Новый заряжающий Федор Слобода прибыл из экипажа утонувшей на переправе через болото машины. До этого находился в резерве. Точнее, воевал несколько дней в десантной роте капитана Бобича.
Как и большинство заряжающих, которые имели дело с довольно увесистыми снарядами, Федор был крепкий, широкоплечий парень невысокого роста. Воевал больше года, так, что учить его не приходилось. Однако Алесь Хижняк не преминул прочитать сержанту инструкцию:
– Ты теперь в экипаже комбата Карелина, а это повышенная ответственность. Рот в бою не разевай и не высовывайся. У нас заряжающим Костя Бурлаков был. Хороший парень, опытный, а высунулся во время обстрела и поймал осколок в черепок Насмерть…
– Федору это не грозит, – возразил наводчик Никита Федосеев. – Костя ростом под метр восемьдесят был, а Слобода на голову ниже. Ты лучше расскажи, Федор, как вы самоходку сумели утопить.
– А чего хитрого? – пожал плечами младший сержант. – Ночью шли, ничего не видно. Лейтенант молодой, дергался и механику постоянно указания давал.
– Хуже нет таких командиров, – заявил Алесь Хижняк – Ну, а механик?
– Тоже не слишком опытный. А тут ночь, ни хрена на видно, настил качается, крепления рвутся, он занервничал и врубил полный газ. Лейтенант ему кричит: «Не газуй, слышишь!» А механик испугался, что утонем. Гусеницы с такой силой провернулись, что одно бревно лопнуло. Вот тут мы уже по-настоящему тонуть начали. Передок в воду ушел, уже люк захлестывает, а механик-водитель все на газ жмет.
– Ну а дальше? – спросил Никита Федосеев.
– Мы с наводчиком выпрыгнули. А лейтенант, смелый парень, тянул из люка механика до последнего. Потом еще одно бревно треснуло, и «сушка», как утюг, в воду ахнула. Только пузыри пошли.
Карелин в разговор экипажа не вмешивался. Кто там, в темноте среди болота, неправильно сработал, уже не определишь. Сказал Слободе:
– Грузовик скоро со снарядами придет. Приказано загрузить полтора боекомплекта. Десять штук подкалиберных получишь, храни их отдельно, чтобы сразу в нужный момент достать.
– Ясно, товарищ старший лейтенант.
– И фугасные с бронебойными в одну кучу не мешай.
– Так точно, товарищ…
– Брось, Федя, меня по званию каждый раз величать. Язык устанет.
– Мы тут все давно воюем, – снова вмешался Хижняк. – Одна семья. Не принято без конца козырять.
Вскоре в расположение Карелина пришла еще одна машина. Командовал ею лейтенант Зиновий Жердев. Раньше воевал в четвертой батарее, теперь перевели в третью. Рыжеволосый лейтенант закончил курсы самоходчиков в декабре сорок третьего года. Показал себя в боях неплохо, за что был награжден медалью «За отвагу» и получил вторую звездочку на погоны.
– Явился в ваше распоряжение, – широко улыбался лейтенант, козырнув Карелину. – Машина в исправности, экипаж к бою готов.
– Давай пока без боев обойдемся. До завтра передышка. Попозже заправишь машину и получишь недостающие снаряды. Норма – полтора боекомплекта.
К вечеру Карелин принял вторую машину, пришедшую в батарею после ремонта. Командовал ею младший лейтенант Тимофей Шмарев, небольшого роста, щуплый, как подросток.
В полк он прибыл с месяц назад после тяжелого ранения. В феврале закончил курсы «младших лейтенантов», в первом бою был подбит, вернулся пожелтевший, осунувшийся.
Однако Шмарев был далеко не новичок. Воевал в артиллерии, в расчете орудия «ЗИС-3» (те же, что стояли на самоходках «СУ-76»), имел орден, медаль и, по слухам, не сошелся с комбатом Бакулиным.
Отрапортовал, как положено, Карелину о своем прибытии и стоял, ожидая дальнейших команд. Шмареву было лет двадцать пять, но выглядел он старше.
Кроме морщин лицо пересекал шрам, во рту поблескивали вставные железные зубы. Тимофей Шмарев воевал с мая сорок второго года, имел четыре ранения и дважды выходил из окружения: под Харьковом и на Дону.
Младший лейтенант потерял почти всю семью, в том числе жену и мать, попавших в Ростове под бомбежку. Погиб при освобождении Курска младший брат. Трехлетнего сына Тимофея воспитывала бабка. О судьбе его семьи в батарее знали, и приняли младшего лейтенанта тепло.
– Ну вот, теперь мы хоть на батарею похожи, – обходил машины Зацепин. – Аж четыре «фердинанда», хоть и голожопых, зато с бывалыми экипажами.
Вечером Карелин собрал всех командиров машин. Выпили по сто граммов «с прицепом», перекусили перловкой с тушенкой и салом. Саня Зацепин хотел сходить еще за одной фляжкой, но Павел отрицательно покачал головой:
– Не надо. На нас глядя, экипажи хорошо примут, полк, по слухам, могут ночью поднять. Из-под Ковеля немцы танковую дивизию перебрасывают. А это почти сто танков и штук семьдесят орудий разного калибра. В том числе два десятка самоходных гаубиц.
– Я тоже слышал, – подтвердил Зацепин, – фрицы новые 150-миллиметровые установки «хуммель» активно внедряют. Что-то вроде наших «зверобоев».
– Уже сталкивались, – подал голос Тимофей Шмарев. – Орудие у них сильное, ничего не скажешь, а лобовая броня так себе. Миллиметров тридцать. Одну подбили, ходили смотреть.
Шмарев был младшим по званию, но опыт имел большой. К его мнению прислушивались.
– «Хуммель» – не главная опасность. Их немного, – продолжал младший лейтенант. – И размеры такие, что эту коробку не замаскируешь. Три метра в высоту и шесть в длину. Мы ее метров за семьсот со второго снаряда подбили. А вот «пантеры» – кошки опасные. Да и противотанковые 75-миллиметровки еще те «гадюки». В траве замаскируют, если зевнешь, то амба. Бьют в яблочко.
Ничего особенно нового Тимофей не рассказал. Но посидеть, обменяться мнениями было полезно. Вспомнили, как воевали с «пантерой».
– Спасибо минометчикам, – рассказывал Зацепин. – Оглушили экипаж, помогли нам приблизиться и уделать «кошку».
Карелин свое мнение не навязывал, слушал товарищей. Однако насчет «пантеры» заявил:
– Прицельность очень точная. Не вздумайте в одиночку приближаться. Особенно если укрыться негде. «Пантера» своей пятиметровой пушкой «тридцатьчетверку» за полтора километра насквозь прошибает. А нам только с флангов обходить да из укрытий действовать.
– Все же одну мы уделали, – сказал Зацепин. – Правда, экипаж Вани Евсеева целиком потеряли. Сгорела машина, хоронить некого было.
Затем разговор перешел на жизнь в тылу. Из всех четвертых офицеров сумел побывать дома Тимофей Шмарев. После тяжелого ранения дали пятнадцать дней отпуска вместе с дорогой.
– До Ростова шесть дней добирался, – рассказывал он. – Составы переполнены, люди на поручнях висят, а кто и на крышу взбирается. Пошел к коменданту, а он как шальной от недосыпа. Глаза красные, кричит: «Куда я вас всех распихаю? Полстраны из эвакуации возвращается».
– Тебе-то хоть помог, крыса тыловая? – спросил Саня Зацепин.
– Да не крыса он, – отмахнулся Тимофей. – Воевал, пальцы на правой руке отчекрыжило, вот его комендантом и назначили. Помог он мне. Я ему часы подарил, про семью рассказал.
– Ну и как Ростов?
– Развалины, мост понтонный. Бабка меня увидела, заплакала, следом за ней сынишка. И я не выдержал, слезу пустил. Обнялись все втроем и плачем.
– Тяжело живут люди?
– Не то слово. Мои в подвале комнатушку занимают, чуть больше кладовки. Хоть и юг, а в феврале холодрыга, ветрище. Печку кое-как из кирпичей слепили, топят разным хламом, а на окошке лед не тает. Бабка супу сварила, три ложки тушенки в него бросила. Не суп, а мутная водица. Я ей говорю, не жалей, кидай всю банку. А она жмется – чем я вас завтра кормить буду? Не переживай, что-нибудь найдем. На следующий день пошел на рынок. Чего только не продают. Головы бараньи, копыта, пирожки, хрен поймешь с какой начинкой. Если что получше, цены такие – не подступишься.
– Чего купил-то? – поинтересовался Федя Жердев.
– Чего покупать? Половину денег с дури пропил, пока добирался. В вагоне компания заводная попалась. А за оставшиеся восемьсот рублей уступили мне килограмм ржаной муки и пару сладких петушков для сынишки. Тогда я часы наручные отстегнул. Тут покупатели сразу облепили. Часы хорошие, офицерские, с убитого немецкого танкиста снял. Масла подсолнечного взял, пшена, еще что-то по мелочи. Взвесил я свою торбу, пустой домой возвращаюсь. Рискнул тогда. Пистолет трофейный одному парню-железнодорожнику показал. Красивая штучка, «вальтер» вороненый с насечкой.
– Рисковал, Тимофей, – покачал головой Карелин. – Мог под суд попасть.
– Знаю. Но за пистолет он мне ведро картошки принес, судака сушеного и бутылку спирта. Отпраздновали мое возвращение с соседями как положено.
– Парень тот бандит, что ли? Зачем ему пистолет?
– Не похож. Простой парень в путейской куртке. Загорелся, очень уж ему «вальтер» понравился. Шпаны полно, для защиты, мол.
– Ну а бабу нашел? Хоть понюхать, чем пахнет? – засмеялся Федор.
– С соседкой-вдовой спал. Она мне предлагала – давай сойдемся. У тебя сынишка, у меня две девчонки, тоже отец нужен. Я ей отвечаю: «Люда, как я тебе обещать могу? Меня четыре раза ранили, а через три дня снова на фронт возвращаться. Доживем до победы – там видно будет».
