— Прикладом… по виску… наотмашь! — и с этими словами сжал обеими руками ствол второго автомата — так, как держат бейсбольную биту на подаче, и замер, изготовившись встретить неожиданных гостей сокрушительным ударом из темноты.
Омоновцы приближались с включенными фонарями, прорезавшими острыми лучами ночной мрак. Сержант сосредоточенно выдохнул и, пригнув голову, весь напрягся в ожидании. От обоих омоновцев их теперь отделяло метра три, и это расстояние неумолимо сокращалось…
Резкий размашистый удар Сержанта пришелся первому парню точно в голову. Омоновец, выронив фонарик, как подкошенный, не успев даже охнуть, беззвучно повалился на землю. Варяг тоже не заставил себя ждать. Но приклад его автомата лишь скользнул по щеке второго мента, зацепил плечо и соскочил вниз. Тот, вскрикнув от неожиданности, схватился за рассеченную щеку, бросил фонарь, отпрыгнул в сторону и стал передергивать затвор своего «калаша».
Но в то же мгновение Сержант выпрыгнул вверх и, выбросив ладонь вперед, ударил омоновца по кадыкастой шее. Под пальцами что-то сухо хрустнуло, и бедолага, теряя сознание, бухнулся на колени, а потом обмяк и ткнулся головой Сержанту в ботинки.
— Надо уходить, — зашептал Степан, — сейчас, того и гляди, ментура озвереет и начнет пальбу — тогда нам точно несдобровать. Они нас шквальным огнем с четырех стволов в два решета превратят. За мной, Владик. — Сержант пригнулся и уверенно, словно совершал ночные прогулки по собственному саду, пустился вперед, умудряясь не задевать рукавами куртки жесткие ветки и сучья, едва различимые в утренних сумерках.
Варяг не отставая шел следом. Изредка они оглядывались, чтобы посмотреть, нет ли погони; но пока преследователей не было: омоновцы, видимо, не успели оценить обстановку и еще не забили тревогу по поводу исчезновения своих товарищей. Они все еще разбирались со стариком Егорычем. Лишь минут через пять тишину ночного леса разорвал гулкий грохот автоматной очереди, за которой грохнула вторая и третья… ОМОН поднял тревогу.
— Давай, Владик, поторапливаться! — уже в полный голос проговорил, пыхтя, Сержант. — Надо поскорее найти твоих питерских на джипане и уносить отсюда ноги…
Он ринулся напролом через кустарник, выставив вперед оба локтя. Внезапно заросли кончились, и Сержант выскочил на грунтовую дорогу, серой лентой проступившую из темноты. Вокруг не было ни души. Он поглядел в сторону переезда и заметил, что в домике Константина Егорыча потухли окошки, а «УАЗы» развернулись и их фары освещают стоящий торчком шлагбаум. Сержант инстинктивно отпрянул назад, опасаясь, что дальний свет обнаружит его силуэт на дороге.
Варяг тихо разговаривал по телефону. Степан обернулся: председатель Совета по инвестиционным проектам Торгово-промышленной палаты РФ сообщил питерскому гонцу Сане Зарецкому, что и как надо делать в сложившейся ситуации. Она вроде как рассосалась, хотя и ненадолго, а потому действовать нужно было быстро и решительно.
* * *Только спустя неделю после прибытия Сержанта в тренировочный лагерь под Тулой началась настоящая работа. Парни, вначале не принявшие своего нового инструктора всерьез — уж больно неподходящая у него была конституция, вызывавшая ассоциации с кем угодно, но только не с профессиональным киллером, — вскоре переменили свою первоначальную и, как выяснилось, ошибочную точку зрения: К примеру, оказалось, что его, мягко говоря, избыточный вес — отсутствие талии и заметное брюшко — маскирует стальные мышцы, наделенные такой энергией и силой, что даже Шаман, самый могучий среди Варяговых курсантов,'был поражен.
Этого Шамана Сержант выделил из команды сразу, во время смотра в первый же день. В чернявом цыганистом «качке» и впрямь угадывалось что-то необузданно-дикое и сатанинское. И, в отличие от самого Сержанта, его накачанное тело не имело ни капли подкожного жирка. Всем своим обликом, мощной ладной статью, ловкой скользящей походкой он напоминал самоуверенного и красивого хищного зверя. И если бы не мрачный, злобный взгляд, который Шаман постоянно бросал по сторонам, словно ожидая коварного нападения сзади или сбоку, его можно было бы принять за альфонса или сутенера. То, что Шаман постоянно сохранял собранность и внутреннюю настороженность, было не так уж и плохо, учитывая одну из важнейших заповедей катехизиса Сержанта — правило о бдительности.
Да, бдительность — это хорошо. Но этот настороженный злобно-колючий взгляд Шамана грубо нарушал другое важное правило из катехизиса Сержанта — оставаться всегда и везде незаметным. Даже широкая улыбка парня, открывавшая оба ряда крепких белых зубов, казалась звериным оскалом и сразу же привлекала внимание… И с этим надо было еще работать и работать, чтобы научить — или убедить — этого красавчика самца по-притушить огонь в буркалах…
В обед все ели за общим столом под брезентовым навесом, натянутым на случай дождя. Сержант вначале думал обходиться в течение учебного дня сухим пайком, чтобы не отрывать курсантов от занятий, но потом понял, что недовольство от отсутствия горячей пищи рано или поздно прорвется наружу, и решил не создавать себе лишних проблем.
…Проблемы начались в дневальство Кастета. В то утро Кастет — тихий белобрысый белорус лет двадцати семи — разогрел на завтрак какие-то консервы, случайно найденные им в каптерке. Это была свиная тушенка с перловой кашей. Шрапнель, хоть и с мясом, вызвала неожиданную ярость Шамана. С утра моросил мелкий дождь. Навес протекал, и тонкая струйка просачивалась как раз над тем местом, где сидел Шаман. Курсант ерзал на месте, отодвигался то туда, то сюда, но струйка воды, все время меняя направление, словно бы охотилась за ним. Может быть, протекающий навес, а может быть, невкусная слипшаяся каша или все вместе так подействовало на Шамана. Или, возможно, просто его взрывной темперамент давно уже требовал разрядки — и повод нашелся.
Неожиданно Шаман отбросил от себя алюминиевую миску, шваркнул кулаком по столу и громко крикнул, обращаясь к сидевшему напротив Кастету, который уписывал свою пайку:
— Что за дерьмо! Я тебе что, голубь мира, жрать эту дрянь?
Кастет хотел что-то сказать, но, поглядев на Шамана, посчитал за лучшее смолчать. Уже через минуту едоков осталось только двое — Кастет да Сержант. Первый продолжал механически жевать, так как хотел замять назревающий скандал, а Сержант — потому, что ему было наплевать на ссоры курсантов; впереди всех ждал трудный день, до обеда было далеко, а он еще со времен службы в Иностранном легионе привык насыщать свой организм чем угодно, лишь бы съедобным. Остальные же были рады развлечься за чужой счет, поэтому перестали есть и настороженно наблюдали за развитием ситуации.
— Ты что, язык с этим дерьмом проглотил, вафлер попритухший? — не унимался Шаман. — Я тебе говорю, Кастет, что здесь мужики собрались, а не петухи гамбургские, нам мясо надо, а не пшено голубиное!
Говорил Шаман с надрывом, не обращая внимания на инструктора, но никто, и в первую очередь сам Сержант, не сомневался, что устроенное Шаманом представление имело одну цель: прощупать начальника на вшивость. Курсанты все еще пытались понять, что он за фрукт, и выставили сегодня Шамана боевым слоном.
Сержант про себя улыбнулся. Все это было так ему знакомо! Опять же по годам, проведенным в Легионе, — там салаг вот так же прощупывали, устраивали им проверку на прочность. А сколько раз ему самому приходилось бывать в подобном положении… Да только жестоко ошибались «деды» легионеры насчет молчаливого блондина скандинавско-славянской внешности, что он не уставал им доказывать, отбивая почки, а то и выбивая зубы после очередной «правилки», как это случилось однажды в далеком семьдесят восьмом году на Корсике. Словом, Сержант спокойно поглощал кашу с дрянным мясцом и пока никак не реагировал на происходящее за столом.
— Нет, ты раскроешь свое поганое хлебало или нет? Кастет, бляха-муха, ты ничего другого не мог выбрать на завтрак? — кричал Шаман.
Кастет оторвал-таки взгляд от своей миски.
— Что было, то и выбрал, глухо бросил он. — Жри и помалкивай!
В ту же секунду миска с размятой кашей взлетела в воздух, перевернулась и, со свистом описав дугу над длинным столом, шлепнула Кастета по лбу. По его скуле медленно сползли горячие плюхи слипшейся перловки.
— Он еще вякать будет! — заорал Шаман, вскакивая из-за стола. — Этот пидор хочет нас закормить своей пидорской хавкой. Мужики! Он нас хочет превратить в таких же козлов, как он сам!!!
Теперь уже многие курсанты искоса бросали взгляды на Степана, ожидая его вмешательства в разгорающийся скандал. А он спокойно отставил от себя миску, налил из термоса кофе в пластиковый стаканчик и стал не торопясь пить.
