ты такой заторможённый? У нас другая задача. Мы должны эту контору к рукам прибрать. Это же, золотое дно. Огромные деньги крутятся, заказчики со всех концов. Это же доступ не только к деньгам, но и ко всему.
— К деньгам? А как, к деньгам? Не понимаю, объясни Петрович. Это же государственное предприятие.
— Ну, ты Дима и правда, тормоз. Ты, как зарабатываешь? Подумай.
— Как все, беру заказ и делаю. Деньги в кассе получаю.
— Вот именно, разбаловал здесь всех твой «друг». Беру! Заказ. Одолжение делаешь! Вот так все, зажрались тут. А чтобы заказ получить, делиться надо. Нужно, руку кормящую, поцеловать! Обнаглели! Позапирались в мастерских, и пьют! Бардак!
— Петрович, да кто же делится-то будет?
— Не будут, значит, будут лапу сосать, без заказов сидеть! Или подчищать, что осталось. Вон, посмотри, мужики уже сейчас готовы. Посидели без денег, видишь, как запели. Их только направить в нужное русло.
— А если жаловаться начнут, напишут?
— А для этого, на каждого досье должно быть. Рыло у каждого в пуху, где-нибудь да нагадил. Только рот откроет, мы его к ногтю. Надо, что бы каждый знал своё место. С людьми работать нужно.
— Ой, не знаю Петрович. Как же это всё организовать.
— А я на что? Ты будешь заказами заниматься, а я народ в узде держать. Так и пойдём. И будет нам, и почёт, и уважение.
— Ну, а если всё-таки кто-то упрётся, начнёт права качать? Есть ведь такие.
— А от таких надо избавляться. Ну, а как ты хотел? Жизнь, это — борьба.
— Петрович, как избавляться? Что ты имеешь ввиду.
— Ну, не убивать, конечно. В крайнем случае, посадить.
— Как посадить? За что? О чем ты?
— Ой, я тебя умоляю. Был бы человек, а статья найдётся. Я же юрист. Знаешь, какая моя любимая книга, в молодости была? «Вся королевская рать» Уоррена. Не читал? Прочитай, понравится. Там есть такие слова: «Человек, зачат в грехе, и рождён в мерзости. От вонючей пелёнки, до смердящего савана, всегда что-то есть»! Досье нужно на каждого.
— Петрович! Работать, кто будет? Нужны же специалисты. Есть, уникальные люди. Незаменимые таланты. Как без них?
— Я тебя умоляю, незаменимых не бывает. Это для тебя разница есть, а для заказчиков и коммунистов твоих, все на одно лицо. Твой институт, что ты закончил, пачками специалистов выпускает. Какая разница, что они нарисуют. Чуть хуже, чуть лучше, один хрен, никто не разберётся. Стариков, кто нас знает, вон отсюда. Наберём молодёжь, они счастливы будут. Тебе то что? У них дипломы есть? Есть! Какие могут быть вопросы? Наше дело с тобой, Дима — деньги и власть. Или, тебя это не устраивает?
— Петрович, ты же сказал, что круги пойдут, что анонимщика искать будут. Ты говорил, что какое-то решение есть. А то, вдруг найдут?
— Найдут? Я тебя умаляю. Если до сих пор не нашли то и не найдут. Да и искать не будут, никому это не нужно. А вот думать, гадать, подозревать, будут. Девки-сплетницы из бухгалтерии, их же хлебом не корми. Директор для них, главный самец. Раньше старый был, а этот молодой. Есть перед кем, задницами вертеть. В общем, болтать будут, и не только они. Это и есть те самые круги на воде, и их нужно загасить.
— Как? Моя мама говорит, на чужой роток не накинешь платок.
— Правильно говорит. Рты не заткнёшь, но этим можно управлять. Нужно, управлять! Когда всё уляжется, когда все документы и расследования в архив отправят, и подробности начнут забываться, запустим слушок, что он сам на себя написал.
— Сам? Зачем? Да и кто же на себя такое напишет? Никто не поверит. Нет, Петрович, что-то ты тут наворачиваешь….
— Зачем на себя написал? Как зачем? Он же, подлец, хотел место директора занять! Внимание к себе привлекал! Кто бы его без этого назначил? Хитрая сволочь!
— А ведь точно, Петрович. Никто бы и не назначил. Ты совершенно прав! Сволочь какая, сам на себя написал, — объяснение Петровича было настолько убедительным, что поверил даже я, — ужас какой! Как же это сразу никто не понял?…
— Ты только смотри, раньше времени не проболтайся. А то всю малину испортишь. Плод должен созреть! Эй, смотри, рабочий день уже закончился, — посмотрел на часы Петрович, и довольно улыбаясь добавил, — ну, как мы с тобой сегодня поработали, а?
* * *
Не помню, когда в последний раз шёл домой в хорошем настроении. На случай, если тесть вдруг не нальёт, у меня была припрятана бутылочка. Невольно вспомнив наставления Петровича, подумал, — ну после работы-то можно. Захотелось обнять какую-нибудь бабу, пусть даже Анжелку.
— О, явился гость! Давненько тебя не было, — тесть поглядывал на меня подозрительно.
— Работы много, — разговаривать с ним не хотелось, но приходилось терпеть. А ведь если директором стану, можно и квартиру получить, и съехать от них. Давно пора. К матери тащить Анжелку я не хотел. Там было единственное место, где можно было спрятаться от окружавшего кошмара.
— Рисуешь всё. И много картин нарисовал? — тестю натерпелось позадираться, — ну, хоть бы показал. Или их сразу в Эрмитаж увозят?
— Картины не рисуют, картины пишут.
— Ну, ну, пиши, пиши, писатель….
Однако сегодня никто не смог бы испортить мне настроение. Я разглядывал его рожу, с открывающемся ртом, и думал, — до чего же ты гад мне надоел, вместе со своей дочкой. Ты, уже прошлое. Я тоже молодой, как Димка, я — главный самец! Это передо мной бухгалтерши молоденькие, задницами крутят. Я одной пальчиком машу, и она садиться, ко мне в машину. В банк вези, — говорю я шофёру…. Заснул я сразу, лишь только положил голову на подушку. Впервые без водки и таблеток, даже не заметив, что Анжелика спит рядом.
— Я пригласил Вас, уважаемый, чтобы сообщить пренеприятнейшее известие. Мы с Вами не сработаемся. Как себе хотите, но, не сработаемся, — это говорил новый директор Художественного Фонда, которого без лишних собраний назначило Министерство культуры. И сейчас он говорил это мне, всего лишь через полтора года после нашего соглашения с Петровичем.
Нет, собрание было, конечно. Там мы успешно доедали Димку. До этого мы действовали по плану. По совету Петровича, я даже вытащил свою старую, забытую тетрадочку с цитатами умных людей. При каждом удобном случае я вворачивал что-нибудь подходящее, обязательно ссылаясь на признанный авторитет. А самые доходчивые и убедительные высказывания произносил, как свои. Петрович оказался прав, это заметили и к моим словам стали прислушиваться. Что было удивительно, я думал, что
