Спешит к любви из горнего предела,
70 Даря ей то, что та способна взять;
И чем сильнее пыл, в душе зажжённый,
Тем большей славой ей дано сиять.
73 Чем больше сонм, любовью озарённый,
Тем больше в нём благой любви горит,
Как в зеркалах взаимно отражённой.
76 Когда моим ответом ты не сыт,
То Беатриче все твои томленья,
И это и другие, утолит.
79 Стремись быстрей достигнуть исцеленья
Пяти рубцов, как истребились два,
Изглаженные силой сокрушенья".
82 «Ты мне даруешь…» — начал я едва,
Как следующий круг возник пред нами,
И жадный взор мой оттеснил слова.
85 И вдруг я словно был восхищён снами,
Как если бы восторг меня увлёк,
И я увидел сборище во храме;
88 И женщина, переступив порог,
С заботой материнской говорила:
"Зачем ты это сделал нам, сынок?
91 Отцу и мне так беспокойно было
Тебя искать!" Так молвила она,
И первое видение уплыло.[743]
94 И вот другая, болью пронзена,
Которую родит негодованье,
Льёт токи слез, и речь её слышна:
97 "Раз ты властитель града, чьё названье
Среди богов посеяло разлад[744]
И где блистает всяческое знанье,
100 Отмсти рукам бесстыдным, Писистрат,
Обнявшим нашу дочь!" Но был спокоен
К ней обращённый властелином взгляд,
103 И он сказал, нимало не расстроен:
"Чего ж тогда достоин наш злодей,
Раз тот, кто любит нас, суда достоин?"[745]
106 Потом я видел яростных людей,
Которые, столпившись, побивали
Камнями юношу, крича: «Бей! Бей!»
109 А тот, давимый гибелью, чем дале,
Тем всё бессильней поникал к земле,
Но очи к небу двери отверзали,
112 И он молил, чтоб грешных в этом зле
Господь всевышний гневом не коснулся,
И зрелась кротость на его челе.[746]
115 Как только дух мой изнутри вернулся
Ко внешней правде в должную чреду,
Я от неложных грёз моих очнулся.
118 Вождь, увидав, что я себя веду,
Как тот, кого внезапно разбудили,
Сказал мне: "Что с тобой? Ты как в чаду,
121 Прошёл со мною больше полумили,
Прикрыв глаза и шатко семеня,
Как будто хмель иль сон тебя клонили".
124 И я: "Отец мой, выслушай меня,
И я тебе скажу, что мне предстало,
Суставы ног моих окостеня".
127 И он: "Хотя бы сто личин скрывало
Твои черты, я бы до дна проник
В рассудок твой сквозь это покрывало.
130 Тебе был сон, чтоб сердце ни на миг
Не отвращало влагу примиренья,[747]
Которую предвечный льёт родник.
133 Я «Что с тобой?» спросил не от смятенья,
Как тот, чьи взоры застилает мрак,
Сказал бы рухнувшему без движенья;
136 А я спросил, чтоб укрепить твой шаг:
Ленивых надобно будить, а сами
Они не расшевелятся никак".
139 Мы шли сквозь вечер, меря даль глазами,
Насколько солнце позволяло им,
Сиявшее закатными лучами;
142 А нам навстречу — нараставший дым
Скоплялся, тёмный и подобный ночи,
И негде было скрыться перед ним;
145 Он чистый воздух нам затмил и очи.
Круг третий (продолжение)1 Во мраке Ада и в ночи, лишённой
Своих планет и слоем облаков
Под небом скудным плотно затемнённой,
4 Мне взоров не давил такой покров,
Как этот дым, который всё сгущался,
Причём и ворс нещадно был суров.
7 Глаз, не стерпев, невольно закрывался;
И спутник мой придвинулся слегка,
Чтоб я рукой его плеча касался.[748]
10 И как слепец, держась за вожака,
Идёт, боясь отстать и опасаясь
Ушиба иль смертельного толчка,
13 Так, мглой густой и горькой пробираясь,
Я шёл и новых не встречал помех,
А вождь твердил: «Держись, не отрываясь!»
16 И голоса я слышал, и во всех
Была мольба о мире и прощенье
Пред агнцем божьим, снявшим с мира грех.
19 Там «Agnus Dei»[749] пелось во вступленье;
И речи соблюдались, и напев
Одни и те же, в полном единенье.
22 «Учитель, это духи?» — осмелев,
Спросил я. Он в ответ: "Мы рядом с ними.
Здесь, расторгая, сбрасывают гнев".
25 "А кто же ты, идущий в нашем дыме
И вопрошающий про нас, как те,
Кто мерит год календами земными?"
28 Так чей-то голос молвил в темноте.
"Ответь, — сказал учитель, — и при этом
Дознайся, здесь ли выход к высоте".
31 И я: "О ты, что, осиянный светом,
Взойдёшь к Творцу, ты будешь удивлён,
Когда пройдёшь со мной, моим ответом".
34 "Пройду, насколько я идти волен;
И если дым преградой стал меж нами,
Нам связью будет слух", — ответил он.
37 Я начал так: "Повитый пеленами,
Срываемыми смертью, вверх иду,
Подземными измучен глубинами;
40 И раз угодно божьему суду,
Чтоб я увидел горние палаты,
Чему давно примера не найду,
43 Скажи мне, кем ты был до дня расплаты
И верно ли ведёт стезя моя,
И твой язык да будет наш вожатый".
46 "Я был ломбардец, Марко звался я;[750]
Изведал свет и к доблести стремился,
Куда стрела не метит уж ничья.
49 А с правильной дороги ты не сбился".
Так он сказал, добавив: "Я прошу,
Чтоб обо мне, взойдя, ты помолился".
52 И я: "Твоё желанье я свершу;
Но у меня сомнение родилось,
И я никак его не разрешу.
55 Возникшее, оно усугубилось
От слов твоих, мне подтвердивших то,
С чем здесь и там оно соединилось.
58 Как ты сказал, теперь уже никто
Добра не носит даже и личину:
Зло и внутри, и сверху разлито.
61 Но укажи мне, где искать причину:
Внизу иль в небесах? Когда пойму,
Я и другим поведать не премину".[751]
64 Он издал вздох, замерший в скорбном «У!»,
И начал так, в своей о нас заботе:
"Брат, мир-слепец, и ты сродни ему.
67 Вы для всего причиной признаете
Одно лишь небо,[752] словно все дела
Оно вершит в своём круговороте.
70 Будь это так, то в вас бы не была
Свободной воля, правды бы не стало
В награде за добро, в отмщенье зла.
73 Влеченья от небес берут начало, —
Не все; но скажем даже — все сполна, —
Вам дан же свет, чтоб воля различала
76 Добро и зло, и ежели она
Осилит с небом первый бой опасный,
То, с доброй пищей, победить должна.
79 Вы лучшей власти, вольные, подвластны
И высшей силе, влившей разум в вас;
А небеса к нему и непричастны.[753]
82 И если мир шатается сейчас,
Причиной — вы, для тех, кто разумеет;
Что это так, покажет мой рассказ.
85 Из рук того,[754] кто искони лелеет
