобывал все, перевалило за полдень.
Когда тюремщик поставил закуски перед Оуян Цун-шанем, тот сказал:
— Раздели на всех арестованных и разнеси по камерам! И малого, который ревел, не забудь!
Тюремщик сделал и это, а затем вернулся к Оуян Цун-шаню. Они выпили и затеяли застольную игру.
Постепенно тюремщик опьянел, повалился на циновку и уснул.
Пользуясь темнотой, Оуян Цун-шань осторожно выбрался из камеры, нашел веревку, подошел к камере Юэ Лэя и тихо сказал:
— Не бойся меня! Я, Оуян Цун-шань, знаю, кто ты, и хочу тебя спасти! — Он снял с юноши кандалы и шепнул: — Следуй за мной!
Во дворе Оуян Цун-шань выломал тюремные ворота, и оба побежали к городской стене. Здесь Оуян Цун-шань обвязал Юэ Лэя веревкой и спустил со стены именно в том месте, где его дожидались друзья. Вот до чего точным было гадание Чжугэ Цзиня!
Когда Юэ Лэй вдруг так неожиданно оказался среди братьев, Ню Тун даже запрыгал от радости:
— Брат Чжугэ Цзинь настоящий волшебник! А я — то его ругал!
— Эй, кто там внизу, берегись! — неожиданно послышался голос со стены.
Не успели юноши сообразить, в чем дело, как Оуян Цун-шань спрыгнул на землю. Юэ Лэй познакомил его с братьями и рассказал, как ему удалось спастись.
— Нам нельзя медлить! — сказал Чжугэ Цзинь. — Надо найти лодку и скорее переправиться через реку! Не то обнаружат побег брата и пошлют погоню!
Братья побежали к берегу. Лодка, которую они видели утром, стояла на прежнем месте. Хань Ци-лун вскочил в каюту и рявкнул в ухо спящему лодочнику:
— Эй, разоспался! Вставай! Начальник округа отправляет в столицу важного государственного преступника!
Испуганный лодочник вскочил и хотел одеваться, но Хань Ци-лун вонзил ему в грудь кинжал…
Братья приладили весла, руль и отчалили от берега.
Поистине:
Если рыбка с крючка
Сорвалась и спустилась на дно —
Вновь ее изловить
Рыбаку не дано!
Если вы не знаете, что произошло после этого, то прочтите следующую главу.
Глава шестьдесят четвертая
Названые братья приносят жертвы на могиле Юэ Фэя. Жадный чиновник вымогает подарки у жителей Учжэня
О, как печально, что делам геройским
Приходит раньше времени конец,
А лучшие стремления героев
Стираются изменниками в прах!
И в древние эпохи было много
Прекрасных, но загубленных сердец.
О них веками будут литься слезы,
От слез Чанцзяну тесно в берегах.
Когда смотритель гуачжоуской тюрьмы и тюремщики протрезвились и увидели, что рядом с ним нет Оуян Цун-шаня, они бросились проверять, все ли арестанты на месте. Оказалось, что исчез еще и Юэ Лэй. Кинулись к воротам — они были распахнуты настежь.
Обезумевшие от страха тюремщики побежали докладывать правителю округа. Тот распорядился немедленно обыскать весь город. Поднялся переполох, но найти беглецов так и не удалось.
А братья под покровом ночи переправились через реку и высадились на берег возле Цзинкоу. Здесь они наняли лошадей и двинулись дальше по дороге к Улиню.
Через несколько дней у заставы Бэйсинь они увидели постоялый двор. Пока читали вывеску над входом, в дверях появился хозяин и любезно пригласил:
— Хотите отдохнуть, молодые господа? Пожалуйте! У меня чисто!
Братья зашли в дом. Слуга взял у них вещи и отнес в комнаты. Огляделись. Дом был небольшой — всего из трех комнат: прихожей и двух спален.
Посреди прихожей стоял столик, на нем — табличка с надписью.
— «Место пребывания души великого юаньшуая Юэ Фэя», — прочитал Чжугэ Цзинь и, когда хозяин принес вино и закуски, спросил его:
— Скажите, зачем у вас стоит эта табличка?
— Я знаю, вы — люди нездешние, и расскажу вам все начистоту. Меня зовут Ван Дэ, я прежде служил стражником в тюрьме при храме Правосудия. Когда предатели погубили Юэ Фэя и смотритель Ни Вань скрылся, я подумал: «Зачем помогать предателям? Жалованье у меня ничтожное, а презирают меня все! Поживу лучше на покое!» Ушел я из Линьани и вместе с братом открыл здесь постоялый двор. Но о честности и преданности юаньшуая до сих пор не могу забыть! Вот почему и стоит у меня табличка с его именем. Утром и вечером я жгу перед ней курильные свечи.
— Так мы, оказывается, свои люди! — воскликнул Чжугэ Цзинь и указал на Юэ Лэя. — Это второй сын юаньшуая! Он пришел навестить могилу отца. Не вздумайте никому об этом говорить!
— Что вы, что вы! Я и так виноват, что не оказал должного уважения молодому господину! — засуетился хозяин и обратился к Юэ Лэю: — Заверяю вас, вы у меня будете в безопасности! Я веду торговлю с ямынем — поэтому мне нечего бояться обыска. Но вот на могилу ходить опасно: за ней все время следят люди Цинь Гуя. Разве что ночью…
— Об этом поговорим после, — прервал хозяина Чжугэ Цзинь.
Утром после завтрака он достал слиток серебра и сказал хозяину:
— Приготовьте все необходимое для жертвоприношений, а мы пока погуляем по городу. Вечером пойдем на могилу.
И братья отправились в город. В полдень Ню Тун проголодался и предложил зайти в трактир.
— Что ж, мы тоже не прочь закусить! — согласились братья.
Трактирщик бросился им навстречу:
— Прикажете вина, господа? Прошу наверх!
Юноши поднялись на второй этаж, сели за столик.
Слуга мигом подал вино и закуски. Братья пили, играли в застольные игры. Лишь на закате солнца они покинули трактир и отправились на постоялый двор.
— Вот здесь живет злодей Цинь Гуй! — сказал братьям Чжугэ Цзинь, когда они проходили мимо ворот большого богатого дома. — Так что давайте лучше помолчим!
Юноши опасливо ускорили шаги. Только на Ню Туна слова Чжугэ Цзиня подействовали иначе.
«Таиться от Цинь Гуя? Как бы не так! Убью злодея и отомщу за дядю!»
Он незаметно отстал от братьев и проскользнул в ворота.
Сумерки сгустились, и привратник зажигал фонарь. Ню Тун спрятался в паланкин, стоявший во дворе, и стал ждать. Когда совсем стемнело, он выбрался из паланкина и подкрался к дверям. Попробовал открыть — заперты. Возле стены росло дерево. Ню Тун взобрался на него и спрыгнул на крышу. Заглянул в щель между черепицей — на кровати спал человек.
Ню Тун разобрал черепицу и прыгнул вниз. Человек проснулся и хотел закричать, но Ню Тун схватил его за горло, придавил грудь коленом. После нескольких ударов бедняга испустил дух.
Ню Тун огляделся. На столе лежали хлопушки.
«Хорошо, можно на могиле устроить фейерверк!» — мелькнуло у него в голове.
Он собрал в горсть с десяток хлопушек и сунул за пазуху. Потом прибавил огонь в светильнике и увидел, что хлопушками завалена вся комната. Оказывается, он попал в домик мастера, который изготовлял для Цинь Гуя хлопушки!
«Проклятый предатель! — выругался Ню Тун. — Веселишься, а до людей тебе и дела нет! Если бы не мой дядя Юэ Фэй, чжурчжэни завоевали бы Срединную равнину и тебе, возможно, пришлось бы просить милостыню! Мало тебе его гибели, ты еще и на могилу к нему никого не пускаешь! Погоди, попадешься мне в руки — кожу с живого сдеру!»
