Пристоялись резвы ноженьки
Ко сырой земле,
Придержались белы рученьки
К огненному ружью,
Пригляделись очи ясные
За Дунай-реку.
Уж мы ждали-то, дождали
Неприятеля,
Неприятеля да супостателя
Короля шведского.
Выходил-то наш король шведский
Из бела шатра.
Он смотрел русску силушку
Из ясна стекла:
Какова-то есть русска силушка
Во строю стоит,
Во строю стоит
Да по ружью держит.
Мимо рощи шла одинехонька, Одинехонька, молодехонька,
Никого в роще не боялася,
Я ни вора, ни разбойничка,
Ни сера волка – зверя лютого.
Я боялася друга милого,
Своего мужа законного.
Что гуляет мой сердечный друг
В зеленом саду, в полусадничке,
Ни с князьми, мой друг, ни с боярами,
Ни с дворцовыми генералами,
Что гуляет мой сердечный друг
Со любимой своей фрейлиной
с Лизаветою Воронцовою.
Он и водит за праву руку,
Они думают крепку думушку,
Крепку думушку за единае.
Что не так у них дума сделалась,
Что хотят они меня срубить-сгубить,
Что на мне хотят женитися.
Румянцев ведет войско против турок
Возговорил наш-то батюшка Румянцев-генерал:
«Уж и чем-то нам, ребята, гостей потчевать?
Как у нашего царя припасено, собрано,
Пиво пьяно-сварено и зеленое вино
На закуску, на прикуску – все сухие сухари.
Они в Туле напечены, в Москве высушены».
Наши начали палить, с турок головы валить,
А турецкие головки, ровно шапочки, летят.
Турки похваляются захватить Румянцева (Потемкина)
Уж ты поле, поле чистое,
Широкое поле Можайское!
Уж как тебя будет, поле, пройти
Широким путем-дороженькой.
Как на честной-то было на пятнице
Во турецкой славной области
Зачинался славный праздничек.
На турецкий славный праздничек.
Злые турки соезжалися,
Сладкой водки напивалися,
Что сами собой похвалялися.
«Всю Россиюшку насквозь пройдем,
Уж мы графа-то Румянцева
Во полон возьмем,
Во полон возьмем,
Во поход пойдем».
Как возговорит Румянцев-граф:
«Вы служивые солдатушки,
Сослужите верой-правдою
Что за веру христианскую
Самому царю особенно».
Ах ты поле, поле чистое,
Ты чисто поле бугжацкое,
Уж когда мы изойдем тебя,
Все бугры твои перевалимся?
Как давно пора сойтитися
Что со той ордой неверною,
Что со той силою турецкою,
Нам исполнить волю царскую,
Нашей мудрой государыни.
Что не облаки подымалися,
Не грозны тучи соходилися,
Собирались тмы неверных враг,
Что острили мечи черные,
Мечи черные, булатные.
И хвалилися, наехавши,
Не срубити, но отрезати
Буйны головы солдатские.
Не громка труба воскликнула,
Как возговорил Румянцев-граф:
«Добры молодцы, товарищи,
Наши храб(р)ые солдатушки!
Не дадим врагам хвалитися,
Пойдем сами против злости их».
За ним двинулась вся армия,
Восклицая: «Мы пойдём с тобой!»
На рассвете было в середу
На дороге на Трояновой,
Подошли мы близко к лагерю,
Окружили нас агаряне,
Отовсюду с равным бешенством
Янычаров тьма ударила,
На пехоту вдруг российскую,
Буйны головы валилися
Что от зверства их и множества.
То увидя, с кавалерией
Где ни взялся Долгоруков-князь.
С мечем острым так, как с молнией,
Он пустился в кучу вражию,
Где мечем сверкнет, тут улица;
Где вернет коня, тут площадь тел.
В то же время с гранодерами
Сам Румянцев ли ударил в них,
Руку тяжку гранодерскую.
Предводительство Румянцево
Тут познали турки гордые.
Они бросились бежать тогда,
Но и мосту не нашли уже,
А увидели позадь себя
Храбра Боура со егерьми,
С легким войском, со гусарами.
Полилась тут кровь турецкая
Не ручьями – рекой сильною,
Их остатки потопилися
Во глубокой во Дунай-реке,
А другие с визирем своим
За ним скрыли стыд и ужас свой.
Гибель одного из трех братьев
Да не три брата родныих в одном полку служили,
Во тем полку было Преображенском, в первой
роте гренадерской.
Да большой брат служил майором,
А средний брат служил есаулом,
А по-солдатскому назван капитаном,
Самый меньшой брат служил генералушкою.
Да большого брата во полку убили,
Большой брат лежит в полку помирает.
Что и брат брата в полку пробуждает -
Да средний брат, капитан, будил меньшого,
Генерал будил старшего, майора:
«Встань-ка, братец, встань, ты наш родимый!
Мы Шатин-город, братец, в полон взяли,
Всем квартирушки в полку, братец, расписали,
К тебе брату майору, что не лучшую в полку квартиру,
Что со красными была со окнами,
со хрустальными со стеклами.
Знать, тебе, брату майору, квартира – гроб и могила».
Ночи темны, тучи грозны
По поднебесью плывут —
Наши стройные казаки
Под Измаил-город идут.
Идут-идут казаченьки
Своим тихим маршем,
Идут-идут, маршируют,
Меж собою говорят:
«Трудна служба нам, казакам,-
Под Измаил-город поход,
Да еще того раструднее
Под пушечки подбежать».
Под пушечки подбежали,
Закричали враз «ура».
«Ура, ура! город взяли, Потрясли мы стены, вал».
Русский адмирал грозит туркам
Не бушуйте вы, ветры буйные,
Вы, буйные ветры, осенние!
Успокойся ты, море синее,
Не волнуй, море Средиземное!
Ты постой, постой, лето теплое,
Не теки, постой, солнце красное!
Я не сам велю – вам указ велит.
Со страны указ пришел, с страны северной.
Хоть давно печет солнце красное,
Что давно веют ветры буйные,
Не видали вы такого дива:
По указу ли царя белого
Наказать царя вероломного.
Снаряжался флот со белой Руси,
Со брегов Невы-реки славные,
Снарядившись, он протекал моря,
Все препятствия ни во что вменял,
Приближался он ко Царюграду,
Адмирал вскричал громким голосом:
«Ой ты гой еси ты неверной царь!
Прогневивши ты своей гордостью
Нашу мудрую государыню,
Прогневляешь ты самого творца.
Я за то прислан наказать тебя.
Поспеши ты упасть к стопам ее,
Ты успей испросить прощение.
Не успеешь коли испросить сего,
Опровергнем мы трон неверного».
Суворов переправляет войско на плотах
Собиралася да снаряжалася
Наша армия в путь-дороженьку,
В путь-дороженьку, во Туречину —
Полонить царя-салтана турецкого,
Некрещеного басурманина.
Надевали солдатушки ранцы тяжелые,
Брали ружья, сабли острые,
Подходили-то наши солдатушки
Да ко морю синему.
На синем-то да на морюшке
Нет ни лодочки, ни кораблика.
Призадумалися солдатушки.
Призадумались, закручинились:
«На чем же мы, добры молодцы,
Переедем да переправимся
Во неверную во Туречину?
Глубоко ли море синее,
Далеко ли, широко раскинулось?»
Как выходит тогда ко солдатушкам
Енерал седой да Суворов-князь,
Да как глянул он на солдатиков,
Веселешенько улыбаючись:
«А пошто, мои детоньки, призадумалися?
Аль устрашились моря синего,
А за морем силы неверные?»
«Ой ты гой еси да Суворов-князь,
Командир ты наш, начальничек!
Не страшна-то нам сила вражия,
Сила вражия, злая Туречина,
Да страшно-то нам окиян-буян,
Окиян-буян, море синее:
Нет на море том перевозчика,
Ни весельца-то да ни лодочки».
Уж как гаркнет тут Суворов-князь:
«Ой вы гой еси братцы-солдатики!
Вы снимайте-ка с плеч ранцы тяжелые,
Уж и ставьте-ка в козлы ружья меткие,
Вы берите-ка топорики острые,
Вы плотите-ка мосты, плоты широкие».
Что не гул гудит по поднебесью,
Что не шум шумит по темным лесам,
То плывет-летит наша армия.
Злая некресть, турки, испужалися,
По разным сторонушкам разбежалися.
Как под славным под городом под Очаковым
Собиралася силушка-армия царя белого.
Они лагери занимали в чистое поле,
А палатки разбирались по лиманту.
Они пушечки-манерочки становили,
Они шанцы-батареи спокопали,
Предводителя графа Потемкина обжидали.
Предводитель граф Потемкин приказ отдал:
«Уж вы млады егори, надевайте бело вы платье,
Уж у нас заутра на праздник на Миколу
С турками штурм будет!»
Становились мы при мхах, при болотах,
Много голоду и холоду принимали,
Под Очагов-городочек подходили,
Белокаменные стены пробивали,
Барабанщики на белокаменну стену влезали,
Влезали и отбой отбивали,
Что Очаков-город взяли, взяли,
Закричали: «Ура! Ура!»
Ключи нам на золотом блюде выносили,
Нам от всех врат ключи выносили.
Слава, слава! Весь турецкий город взяли,
Что все турки под нашею властью стали,
Что Очаков-город взяли!
Казаки возвращаются из похода
Прошли казачушки с моря Черного,
