Морису Орбаху. Насер внимательно слушал, как Орбах излагал длинную справку, подготовленную для него сотрудником МИД Израиля Гидеоном Рафаэлем. Обсудив этот вопрос со своими коллегами, Насер дал следующие ответы. Во-первых, он попросил Орбаха передать г-ну Шаретту свою благодарность и восхищение. Во-вторых, он подчеркнул, что обвиняемые на каирском процессе являются наемниками иностранной спецслужбы, но при этом пообещал использовать свое влияние, чтобы добиться вынесения приговоров, не носящих подстрекательского характера. В-третьих, он сообщил, что "Бат-Галим" будет освобожден, но ему не разрешат проехать через Суэцкий канал. В-четвертых, он заявил, что неизраильским судам будет разрешено перевозить все грузы, кроме военных материалов и нефти, в Израиль через Суэцкий канал и Акабский залив. В-пятых, он заявил, что враждебная пропаганда и политическая война будут прекращены, если Израиль сделает то же самое. В-шестых, он пообещал, что будут предприняты все усилия для предотвращения пограничных инцидентов, если Израиль сделает то же самое. Наконец, он согласился на переговоры на высоком уровне, предпочтительно в Париже, но при условии соблюдения строгой секретности.
Больше всего обнадеживало согласие Насера на переговоры на высоком уровне. Шаретт выбрал Игаэля Ядина, бывшего начальника генштаба, который учился в Лондоне, в качестве представителя Израиля на переговорах. С помощью Гидеона Рафаэля он также подготовил к переговорам ряд позитивных предложений, включавших сухопутный проход через Негев между Египтом и Иорданией и выплату компенсации за переселение палестинских беженцев в сектор Газа. Для обеспечения секретности переговоров были предложены услуги американского Центрального разведывательного управления (ЦРУ). Но 22 декабря израильский агент Макс Беннет покончил жизнь самоубийством в своей каирской камере, а 27 января 1955 г. военный трибунал признал виновными восемь из оставшихся двенадцати подсудимых и приговорил двоих из них к смертной казни. Израильтяне были ошеломлены этой новостью. Шаретт отменил встречу на высшем уровне, заявив: «Мы не будем вести переговоры в тени виселицы».
В своих мемуарах Гидеон Рафаэль обвинил Насера в двуличии и обмане. По его мнению, ответ Шаретту был «типичной тактикой затягивания Насера, которую он с годами превратил в искусство. . . . Он приспосабливал изложение своих взглядов к чувствительности уха собеседника. При необходимости он подчеркивал свою готовность ... установить мирные отношения с Израилем, но избегал каких-либо обязательств. Предлоги о неподходящем времени и ожидания односторонних жестов были основными элементами его неуловимости». Ни одно из этих утверждений не подтверждается документальными данными. Более того, они представляют собой противоположность истине, как она вытекает из документов. Насер не прибегал к предлогам и не просил Израиль о каких-либо односторонних жестах. Его реакция на деяния израильской военной разведки была почти беспричинно разумной. Он также показал себя человеком слова. Он обещал освободить Бат-Галим и сделал это. Он обещал пресечь враждебную пропаганду и политическую войну, и он это сделал. Израиль же поступил противоположным образом. Насер обещал приложить усилия для предотвращения инцидентов на границе, и, как показывают данные египетской военной разведки, он это сделал. На Каирском процессе он говорил многое, но так и не пообещал, что смертный приговор не будет вынесен. Официальная линия заключалась в том, что правительство не может вмешиваться в судебный процесс. После вынесения военным трибуналом смертного приговора Насер не мог легко его смягчить. Незадолго до этого члены "Братьев-мусульман" были осуждены за аналогичные террористические акты и казнены. Как объяснял Насер многочисленным посредникам, направленным Израилем с просьбой о помиловании, для него было бы политически невыгодно, если бы он проявил больше снисхождения к еврейским, чем к мусульманским террористам.
Пожалуй, самым ярким свидетельством искреннего стремления Насера к улучшению отношений с Израилем стало его согласие на переговоры на высшем уровне. Для Насера это была рискованная затея, однако не он, а Шаретт отменил ее. Насер сообщил израильтянам через ЦРУ, что не считает смертные приговоры причиной для отказа от встречи на высшем уровне. Он также хотел, чтобы израильтяне поняли, что при всей доброй воле в мире, в сложившихся обстоятельствах он не мог поступить иначе. Американцы похвалили Шарета за предложенную им конструктивную повестку дня и настояли на продолжении встречи. Ответ Шарета был отрицательным. Он заявил, что Насер либо двуличен, либо не способен держать слово, и в любом случае он не является серьезным партнером по переговорам.
Этот малоизвестный эпизод в израильско-египетских отношениях в очередной раз ставит под сомнение официальную версию, согласно которой Израиль всегда стремился к прямым контактам и всегда наталкивался на отказ арабов. Конечно, невозможно сказать, что могло бы произойти, если бы запланированная встреча состоялась. Могла ли она привести к встрече на более высоком уровне с самим Насером? Смогла бы она предотвратить последующую эскалацию конфликта? Могла ли она создать хотя бы некоторые составляющие для прорыва в отношениях между Израилем и самым влиятельным из его арабских противников? Ответов на эти вопросы нет. История не раскрывает своих альтернатив. Можно лишь констатировать, что Насер предложил Израилю шанс на переговоры и что это предложение было отвергнуто. Можно добавить, что в упущении этой возможности сыграли свою роль колебания Шарета. Шаретт не выдержал, проявив тактику промедления и робость, когда требовалась смелость. По словам одного из его собственных чиновников, Шаретт не смог взять быка за рога, когда тот предложил свои рога.
Дома Шаретт продолжал бороться с последствиями каирской катастрофы. 2 января 1955 г., после долгих мучений, он назначил комиссию по расследованию обстоятельств этого дела. В состав комиссии вошли Ицхак Ольшан, судья Верховного суда, и Яаков Дори, бывший начальник штаба. Комиссия получила поддельные улики и ложные показания, уличающие Лавона, хотя об этом стало известно только через пять лет. Даян и Перес поддержали версию Гибли и предоставили комиссии показания, в которых свободно и критически обсуждались недостатки Левона на посту министра обороны. Даян подтвердил, что Левон систематически обманывал Шаретта, но при этом был похвально откровенен в отношении своей собственной роли:
Я не скрывал своего пассивного участия в обмане Шарета со стороны Левона. Я объяснил, что знаю, что Левон время от времени обманывает Шарета (не посвящая его в суть дела), но если Левон взял это на себя, то я не обязан вмешиваться. Более того, я совершенно не согласен с политической концепцией Шарета и вижу в том, что он время от времени не дает разрешения на операции, ущерб интересам государства; и у меня нет причин помогать ему в этом сверх служебного долга.
В итоге Ольшан и Дори не смогли вынести однозначного вердикта. В своем отчете они заявили, что не могут быть уверены в том, что Гибли не получал приказа об активизации подразделения под прикрытием, но
