– Погоди! Что-то не правится мне этот старец и его слуга. Никакой ты не дух земли! – крикнул Сунь Укун старцу. – Вздумал провести меня, старого Сунь Укуна? – И Великий Мудрец взмахнул своим посохом.
Но тут случилось неожиданное.
Старец повернулся к Сунь Укуну спиной, превратился в порыв ветра, подхватил Танского монаха и умчался, оставив его учеников в полной растерянности.
Старец примчал Танского монаха к какому-то каменному строению, окутанному туманом, осторожно опустил его на землю и приветливо произнес:
– Премудрый монах! Не бойся. Никто тебе ничего плохого не сделает. Я – один из восемнадцати гунов, владеющих Тернистой горой. Прошу тебя в эту тихую лунную ночь познакомиться с моими друзьями, побеседовать о стихах, развлечься немного, развеять свою тоску.
Эти слова успокоили Танского монаха, и он огляделся. Здесь было очень красиво.
Долго любовался Сюаньцзан открывшейся его взору картиной. Взошла луна, засияли звезды. Вдруг он услышал, как кто-то сказал:
– Наш правитель, восемнадцатый гун, привел премудрого монаха!
Сюаньцзан поднял голову и увидел трех старцев. Они вежливо ему поклонились. Он ответил на приветствие.
Тогда восемнадцатый гун промолвил:
– О премудрый монах! Мы давно слышали о твоих добродетелях и мечтали о встрече с тобой. И вот наступил этот долгожданный день. Каждое твое слово нам дороже жемчужины. Не поскупись же на поучения, дабы мы могли убедиться в силе твоей созерцательности и увериться в том, что ты принадлежишь к подлинной школе правоверных.
Танский монах с низким поклоном промолвил:
– Дозвольте узнать, почтенные, как величать вас.
– Вот этого мужа, – ответил гун восемнадцатый, – с головой седой, словно тронутой инеем, мы зовем Гу Чжи, что значит Прямодушный, того, у которого волосы с зеленоватым отливом, мы зовем Лин Кунцзы, что значит Витающий в пустоте, а третьего из нас зовут Фу Юньсоу, что значит Старец, обметающий пыль с облаков. Меня же зовут Цзинцзе, что значит Крепкий Сучок. Надеемся, что ты расскажешь нам хотя бы о нескольких способах созерцания, за что мы будем век благодарны тебе.
– Стоит ли в такую прекрасную ночь, когда ярко светит луна, вести рассуждения о созерцании и нравственном самоусовершенствовании? – промолвил Фу Юньсоу. – Не лучше ли пить чай и сочинять стихи в этом маленьком доме? – И Фу Юньсоу указал рукой на небольшое строение, сложенное из камней, на котором у входа висела табличка с тремя иероглифами: «Скит лесных праведников».
Старцы вместе с Сюаньцзаном вошли в скит, и уже знакомый нам слуга принес целый поднос пирожков и пять чашек ароматного бульона. После трапезы Танский монах стал украдкой осматривать скит. Здесь все было украшено богатой блестящей резьбой и залито лунным светом.
Исполненный радости и сердечного расположения, Танский монах неожиданно для самого себя сложил стихотворную строфу:
Буддийское сердце подобно луне —
недоступно пыли мирской.
Дар поэта Небу подобен
своей чистотой.
Старец Цзинцзе усмехнулся и сложил вторую строфу:
Прекрасные строки, как нити парчи,
блещут в его стихах.
Он чужд небылицам и чудесам,
брезгует похвалой.
За ним сложил третью строфу Гу Чжи:
Шесть династий исчезли давно,
их слава развеяна в прах;
Оды и гимны негде прочесть —
«Книга песен» сокращена.
Четвертую строфу сложил Лин Кунцзы:
Жду, пока приготовится чай,
ветер шумит в ветвях.
С наслажденьем пригубил чашу вина,
душу тревожит весна.
– Уж и не знаю, как у меня вырвалась эта нескладная строфа, – сказал Танский монах. – Ваши же стихи исполнены свежести и изящества. Вы истинные поэты.
– Раз ты сочинил одну строфу, надо закончить стих. Не пристало монаху бросать дело на полпути.
Пришлось Танскому монаху завершить начатое им стихотворение.
– До чего хорошо звучит! – воскликнул восемнадцатый гун.
– Цзинцзе! – обратился к нему Прямодушный. – А почему бы тебе самому не начать следующее стихотворение?
– Ладно, – сказал Цзинцзе, – я начну, а вы продолжите.
И старцы по очереди слагали стихи.
Сюаньцзан слушал их и то и дело восклицал:
– Чудесно! Замечательно! Что ни слово, будто феникс вылетает из ваших уст, словно жемчужины сыплются изо рта! К ним ничего не могли бы добавить ни Цзы Ю, ни Цзы Ся. Весьма благодарен вам за проявленное ко мне внимание, но время позднее, а я не знаю, где сейчас мои ученики, потому не смею дольше оставаться. Позвольте мне распрощаться с вами. Об одном вас прошу, почтенные старцы, укажите мне дорогу!
– Не беспокойся! – засмеялись старцы. – Для нас встреча с тобой – самое знаменательное событие за целое тысячелетие. Погода отменная. Посидим до рассвета, а потом проводим тебя через горы к твоим ученикам.
В этот момент снаружи показались две девушки-служанки в темных одеждах, с фонарями из красного шелка, а за ними красавица-фея с цветком абрикоса в руках.
Четверо старцев при ее появлении встали и вежливо осведомились:
– Откуда пожаловала, фея Абрикосов?
Красавица поздоровалась со старцами, пожелав им счастья и благополучия, а затем сказала:
– Я узнала, что у вас здесь дорогой гость, с которым вы пируете, потому и пришла.
Танский монах склонился в поклоне.
– Подать сюда чаю, живей! – крикнула красавица.
Сразу же появились еще две молодые служанки в желтых одеждах. Они принесли на красных лаковых подносах шесть чашек из тонкого фарфора и большой железный чайник в светлой медной оправе, из которого шел приятный аромат. Фея разлила чай, а затем тонкими пальчиками, похожими на ростки весеннего лука, взяла чашечку и поднесла ее Танскому монаху. После этого она поднесла чай четырем старцам и наконец налила себе.
– Мне бы очень хотелось послушать, почтенные старцы, ваши прекрасные стихи, которые вы, несомненно, сложили при встрече.
– Что там наши стихи! – отвечал Фу Юньсоу. – Вот гость наш, мудрый монах из Танского государства, – он истинный поэт. Просто позавидовать можно.
– Прошу вас, – обратилась красавица к Танскому монаху, – почитайте ваши стихи. Мне так хочется послушать!
Тут старцы вместо Сюаньцзана прочли сложенные им стихи.
Лицо красавицы расцвело, как цветок весною.
Она придвинулась к Танскому монаху, прижалась к нему и прошептала:
– Дорогой мой! Что, если мы с тобой позабавимся в эту чудную ночь? Ведь человеческая жизнь так коротка!
Гун восемнадцатый поспешно произнес:
– Смею уверить тебя, мудрый монах, что наша чудная фея питает к тебе самые возвышенные чувства. И если ты откажешь ей, значит ничего не смыслишь в прелестях жизни!
– Не забывай, – сказал тут Гу Чжи, – что наш гость в монашеском звании! Благочестие и доброе имя не позволят ему поступить легкомысленно. А мы не можем принять грех на душу, уговаривая его. Но раз у прекрасной феи Абрикосов есть такое желание, то пусть Фу Юньсоу и гун восемнадцатый выступят сватами, а я и Лин Кунцзы – поручителями. Сыграем свадьбу! Ведь это будет великолепно!
Лицо у Танского монаха при этих словах мгновенно изменилось. Он подскочил на месте и закричал:
– Вы все, оказывается, заодно, мерзкие оборотни! Задумали обольстить меня! Еще недавно вы вели со мною достойные речи, и я был рад говорить с вами. Как же вы посмели посягнуть на мой монашеский сан, задумав погубить меня женскими соблазнами?!
Старцы, видя, что Танский монах не на шутку разгневался, стали в смущении кусать себе пальцы, не зная, как оправдаться.
Вдруг стоявший в стороне оборотень-слуга заорал:
– Ишь ты какой! Не понимаешь, что тебе оказывают честь? Чем плоха наша барышня? И талантлива, и изящна, и собой хороша! А до чего искусна в рукоделии, да и в сложении стихов великая мастерица. Куда искуснее тебя! Смотри поплатишься за свою гордость! Гу Чжи дело говорит. Не хочешь так, давай сыграем свадьбу. Все хлопоты беру на себя! А станешь упорствовать, мы так тебя отделаем, что ни монахом, ни женихом не будешь!
Танский монах продолжал стоять на своем. Он попробовал было бежать, но его схватили, и началась перебранка, которая продолжалась до самого рассвета.
Вдруг откуда-то послышались голоса: «Эй, учитель! Наставник! Где ты? С кем ссоришься?»
Оказалось, что Сунь Укун, Чжу Бацзе и Шасэн всю ночь искали наставника. Они исходили колючие кустарники вдоль и поперек, и все тщетно. За ночь они прошли на облаках и туманах все восемьсот ли Терновой горы и спустились у ее западных отрогов. Там они и услышали вопли учителя и стали звать его.
– Сунь Укун! Я здесь! – откликнулся Танский монах. – Спаси меня!
Четверо старцев, слуга и фея со своими служанками вдруг куда-то исчезли.
Вскоре к Танскому монаху подошли Чжу Бацзе и Шасэн.
Танский монах рассказал им все по порядку о том, что с ним случилось.
– А как их зовут, этих старцев? – спросил Сунь Укун.
