Андрей Костин - Убийственный аргумент

Гроза пронеслась над Москвой в полночь на 25 декабря.

Гром зарождался где-то вдали, проносился над спящими домами, наталкивался на заклеенные на зиму окна и долго еще перекатывался, как бильярдный шар в поисках лузы.

А потом повалил снег — мелкий мокрый и густой. Будто кто-то размахивал перед окном серебристым помелом.

В темноте я нашарил пачку сигарет, спички. Закурил, стоя у окна, мягко погладил левую сторону груди, словно кошку.

За спиной скрипнула дверь и загорелся свет. Я обернулся.

Алена зябко куталась в халат. Глаза у нее были сонные.

— Я и не слышала, как ты пришел. Тебе звонили…

— Глупости. Мне никто не может звонить.

— Какой-то мужчина. Он сказал, что ждет тебя в ресторане «Красная лошадь», хочет предложить работу. Он пробудет там долго. Сказал — ты только назови себя метрдотелю, и тебя проводят к его столику.

— Глупости, — повторил я. — Меня никто не может ждать. И никто не предложит работу.

— Ты чем-то расстроен? — она посмотрела участливо.

Лучше бы она провела ногтем по стеклу.

— Наоборот. Сегодня Рождество. Праздник. Знаешь, есть такой обычай: в семье, где кто-то пропал без вести и неизвестно, жив он или нет, в этот день на окно ставят свечу. Чтобы заблудившаяся душа могла найти дорогу к дому…

— Это католики в декабре празднуют, — заметила Алена, наморщив лобик.

— …И я знаю дом, где сегодня, наверняка, на окне горит свеча.

— Может, перестанешь себя изводить? — спросила она.

— Не к добру гроза зимой, — я покачал головой.

— Мне завтра на работу рано, — она почти извинялась.

— Ну конечно. Я весь день провалялся в постели, вот и не спится.

Главное преимущество, когда сидишь без дела, можно спать в любое время. Потому что некуда спешить. Хотя, какое это преимущество?

— С тобой точно все в порядке? — Алена подозрительно посмотрела на меня.

— Сигареты кончились. Схожу, куплю.

— Среди ночи?

— Возле метро есть дежурная палатка.

Она недоуменно покачала головой.

Ночная улица встретила мелким мокрым снегом. Подняв воротник, я пересек гулкий котлован двора. Белый снег лег только сверху, а под ним оставалась грязь наших вчерашних следов.

В киоске у метро продавец спал. Не стоило его будить ради пачки сигарет. Впрочем, дело-то не в сигаретах. Просто я заставлял себя что-то делать — ходить, говорить, пить, есть. Есть было тяжелее всего. А пить — всего проще. Я абсолютно здоров и мне тридцать пять лет. Переходный возраст для мужчины, утверждают на Востоке. Только мне некуда было переходить.

Продолжая разглядывать бутылки в витрине киоска, я пришел к мысли, что пить на улице, зимней ночью, да еще в одиночествеэто уж совсем пропащее дело. Не то, чтобы меня теперь беспокоило общественное мнение, просто я боялся поперхнуться после первого же глотка.

Метро еще работало. Я спустился вниз, купил у сонной кассирши жетон для телефона и набрал номер.

— С вами говорит автоответчик… — начал бубнить гнусавый голос.

Дождавшись, когда он предложит оставить сообщение, я прокричал в трубку:

— Василий, не валяй дурака. У тебя с роду не было автоответчика.

— Ну и что? — сказал он теперь нормальным голосом. — Может, нам обоим это снится? Знаешь, который час?

— Выпить никогда не бывает поздно.

— Последний раз я от тебя это слышал неделю назад. А на следующий день никак не мог вспомнить, почему у меня в ванной плавают пескарики.

— Это были ротаны. Мы пустили их погреться. Купили у какого-то рыбака с коловоротом.

— Угу. Коловорот до сих пор лежит под кроватью. Ты уверен, что мы его тоже купили?

— Коловорот дали в нагрузку. Ну так как тебе мое предложение?

— Почему бы нет?

— Не слышал про такой ресторан — «Красная лошадь»? — спросил я.

— Каждый день проезжаю мимо. Он как раз посередке между нами.

Василий жил в трех остановках отсюда.

— Приличное место?

— Шикарное.

Интересно, кто мне сегодня звонил, чтобы пригласить на встречу в ближайший ресторан? Никто посторонний не знал, что меня можно найти по этому телефону. Никто не должен был знать, где я живу. Одна жизнь кончилась, и я не хотел, чтобы прошлое напоминало о себе — голосами и лицами людей, которые знали меня раньше. Я надеялся, что у меня, как у кошки — пусть не девять жизней, но хотя бы две.

— Кстати, это идея, — Василий хмыкнул. — Почему бы нам туда и не отправиться? Кажется, открыто всю ночь.

— Это ты брось. Я с мужчинами в ночные заведения не хожу.

— Нет, серьезно, — он звонко засмеялся, — Если мы опять будем на квартире пить, я умру. А там — и развлечемся, и пропустим по рюмашке. Я буду на машине, так что смогу держать себя в рамках.

— У тебя деньги лишние завелись?

— Вот именно. Впарил одному японцу ФЭД под видом «лейки». Три штуки чистыми.

Василий любил зарабатывать деньги всеми доступными способами. Антиквариатом, фотоаппаратурой, помидорами из Астрахани, собаками и кошками на Птичке… Утверждал, что это он продал белую крысу под видом щенка бультерьера. На одном только Василий никогда не делал деньги — на медицине. Слишком много он о ней знал.

С ним легко. Никогда не лезет с расспросами или глупым сочувствием. Василий смог бы валять дурака даже с приговоренным к смертной казни. То ли это характер, то ли профессиональная черта врача скорой помощи.

За массивными дубовыми дверями было слишком много красного. Ковер, стены, скатерти, обивка стульев, даже коротенькие платьица на официантках — и те были цвета перезрелых помидоров. Сами официантки перезрелыми не казались.

— Тут что, штаб компартии России? — спросил я.

— Старик, ты не в курсе, — Василий ухмыльнулся. — Это самый что ни на есть модный цвет для крутых тусовок. Не надо перекрашивать после очередной разборки.

— Много ты знаешь о крутых тусовках.

— Старик, ты не прав. Я же увлекаюсь фотографией. Пару месяцев назад дал объявление в газете: конфиденциальная фотосъемка. Если б ты знал, куда только меня не приглашают поснимать…

— Ага, поверил. Полно безработных профессиональных фотографов, но приглашают именно тебя.

— Надежность и конфиденциальность, — он поднял вверх указательный палец. — Нам водки и закусить чего-нибудь горячего, — сообщил он официантке, по своему отреагировавшей на его жест.

— Тоже мне фотограф, — сказал я. — Еще когда меня снимал, а где фотографии?

— Пленка засветилась, — ответил он беззаботно.

Принесли заказ. Я выпил водки, посмотрел на сочный подрумяненный бифштекс и отодвинул тарелку.

— Ты чего, закусывай, — удивился Василий.

— Нет аппетита.

— Слушай, я разговаривал с твоей женой, — он озабоченно посмотрел на меня. — Она говорит, ты ничего не жрешь. Надо бы показаться специалисту.

За довольно-таки бандитской внешностью таилась нежная душа врача скорой помощи.

— Обойдется.

— Оттяни-ка веко.

— Катись ты. Я просто потребляю углеводы в чистом виде.

— Это может быть серьезнее, чем ты думаешь.

Я демонстративно отвернулся от него и стал наблюдать за выступавшей певичкой. Кажется, я видел ее по телевизору.

Потом свет потушили, только красный луч прожектора осветил небольшую сцену в центре зала. После небольшой паузы там появилась обнаженная девушка. На ней было только маленькое бикини — сами понимаете, какого цвета. Она грациозно извивалась в такт музыке, и в ее движениях было что-то от пойманной за хвост кобры. Когда номер закончился, прожектор погас и верхний свет снова включили. Василий взял из вазочки на столе красную гвоздику и кинул девушке под ноги. Он вообще склонен к широким жестам, когда одевает выходной клетчатый пиджак.

А через минуту мне на плечо легла рука.

Вторая рука оперлась о край стола. Бледная кисть, поросшая черными волосами.

— Что, приятель, понравилась девка? — спросил резкий голос.

Обращался он к Василию, но опирался почему-то на меня. Я чуть отодвинул стул и посмотрел на дерганого парня с бешенными глазами. От корней зачесанных назад волос до брови у него шел шрам. Сантиметра три длинной, больше места не хватило.

— А вы ее продюсер? — вежливо поинтересовался я.

Стоявший неподалеку спиной к нам официант в форменном красном пиджаке услышал диалог и заразительно тонко, почти по-женски засмеялся. Судя по ширине плеч, он вполне мог служить здесь вышибалой, однако и пальцем не пошевелил, чтобы обуздать приставшего к нам психа.

— Слушай сюда, — псих решил перейти к делу. — Кое-кому не нравятся ваши рожи. Есть минуты полторы, чтобы добежать до двери. Здесь место для приличных людей.