отличие от времен холодной войны, силы, размещенные в Европе и Корее, регулярно перебрасывались в Центральное командование для оказания помощи в продолжающихся боевых действиях в Ираке и Афганистане. Аналогичным образом, военно-морские силы, особенно авианосцы, направлялись в распоряжение Центрального командования часто за счет поддержки других приоритетов в Европе и особенно в Тихоокеанском регионе.
Помимо боевых сил, у Центрального командования был приоритет и для сил разведки, наблюдения и рекогносцировки. Новые средства, такие как Global Hawk, высотный разведывательный беспилотник, и Predator, средневысотный разведывательный беспилотник с возможностью нападения, были назначены в основном для миссий на Ближнем Востоке. Использование этих средств было необходимо для борьбы с террористами и повстанцами в некоторых из наиболее известных миссий, таких как рейд бин Ладена. Но это также означало, что они были недоступны для миссий в других местах.
В конечном итоге, было бы преувеличением сказать, что все глаза и руки были направлены на поддержку одного региона, поскольку машины предупреждения и действий работают в глобальном масштабе. Но можно с уверенностью сказать, что после событий 11 сентября и в течение почти двух десятилетий после них большинство глаз и большинство рук были направлены на поддержку одного регионального командования.
Но когда военные увязли в Афганистане и Ираке, им пришлось заняться перестройкой другого рода. Подобно тому, как во Вьетнаме армии и морской пехоте пришлось создавать доктрину борьбы с повстанцами и умиротворения местного населения, эти две службы снова оказались в ситуации, когда они писали доктрины для войн, которые шли плохо. Генерал-лейтенант армии Дэвид Петреус возглавил эту работу при содействии генерал-лейтенанта морской пехоты Джеймса Мэттиса. Они применили новый подход наряду со значительным увеличением численности войск, что обеспечило достаточную стабильность в ключевых районах, чтобы можно было передать их новой иракской армии.
Сами военные службы должны были быть адаптированы к этому новому виду боевых действий, особенно армия. Армия традиционно была организована вокруг крупных боевых сил, известных как бригады, дивизии и корпуса. Несколько бригад составляли дивизию, которая имела свои собственные силы поддержки. Аналогично, несколько дивизий составляли корпус, а также значительные силы поддержки, такие как артиллерия, транспорт и связь. До начала войн в Афганистане и Ираке армия была организована по принципу корпусов и дивизий. Проблема заключалась в том, что количество корпусов и дивизий было относительно небольшим - четыре корпуса и десять дивизий в действующей или постоянной армии. Чтобы выдержать сложный график ротации войск в Афганистан и Ирак и обратно, армия изменила свою основную организационную структуру на бригады. В действующей армии насчитывалось более тридцати бригад, и это обеспечило лучшую базу организационных подразделений для ротации в обоих регионах. Даже после этих изменений армия чувствовала себя то прибывающей, то убывающей, что заставило некоторых заявить, что армия растянута. Морская пехота должна была внести свои собственные изменения, чтобы поддержать непрерывное развертывание.
Все эти приходы и уходы продолжались почти двадцать лет, хотя самые напряженные периоды пришлись на период усиления в Ираке в 2006-2007 годах и последующего усиления в Афганистане в 2011 году.
Это означало, в частности, для армии и морской пехоты, хотя это можно сказать и о других военных службах, что они мало чем занимались. Требования Афганистана и Ирака были постоянной обязанностью не только регионального командования, но и военных служб, которые должны были организовывать, обучать и оснащать силы для их поддержки.
В очень конкретной иллюстрации перестройки и бюрократии, делающей свое дело, министру обороны Роберту Гейтсу пришлось обойти бюрократию, чтобы приобрести специализированный бронетранспортер, который стал известен как MRAP (противоминный, защищенный от засад), способный противостоять атакам на обочинах дорог. Слишком много американских военнослужащих калечились и погибали от придорожных бомб, сначала в Ираке, затем в Афганистане. Развернутые войска разрабатывали обходные пути, например, приваривали броневые пластины к своим машинам или клали мешки с песком на пол, но самодельные бомбы продолжали ранить больше, чем защищали обходные пути. Гейтс узнал, что морские пехотинцы экспериментируют с новой машиной, и захотел узнать больше. Чем больше он узнавал, тем больше понимал, что ему необходимо доставить эту машину в Ирак, причем в значительном количестве. Гейтс не мог рассчитывать на то, что бюрократия выполнит эту работу, поэтому он решил сделать это самостоятельно - невероятное обвинение в адрес машины. Вместо этого он направил команду на работу с промышленностью для закупки нового транспортного средства, которое могло бы выдержать атаки. Многим в армии это не понравилось, но как только командиры на местах узнали, что они доступны, они стали запрашивать MRAP тысячами. Несомненно, новая машина спасла жизни американцев. Эта маленькая, но важная иллюстрация поднимает вопрос о том, почему министру обороны понадобилось вмешаться, чтобы спасти жизни американских военнослужащих, сражающихся в далекой войне.
Машина действий приспосабливалась к ведению новейших войн, но она не всегда была сосредоточена на правильных проблемах.
В конце концов, Рамсфелд так отозвался о своих усилиях по переналадке машины действий, чтобы поставить ее на масштаб: "Я сделал приоритетом увеличение численности, возможностей, оборудования и полномочий сил специальных операций. К 2006 году мы увеличили их финансирование более чем на 107 процентов, удвоили число новобранцев и значительно улучшили их оснащение. Я утвердил Командование специальных операций (SOCOM) в качестве ведущего командования по планированию войны с терроризмом и выполнению задач". Он отметил ряд других изменений, направленных на то, чтобы придать силам специального назначения больший размах и маневренность. Но затем он не удержался и отметил, что не все его изменения были желанными. "Несмотря на то, что это были исторические изменения для вооруженных сил, они вызвали недовольство тех, кто был приверженцем обычной, традиционной армии".
Что поражает, когда смотришь на воспоминания Буша, Чейни, Рамсфелда, Тенета и многих, многих других, так это не только изменения, которые они ввели, но и то, что теракты 11 сентября привнесли в сознание каждого из них напряженную сосредоточенность, а точнее, менталитет, в соответствии с их ролью.
Как вспоминает Джордж Буш:
Слушая свой последний брифинг ЦРУ утром перед инаугурацией президента Обамы, я размышлял обо всем, что произошло после 11 сентября: красные сигналы тревоги и ложные тревоги, токсин ботулизма, который, как мы думали, убьет нас, и заговоры, которые мы сорвали. Прошли годы, но угроза не исчезла. Террористы нанесли удары по Бали, Джакарте, Эр-Рияду, Стамбулу, Мадриду, Лондону, Амману и Мумбаи. Мои утренние доклады разведки ясно говорили о том, что они намерены снова напасть на Америку.
После шока 11 сентября не было ни юридического, ни военного, ни политического плана противостояния новому врагу, отвергающему все традиционные правила войны. К тому времени,
