И где его держали с другими арестованными, кто выжил во время боя, когда пропали важные документы.
– Мы прибыли сюда специально, чтобы освободить вас из-под ареста, – сказал Сосновский. – Советскому командованию нужен тот портфель с документами, который не удалось захватить нашим разведчикам. Группа погибла, как вы знаете, а портфель пропал. Где он? Вы знаете?
– Я просто немецкий солдат, – заговорил Масйнер, – я даже не нацист. Меня призвали в армию, и, как гражданин, я исполнил воинский долг в соответствии с конституцией. Вы меня будете осуждать за это?
– Вы не солдат, вы унтер-офицер, – напомнил Сосновский. – Я могу вам напомнить про вербовку вас советским разведчиком еще в прошлом году. Вы дали согласие работать на советскую разведку. Пришло время активных действий. Где портфель с документами?
– Я не понимаю, о чем вы говорите, – пожал Майснер плечами.
– Не валяйте дурака, – усмехнулся Михаил. – Советский разведчик вышел на связь, и вы по его заданию подменили водителя в машине адъютанта командующего группой армий «Центр». Вы заняли его место в машине, вы везли генерала из Рославля, забрав его на военном аэродроме. Вы, когда началось нападение перед въездом в Брянск, застрелили в упор из пистолета генерала, нашли в его кармане ключ, отстегнули цепочку и скрылись с портфелем. Было бы проще, если бы вам задавал вопросы тот самый разведчик, который вас вербовал. Но капитан Алексей Анохин погиб в оккупированном Брянске, когда пошел на контакт со связником. Их выследило гестапо, и он погиб, подорвав себя гранатой.
– Я не понимаю, – пробормотал снова Майснер, но уже без прежнего энтузиазма.
– Все ты понимаешь, – заверил Сосновский. – И когда победным маршем в нашу страну шел убивать и насиловать, ты все понимал. И когда по соплям получили в Сталинграде, когда армия ваша стала катиться назад, ты тоже понял, что победы и торжества нацизма не будет. И ты решил переметнуться, жизнь свою купить сотрудничеством с советской разведкой. Правильно, так у тебя будет шанс остаться в живых и вернуться после войны в Германию. А люди все еще гибнут! И подпольщик погиб, и Анохин погиб, и группа, которая атаковала колонну, тоже погибла. А ты тут сидишь и ваньку валяешь перед нами.
– Я правда не знаю, где портфель с документами, – вдруг признался Майснер. – Вы все правильно рассказали, так и было. Только с портфелем убежал не я, а сменный водитель Рудольф, который сидел на переднем сиденье. Я передал ему портфель. Но он исчез. Пропал без вести. Рудольфа нет среди убитых, нет среди арестованных.
– Мы пытались вас освободить, но вы сбежали во время нашего нападения. Вы меня узнаете? Это ведь я за вами бежал тогда и уговаривал остановиться.
– Да, я вас узнал, – кивнул Майснер. – Но я вам не поверил, думал, что это провокация гестапо. Вы слишком хорошо говорите по-немецки. Я подумал, что вы действительно немец, или это так и есть?
– Для дела это не важно, – отрезал Сосновский. – Вас возили на допросы в гестапо?
– Да, каждый день. Пытались запутать, пытались очными ставками поставить под сомнения показания и понять, кто из нас говорит неправду. Им тоже нужен портфель.
– Значит, Рудольф с портфелем скрылся, а вы думали, что он его спрятал где-то здесь?
Сосновский допрашивал Майснера и тут же переводил его ответы Шелестову. Максим слушал внимательно, сопоставляя факты, пытаясь уловить логику событий. Но в общую картину исчезновения документов, которая сформировалась раньше, стали вплетаться все новые и новые элементы. Теперь вот этот Рудольф. Значит, надо искать Рудольфа. Вычислить, где он может прятаться, как он себя повел в этой непростой ситуации.
– Расскажите нам об этом Рудольфе, – попросил Шелестов.
Буторин вернулся через две минуты и махнул рукой. Все спокойно. Шелестов вышел из-за угла дома и подошел к товарищу. Коган пролез в щель забора и тоже встал рядом. В доме, где на первом этаже располагалась явочная квартира, не светилось ни одно окно. Дом как будто вымер. Неприятное зрелище – дом-мертвец. Весь город как мертвец. Хоть бы одна собака залаяла. Так и собак нет.
– Значит, так, – тихо заговорил Шелестов. – Повторяем еще раз: Виктор идет на конспиративную квартиру. Я отслеживаю путь отхода от угла дома через развалины и к оврагу. Ты, Борис, если что, помогаешь уходить твоим лазом у забора и через парк, а потом по мосткам через реку. Помните, что возможно наблюдение гестапо за квартирой, поэтому даже если ничего и не произойдет, то Виктор уходит своим путем, а мы прикрываем его до места встречи у разрушенной водонапорной башни. Осторожнее, ребята. Без помощи подполья нам никак нельзя, нам нужны люди, которые хорошо знают город. Мальчишки нам хорошо помогают, но опытные подпольщики имеют больше представления о положении дел в городе и более осторожны. Могут дать более дельные советы. Друзья Пашки – хорошие исполнители, а нам нужны опытные умные головы и их советы. Так что вперед.
Прикрывая автоматы полами брезентовых рабочих курток, все трое разошлись в темноте, занимая позиции. Буторин убедился, что все на местах, и двинулся вдоль дома, то останавливаясь, то снова осторожно передвигаясь. И вдруг он присел на корточки и буквально слился со стеной. Шелестов напрягся. Что случилось, что Виктор заметил? И сразу увидел темные фигуры, услышал звуки тихих осторожных шагов. Один, два, три… «Человек десять», – подумал Шелестов. Темные фигуры промелькнули во дворе дома. Несколько человек притаились в темноте на улице: кто у стены дома, кто слившись с темными стволами старых деревьев. Кто это? Партизаны или фашисты? Положение у Буторина опасное. Его могут заметить в любой момент. Только перестрелки с партизанами нам не хватало! Вдруг это они наведались на конспиративную квартиру? А если немцы? Если кто-то выдал гестапо подпольщика? Сложно что-то предпринять в такой ситуации. Тем более что группа рассредоточена и команду не передашь, не посоветуешься.
В глубине темного дома раздался удар, что-то громко треснуло. Топот ног – и снова тишина. Затем там что-то разбилось большое и стеклянное,
