текстом: «Следи за своей женой». Личные письма на его имя, секретарше открывать не положено. Она ему в закрытом конверте отдаёт, чтобы он сам вскрывал. Он сходу взял, прочитал, фу, говорит, гадость какая, и в урну выбросил. А она потом вытащила из урны потихоньку, и прочитала. Мне же потом сама и рассказала. Новость-то какая, директор, оказывается, рогоносец. Бабёнка у него, пальчики оближешь, не зря на жену обменял. А времени-то, для неё у него нет. Работать некогда, нужно же с комиссиями сражаться, а чтобы план давать, приходится на работе допоздна оставаться. А у неё там «ужин» стынет. Ни одна баба такого не простит, кем бы ты ни был. Говорят, Наполеон сказал: «Никто не герой перед своей женой». Бабы в заводоуправлении шушукаются. Кто-то стуканул очередному проверяльщику, типа не трожьте нашего директора, у него дома проблемы. Кто-то видно ему посочувствовал, типа мы вас понимаем, но нужно же и о заводе думать. Дальше, я за что купил, за то и продаю. Бабы говорили, что директор-подлец несправедливо обидел свою красавицу подозрениями, и она, чтобы ему отомстить за это, таки наставила ему рога, чуть ли ни с первым встречным. Очередная комиссия нашла директора, в своём кабинете спящим на полу. Из партии исключили, бабёнка его, от него ушла. Очень мне хотелось на него посмотреть. Нашёл его, вижу, идёт бутылки сдавать. Я подошёл, здравствуйте, говорю, помните меня? Ну, и кто теперь ничтожество? Соображал он долго, а потом как заревёт, — так это ты?! А я говорю, — заткнись болван, не хулигань, а то я сейчас участкового позову.
Зря это я тогда, пришлось сваливать. Плата за удовольствие. У него связи везде оставались, могли достать меня. Вот так я и стал художником.
— Так что, тебе скрываться пришлось?
— Да нет, давно это было. Не знаю, жив ли он сейчас. Я уехал так, на всякий случай. Официально ему бы помогать никто не стал. Даже если бы ему поверили, даже если бы меня допрашивали, ну и что? Если бы он не был виноват, его бы не сняли. Как у нас говорят, «честному человеку бояться нечего». А то, что какой-то подчинённый сигнализировал, но не подписывался, так это понятно. Боялся мести начальника.
— Так зачем ты прятался? Не понимаю.
— Что тут понимать? Он наверх, как забрался? Наверняка, мордочка в пушку. Мало ли, наймёт кого-нибудь. Возьмут, да и грохнут.
— Грохнут? Убить могут? — я снова почувствовал себя не в своей тарелке.
— А как ты хотел? Ты отнимаешь у него всё. Он же живой труп. А если он сумасшедший? Кинется с ножом….
— Жестокий ты человек, Петрович.
— Я жестокий? А ты, нет? Меня оскорбили, я мстил. А ты, за что ненавидишь своего друга? Может, расскажешь? Да я и так понимаю, ты от зависти готов его сожрать. Разве нет? Так и скажи, хочу сожрать, хочу, чтобы он кровью харкал.
— Петрович, ты не понимаешь, он преследует меня всю жизнь, дорогу мне перебегает! Я хочу, чтобы его не было!
— Не ори, дурак, услышат, — Петрович подошёл к двери и приложил ухо, послушал. Затем открыл дверь и выглянул в коридор, — никого нет, сдерживай эмоции. Серьёзные дела начинаем. Если будешь дёргаться, я с тобой не пойду. Понял?
— Понял, — промямлил я, хотя ничего не понял.
— Так, теперь слушай и делай, как я сказал. Если что непонятно, спрашивай. Никакой отсебятины, всё решаем совместно.
— Я не понимаю, Петрович, чего делаем-то? Куда пойдём, ты ничего не объяснил.
— Как не объяснил? Будем тебя директором делать. На это уйдёт год-два. Согласен?
— А тебе-то что с этого, Петрович?
— Да, надоело мне по стенам ползать. Не художник я, не моё это дело. Буду твоим заместителем, в офисе хочу работать. А дальше посмотрим.
— Может, ты сам директором хочешь? А меня используешь?
— Беспартийный я, и диплома, как у тебя нету. Да и возраст уже не тот. Нет, мне в тени нужно оставаться. Буду, серым кардиналом.
— Петрович, ты так говоришь, как будто только от тебя всё зависит. Тут вон сколько начальства набежало, директора назначать. Одно дело спихнуть кого-то, а назначают-то сверху. А ты одного директора снимешь, другого директора назначишь, и ещё и заместителя. Так что ли получается? Что-то я сомневаюсь.
— Не хочешь, значит, боишься. Ну, как знаешь, — стиснул зубы Петрович.
— Да, хочу я, хочу. Только не вериться что-то.
— Хочешь, чтобы я тебя уговорил. Нет уж, я и так много сказал. Жаль, ошибся в тебе.
— Ничего не ошибся, я понять хочу, как такое возможно. Объясни, я тебя не подведу.
— Ладно, я бы тебе и так объяснил. Смотри, не подведи. В общем так, система — гнилая.
— Какая система? Не понял.
— Да, заткнись ты, я же рассказываю. Вся система гнилая, весь ваш строй, коммунистический. Что ты мне рожи строишь? Это же не политинформация на собрании, я тебе суть говорю. Сколько народу село по доносам, ты не знаешь, а я помню. У меня отец отсидел 10 лет. За то, что слушал анекдот.
— Как это? Рассказывал, наверное, а не слушал.
— Нет, именно слушал. Мужики после работы собрались на троих сообразить. Купили бутылку, сообразили. Ну, пока пили, один анекдот про Сталина рассказал. Посмеялись и разошлись. А через три дня, папашу загребли. Один из трёх собутыльников донос написал, его не посадили. А рассказчика того и папашу, упекли, за то, что слушал и не донёс. Вот так вот. Система — гнилая. Власть — слабая. Она своих людей не защищает.
— Это-то при Сталине власть слабая была? Да под ним вся страна стонала! — подобное заявление я слышал впервые. Похоже, Петрович, человек не совсем адекватный, или вообще сумасшедший. Ой, зря я с ним откровенничаю.
— Во, во, внушили вам, дуракам, а вы повторяете, как попугаи. Даже скучно разговаривать, — для убедительности Петрович зевнул, — говоришь страна стонала? Я тебе, как юрист скажу. Вот, ты говоришь, Сталин главным был, ну в смысле власть его сильной была. Я потом об этом много думал. Сталин далеко, он с наганом по квартирам не ходил. Может, НКВДшники сами виноватых назначали? Но ведь нет же. Их ведь тоже проверяют. Просто так ходить и сажать всех подряд, это дураки выдумали. Нужно хоть какое-то основание, зацепка. С чего ты вдруг к человеку привязался. Если основание есть, ну там оговор под протокол, или донос, всё, работа пошла. А фабриковать самим, намного сложнее. Короче, как ни верти, нужно основание. И ни какое-нибудь там, типа — «одна