решила посмотреть все, что откладывала на потом. В тот день, когда сериалов не оказалось, я почувствовала страшную потерю. Мне было тревожно, и я закрыла входную дверь, потом – дверь спальни, проверила, не оставила ли какое-нибудь окно открытым, и легла в кровать под мягкое одеяло. На пульт было больно смотреть, его кнопки так и манили. То, что еще вчера приносило радость, сегодня оказалось недоступным.
Я встала и подошла к книжному шкафу. В нем было несколько томов детективов, которые я прочитала давным-давно.
«Ну и ладно, что уже читала! Все равно сюжет стерся из памяти», – подумала я и включила прикроватный свет, погружаясь в атмосферу Парижа XIX века. Я следила за преступником, ела французские пирожные и вдыхала запах мокрого асфальта Монмартра [30], когда на одной из страниц нашла фотографию, где мы с детьми стояли на фоне гор.
Этой фотографии было больше двадцати лет – ничто по сравнению с временны́м расстоянием, которое отделяло меня от Парижа XIX века, но зато там была я, улыбалась я, ела и дышала тоже я. Все это можно было вспомнить, а не вообразить.
Мне вдруг стало трудно дышать. Откинув одеяло, я встала и распахнула окно – струя холодного воздуха освежила душную комнату. Потом пошла на кухню попить воды. Я одернула штору и долго смотрела на одинокую сосну, чью шапку ветер мотал туда-сюда, при этом ствол у основания лишь слегка раскачивался.
Хотела ли я позвонить дочке, с которой не разговаривала полгода? Да, такая мысль возникла. Но потом я вспомнила, что она мне сказала, и передумала.
Я вернулась в комнату, закрыла дверь на замок, потом окно, легла под одеяло и выключила ночник.
– Привет! Ну что смотришь хмуро? Ах, ты всегда смотришь хмуро, это я привыкла. И вот представляешь, она, та самая, вот сегодня точно так же на меня взглянула хмуро. И мне от этого весь день было не по себе. Я хотела поскорее уже встретить тебя и все рассказать. Как несправедливо она на меня посмотрела, как мне было грустно потом, а затем случилось кое-что хорошее. Мне позвонила Бубочка. Ты же помнишь Бубочку? Конечно, ты помнишь Бубочку, никто не может ее забыть. Ну так вот, она мне позвонила, и я от неожиданности даже не брала трубку три звонка, а потом испугалась, что она перестанет мне звонить и мне придется ей перезванивать, узнавать, зачем она мне звонила, а это уже будет совсем не то, понимаешь, совсем не то. Вот ты, например, молчишь? Глаза отводишь? А вот хоть бы раз на меня взял и посмотрел. Знаешь, тогда бы многое изменилось. И может быть, я… (хныкает) нет, я не позволю себе этого! Я буду тверда, непреклонна! (Не хныкает, говорит громко.) Ты обедал уже? Передай пакет, не сиди просто так. Знаешь, Бубочка мне сказала, что ее тоже бесит, когда она тебя что-то спрашивает, а ты не отвечаешь. А если на тебя вот так прикрикнуть по-особенному, ты потом скажешь: «Подожди, я думаю». А мне кажется, ничего ты не думаешь, а просто не хочешь разговаривать и вместо того, чтобы так и сказать, молчишь, надеешься, что все это так растворится как-то, но ничего не растворяется. Эй! Ничего не растворяется! А я – пришла с самым главным, а сама про ерунду. У меня же несчастье (молчит). У меня умер муж (снова молчит). Ага, теперь на меня посмотрел! Вот, горе всегда так – притягивает взгляды. Но ты знаешь, нечего одним ногтем другой ковырять, можно и просто обнять. Я знаю, ты не обнимешь, ты боишься испачкаться. А я вот ничего не боюсь, я бесстрашная, за это меня муж и любил. Передашь мне, пожалуйста, тот пакет?
– Мне на этой остановке выходить. Вы меня простите, – сказал мужчина и передал пакет.
Он был первый, кто передал пакет.
Когда Аня уехала в тур с палатками на полуостров Рыбачий [31], она думала, что будет ходить по горам среди незнакомых людей, добьется внутренней пустоты, найдет ответы на важные философские вопросы или хотя бы на насущные: как зарабатывать больше и быть хорошей матерью.
За эти пять дней она ни разу не вспомнила о карьере, финансах или материнстве.
Аня живет в Санкт-Петербурге и ходит к психологу, которая перед поездкой дала ей задание:
– Ты думаешь, что точно знаешь, что хочешь, но в действительности это не так. Спроси себя, что тебе на самом деле нужно. Просто подумай об этом.
Полуостров Рыбачий – краешек земли на севере России. К путешествию Аня готовилась заранее и тщательно. Ей было страшно ночевать в палатке при низких температурах – все-таки был конец сентября, – страшно топтать арктическую природу, страшно пять дней жить без душа, страшно не справиться. Она просматривала форумы, опрашивала знакомых и приобретала снаряжения для похода – проще говоря, тратила время, деньги и изредка чьи-то нервы.
Когда Аня заболела за день до вылета, расстроилась, но постаралась сделать все, чтобы поскорее выздороветь. Отложила рабочие дела, детей оставила дома и, на удивление, вместо привычного хука справа от чувства вины за то, что провела в кровати бо́льшую часть времени, хотя и больная, получила лишь легкий шлепок по заднице. Не зря же Аня ходила к психологу. Сутки ничегонеделания – и на следующий день она отправилась в путешествие почти здоровая.
Перед походом Аня переночевала в гостинице Мурманска. Новое место стимулировало в ней нечто, что так и просилось гулять, осматривать окрестности, изучать закоулки, но Аня насильно заперла это чувство внутри, а себя – в номере, выпила таблетки, чай и уснула. На следующий день предстояло встретиться с туристической группой на площади прямо под окнами номера, и она рассчитывала быть свежей и здоровой.
Но если честно, то после чая и таблеток и до того как уснуть, Аня болтала по телефону, а потом смотрела сериалы и, стоя на площади в девять утра, не чувствовала себя ни свежей, ни выспавшейся, ни тем более здоровой.
На завтраке Аня заняла место у окна и смотрела на мокрую от дождя площадь. Что-то в уходящей перспективе улицы сжимало ее сердце, словно оно было окольцовано эспандером. Она не позволила себе долго наслаждаться этим новым и приятным чувством, потому что не хотела опаздывать. Задержки приносили ей физический дискомфорт: лестничные мышцы шеи натягивались, как стальные тросы городских мостов.
И хотя она не опоздала, на встречу пришла последней. У нее
