Лучше потрать, девочка, свой темперамент на кого-нибудь другого, я на эту роль не подхожу!
– Извините, не курю, – поднялся Чертанов.
– Очень жаль, молодой человек, – проворковала в спину Михаилу охотница.
– А мне-то как жаль! – весело отвечал Чертанов.
Некоторое время Михаил брел вдоль чугунной ограды, бесцельно разглядывая ее затейливый узор.
Чертанов вдруг понял, что ему не хватало, – нужно обязательно встретиться с Тимашовым! По словам того, он был близким другом Шатрова, а следовательно, должен знать о нем куда больше, чем другие.
Матвей Тимашов не удивился приходу Чертанова. Заметив майора в дверях кабинета, он вяло улыбнулся и сказал:
– Вы меня извините, у меня через полчаса лекция, четвертый курс. Очень серьезные ребята. Им палец в рот не клади!
Уходить Чертанов не собирался.
– Матвей Борисович, я у вас много времени не займу, – сказал он, расположившись рядом с Тимашовым.
Что-то во внешности Тимашова Михаилу не понравилось, но что именно, понять не мог. Может, эта трехдневная щетина на щеках? Ну не читают лекции в таком виде!
– Вы хорошо знаете Шатрова?
– Я вам уже говорил, что мы с ним были друзьями. Впрочем, почему были? Мы и сейчас с ним друзья, – улыбнувшись, он добавил: – Кажется, вы его здорово воодушевили, он вновь взялся за науку. Дима как-то обмолвился мне, что вы сейчас работаете вместе.
– Да, это так. А вы ничего не знаете про его отца?
– Хм… Вы и об этом узнали? Откуда, позвольте спросить? Неужели вам рассказал Дмитрий? – расширились от удивления глаза Тимашова.
– Неважно.
– Для него это очень деликатная тема, он никогда не говорит об этом.
– С Шатровым мы не разговаривали на эту тему. Я узнал об этом совершенно случайно. Так что, это действительно правда?
– Да… Дмитрий даже хотел поменять свою фамилию, когда подрос. – Тимашов недоверчиво посмотрел на Чертанова, после чего продолжил: – Уж не думаете ли вы, что Дмитрий способен на такое? Да нет, бросьте! Я его знаю!
– А, собственно, почему бы и нет? Ведь подобные наклонности могут проявляться генетически. Разве не так? Чего же вы молчите?
– Конечно, такое может быть… Но вы воспринимаете это как-то очень уж упрощенно. Ведь для того, чтобы это, скажем так, сработало, надо очень много условий. Иногда это так и не просыпается в человеке. Насколько мне известно, в быту его отец был самым обыкновенным человеком.
– Такой характер поведения врачи трактуют как раздвоение личности.
– Вот видите, вы уже оперируете терминами, – усмехнулся Матвей Борисович. – Вам бы лучше самому поговорить с Шатровым. Здесь я вам не большой советчик. Но в науке он необычайно обстоятельный человек. Любой вывод он проверяет на собственном опыте. И у него это всегда получалось!
– Не могли бы уточнить, что вы имеете в виду?
Было заметно, что Тимашов колеблется, наконец он отважился:
– При обследовании маньяков он сделал вывод, что все они ужасно боятся собственных мыслей. Они воспринимаются ими едва ли не как божий голос. Этот потусторонний глас способен вводить их в транс, вызывать галлюцинации, причем самого жестокого свойства… Я думаю, мне не стоит рассказывать вам подробнее. Достаточно посмотреть на обезображенные тела. Со временем они хотят заменить иллюзию настоящим человеком, вот здесь и начинается самое страшное. А потом просто без этого жить не могут. Преступление становится их сущностью, так сказать, второй натурой. – Помолчав, он добавил: – А может быть, даже и первой.
– И вы хотите сказать, что Шатров пытался пройти по пути тех самых маньяков, воссоздавая их галлюцинации?
Тимашов развел руками:
– Возможно, мне не стоило бы говорить об этом, но вы все равно узнаете… Он вступал во всевозможные секты, во главе которых стояли всяческие ненормальные. Некоторые из них были весьма неплохими гипнотизерами, они могли вводить людей в глубокий транс. Извините меня, но иногда Дима Шатров своими исследованиями напоминал мне Джордано Бруно…
– Это масштабностью, что ли? – не сумел удержаться от иронии Чертанов.
– Сейчас попробую объяснить. Вы думаете, что Джордано Бруно обвинили в ереси и сожгли на костре потому, что он отстаивал концепцию бесконечности Вселенной и бесчисленное множество миров?
Чертанов улыбнулся:
– Во всяком случае, я так считал до самого последнего времени.
– Ничего подобного! Церковь мало интересовали его научные исследования. Уже началась оттепель, эпоха Возрождения. А сожгли его потому, что он умудрился вступить во всякие сатанинские общества, которых в то время было множество. Нечто подобное происходит и с Дмитрием Степановичем. Для науки он готов подвергнуть себя всевозможным экспериментам. Если бы он жил в эпоху Средневековья, то его наверняка сожгли бы на костре, – заключил Тимашов с некоторым сочувствием. Посмотрев на часы, он добавил: – Увы! Больше у меня нет времени. Лекция!
Чертанов поднялся:
– Спасибо. Вы и так очень помогли мне.
И, попрощавшись, направился к двери. У Чертанова было ощущение, что Матвей Борисович буравит ему взглядом спину. Неожиданно возникло желание обернуться, но он удержал себя.
От этого дня Чертанов не ожидал ничего хорошего. Так бывает, когда день не заладится с утра. Все началось с того, что в дверь позвонил сосед с верхнего этажа и, насупив брови, сурово сообщил, что кошка Чертанова Мурка вот уже который день гадит у порога его квартиры.
На претензии соседа Чертанов лишь пожал плечами. Чего тот от него добивается, он так и не понял. Из слов соседа выходило, что Чертанов обязан был провести со своей Муркой разъяснительную беседу и популярно объяснить животному, что не следует гадить на ковриках под чужими дверями и что надо придерживаться добрососедских отношений. Но сложность заключалась в том, что он совсем не говорил по-кошачьи. А если что и мог из себя выжать, так только жалкое мяуканье. На большее, увы, он был не способен!
Чертанов к своей кошке претензий не имел: умная, ласковая, притронешься к ней, а у нее уже спина дугой. А кроме того, необыкновенная труженица, не далее как вчера вечером положила под порог пойманную мышь. Дескать, смотри, хозяин, молочко я отрабатываю сполна!
Имелся и еще один нюанс: Мурка приноровилась гадить под порог бывшего зэка, откинувшегося каких-то полтора года назад, и подобное безобразие котяры сосед мог воспринимать как милицейские происки.
– Послушай, приятель, если твоя котяра хотя бы еще раз насрет у меня под порогом, я повешу ее у тебя на дверной ручке! – так заключил сосед свою гневную речь.
Михаилу пришлось изрядно напрячь волю, чтобы остаться абсолютно спокойным.
– Если что-нибудь случится с моей Муркой, – произнес он, четко выговаривая каждое слово, – то ты отправишься туда, откуда недавно вышел.
Лицо соседа исказила кривая улыбка:
– Ты меня что, за кота, что ли, париться отправишь? – Взгляд соседа полыхнул ненавистью.
– Не беспокойся, подходящая статья для тебя всегда отыщется.
А потом Чертанову позвонил Кривой. Он сообщил, что к убийствам девушек никто из братвы отношения не имеет, мол, пробивал по надежным каналам. Этого следовало ожидать.
Так что приходилось ждать неприятностей. И они посыпались как из рога изобилия, одна за другой, стоило только перешагнуть порог управления. Во-первых, Михаила взгрел Крылов. Не по делу (была бы причина, так не стоило бы и обижаться), а так, мимоходом, просто потому, что вожжа под хвост попала. Во-вторых, какой-то недоброжелатель сунул спичку в замочную скважину, и пришлось попотеть, прежде чем открыть дверь кабинета. И в-третьих, на «кладбище маньяка» объявился человек. Но едва его попытались задержать, как он лосем ломанулся через ельник и скрылся в зарослях.
Так бывает: кажется, что желанная добыча всего лишь на расстоянии вытянутой руки, сердце начинает переполняться преждевременной радостью, но стоит только попытаться ухватить добычу, как она изворачивается и уходит. Только ее и видели.
Стажеры с понурым видом сидели в углу комнаты. Если не знать всех подробностей дела, то можно предположить, что изловлена парочка душегубов. И вот сейчас, загнанные в угол неопровержимыми уликами, они испытывают нешуточное раскаяние.
– Как же вы так? – в сердцах крикнул Чертанов. – Ведь он же практически находился в ваших руках!
Парни работали неплохо. Претензий к ним особых не было. А один из них, Антон, со стриженой белесой макушкой, караулил маньяка даже накануне свадьбы. Стажер был из той породы энтузиастов, что запросто поменял бы брачную ночь на внеплановое дежурство. Упрекать их было не в чем. И все же, все же…
– Дело в том, что он очень хорошо знает эти места, – хмуро сказал Антон. – Он знал, куда бежать. А ведь темнота! Утром мы тщательно обследовали ельник. В нем была всего лишь одна небольшая узенькая тропинка, и он пробежал прямиком по ней. Пока мы блуждали, он уже двигатель машины завел. А когда подбежали, так только силуэт удаляющейся тачки заметили.
