Уэльсе за 2019 год сообщается, что "преступления сексуального характера, зарегистрированные полицией, не являются надежным показателем тенденций в этом виде преступлений", поскольку "большинство жертв не обращаются в полицию с заявлением о преступлении". По оценкам Управления национальной статистики, менее чем одна из пяти жертв сообщает о преступлении в полицию, а Федерация кризисных изнасилований Англии и Уэльса установила, что только 12% из 50 тыс. женщин, обратившихся в ее службу, сообщили о преступлении изнасилования в полицию. Даже по данным NCVS, в период с 1992 по 2000 год 63% завершенных изнасилований, 65% попыток изнасилований и 74% завершенных и попыток сексуальных нападений на женщин не были доведены до сведения полиции. Британское исследование преступности показало еще более низкий уровень заявлений: менее 20% жертв изнасилований сообщили об этом в полицию. Особенно высок уровень несообщения среди женщин из числа меньшинств, бедных и бесправных слоев населения, а также проституток. Это также является проблемой для замужних женщин, ставших жертвами своих партнеров: отсутствие денег и доступа к альтернативному жилью, а также эмоциональная зависимость и опасения по поводу сохранения доступа к детям приводят к тому, что жертвы часто чувствуют себя не в состоянии добиваться судебного преследования.
Статистические ограничения усугубляются тем, что Пинкер дает узкое определение "насилия". Это вторая проблема его аргументации. Определение насилия, данное Пинкером, в значительной степени основано на юридических нормах: есть преступник, жестокое действие, вредные последствия. Большинство видов насилия сегодня не соответствует этой модели. Оно носит структурный и институциональный характер. Оно связано с повсеместным отсутствием безопасности, бедностью, болезнями и неравенством. Этот вид насилия силен именно потому, что он натурализовался: это "факт жизни", который, кажется, невозможно оспорить. Это отчасти объясняет, почему, как справедливо подчеркивает Пинкер, современная жизнь характеризуется свободно плавающей тревогой по поводу насилия. Эти широко распространенные формы сексуального насилия не являются политически нейтральными: они поддерживаются экономической и социальной политикой и поддерживаются правовыми и политическими процессами. Этому также бросили вызов такие активисты, как Тамара Берк, которая начала движение "MeToo" именно с учетом системной сексуальной эксплуатации афроамериканских женщин и женщин из других меньшинств. Сексуализация гендерного, расового и экономического господства является одной из форм насилия.
Более того, именно эти формы насилия, по мнению Пинкера, могут быть искоренены без "децивилизующих" последствий протеста, как это было в 1960-е годы. По мнению Пинкера, насильственный протест неправилен, однако политика эмансипации для групп, подвергающихся системному насилию, может быть единственным способом добиться перемен. Права не просто возникли как часть мирного, цивилизационного процесса. В книге "Изобретение прав человека. История" (2006 г.), литературовед Линн Хант считает, что рост сочувствия к незнакомым людям стал результатом резкого взрыва в публикации и чтении романов. Эпистолярный роман учил читателей представлять, что другие люди похожи на них самих. Все мы обладаем внутренним пространством чувств. Разделенная тайна боли и удовольствия способствовала сопереживанию. Другими словами, она утверждает, что художественная литература была главным инструментом воспитания чувств, изменяя человеческую чувствительность. Но это не соответствует историческим данным: права чаще всего достигались путем протеста, который часто носил насильственный характер. Права не возникают из универсальных, вневременных моральных истин, а завоевываются в социальной борьбе в реальном мире. По мнению Пинкера, насильственный протест - это неправильно, но для людей, подвергающихся систематическому сексуальному насилию, он может быть единственным спасением.
Третья ловушка, в которую попадает Пинкер, - это минимизация определенного вреда. Он делает это, в частности, из-за непонимания истории. Он утверждает, что "нужно долго и упорно искать в истории и разных культурах признание вреда изнасилования с точки зрения жертвы". Это не так. Изнасилование является чудовищным актом именно потому, что известно, что оно наносит серьезный вред жертвам. Учебники по медицинской юриспруденции изобиловали описаниями вреда, причиняемого изнасилованием, утверждая (по словам Альфреда Свейна Тейлора в его влиятельном труде "Медицинская юриспруденция" 1861 года), что жертва может "выдержать все моральные и физические травмы, которые только может нанести ей совершение преступления".
Однако в более ранние периоды формулировки этого вреда были иными. До 1860-х годов жертвы любого вида насилия не использовали слово "травма" для обозначения своих эмоциональных или психологических реакций. Это понятие было придумано профессором хирургии больницы Университетского колледжа в Лондоне Джоном Эриксеном в 1866 г. Однако у жертв были и другие языки для передачи своей боли. Когда обсуждались последствия изнасилования, внимание уделялось физической и моральной сферам. Женщины "таинственным образом истощаются, болеют, бледнеют, худеют, покрываются воском и, наконец, покидают землю и отправляют свои формы в заветные могилы, - как взорванные плоды, падающие еще не созревшими" (так один автор объяснял последствия "принудительной любви" или супружеского изнасилования в 1869 г.). Жертвы регулярно ссылались на "бесчувствие", чтобы передать свое страдание. Жертвы изнасилования описывались как "в состоянии лихорадки" (1822), "очень больная, после того как некоторое время лежала в обморочном состоянии" (1866) и в "состоянии прострации" (1877). Это очень разные способы признания "вреда изнасилования с точки зрения жертвы", но очень сильные для своего времени.
Есть и другой способ, которым Пинкер минимизирует вред. Он способствует распространению мифов об изнасиловании, используя давно укоренившиеся предрассудки о распространенности ложных обвинений. Убеждение, что "женщины лгут" о сексуальном насилии, глубоко укоренилось в нашем обществе, особенно в полиции и системе уголовного правосудия. Например, в ходе проведенного в 2008 году опроса 891 сотрудника полиции на юго-востоке США выяснилось, что более 50% считают, что половина женщин, жалующихся на изнасилование, лгут, а 10% - что лгут большинство заявительниц. Полиция "не находит" (США) или "не возбуждает" (Великобритания) большое количество заявлений об изнасиловании, не проводя расследования. Согласно недавнему исследованию, проведенному экспертом в области права Кори Рейберн Юнг, американские полицейские департаменты "существенно занижали количество зарегистрированных изнасилований". Полицейские департаменты добивались "бумажного снижения преступности" тремя способами: они определяли инцидент как "необоснованный", не проводя никакого (или сколько-нибудь тщательного) расследования, квалифицировали зарегистрированный инцидент как менее тяжкое преступление и не "составляли письменный отчет о том, что жертва подала заявление об изнасиловании". Юнг пришел к выводу, что число полицейских юрисдикций, где имел место недоучет, увеличилось более чем на 61% в период с 1995 по 2012 год.
Пинкер, по-видимому, разделяет скептическое отношение полицейских к правдивости жалобщиц на изнасилование и к тому, какой вес следует придавать рассказам женщин о нападении. Он сообщает читателям, что об изнасилованиях "как известно, не сообщается, и в то же время часто сообщается слишком много (как в случае с получившим широкую огласку, но в конечном итоге опровергнутым обвинением 2006 г. против трех игроков в лакросс Университета Дьюка)". Такая моральная эквивалентность не просто опасна, она ошибочна. Масштабы
