– Не надо стесняться своего тела, – посоветовала Ольга Петровна. – Естественное не может быть безобразным.
– Но раньше вы говорили нам совсем другое. – Даша вновь попыталась понять, что случилось с директором.
– Раньше вы были детьми. Теперь подросли. Пора понять кое-какие вещи. Узнать о них. Считайте, это урок. Вам же интересно смотреть на своих сверстников другого пола? Я же вижу. Это нормально. Мальчики, подойдите к девочкам. Можете их потрогать. А вы, девочки, прикоснитесь к мальчикам. – Латушко говорила ровно, словно читала лекцию.
Она видела, как в глазах подростков уже вспыхивают огоньки, зажженные голубыми таблетками. Да и юный возраст давал о себе знать. У подростков отшибало осторожность, стыд. Мальчишки и девчонки теперь не стеснялись, трогали друг друга.
Ольга Петровна смолкла. Уже никого не надо было уговаривать. Она выскользнула из душевой и вернулась к Порошину. Тот сидел, развалившись в мягком кресле, лицо его раскраснелось от возбуждения. Он не отрываясь смотрел на происходящее за зеркальным стеклом, оставаясь невидимым для тех, кто находился по другую сторону.
– Ты умеешь уговаривать, – с придыханием сказал он.
– Умею, – согласилась Ольга, дыхание которой тоже стало частым.
– Не сопи, – бросил через плечо Леонид Владимирович.
Какое-то время они молчали, затем Порошин глубоко вздохнул и заявил:
– Ты смотри, что они вытворяют!
– Природа свое берет.
– Природа!.. – Порошин саркастически хмыкнул. – Тут не только она. Помнишь, раньше они просто тыкались словно слепые котята, ничего не умели. Приходилось для подсказки крутую порнуху на плазму заводить. В голове они ничего не помнят. Прохор постарался, все воспоминания стер. А вот тело не обманешь, оно не забывает, особенно приятные вещи. Одним нравится одно, другим – нечто иное. Постарайся избавиться от этих трех девчонок, они уже развращены. Нет в них прежней непосредственности. Переведи их в другой детский дом и возьми себе свежих.
– Постараюсь, но это не так просто.
– Твои проблемы. За это ты деньги и получаешь.
За стеклом разворачивалась настоящая оргия. Таблетки достигли пика своего действия. Порошин заворочался в кресле.
Ольга подошла к нему и спросила:
– Мне начинать прямо сейчас или еще подождать?
– Ты только сама особо не заводись, – сказал Леонид Владимирович. – Делай так, словно тебе не хочется, будто по принуждению.
– Поняла. – Ольга опустилась на колени.
– Ольга Петровна, Ольга Петровна, – стал повторять Порошин с каждым ее движением.
– Почему вы меня по имени-отчеству называете?
– Ничего ты не понимаешь. Думаешь, мне тебя хочется, когда рядом молоденькие девочки есть?
– А что же тогда? – изумилась Латушко.
– Ты не останавливайся, работай и слушай. У меня было тяжелое детство. Сама знаешь. Директорша детского дома, где я воспитывался, оказалась ужасной мегерой. Я психологический блок придумал, чтобы нейтрализовать ее давление на меня. Конечно, мальчишкой я таких мудреных слов не знал. Им меня позже Прохор научил. А тогда единственным спасением для меня было представлять, как она делает мне то же самое, что ты сейчас. Весь ее авторитет для меня мгновенно исчезал. Теперь поняла, зачем ты мне сейчас понадобилась? Это замещение.
– Кого вам потом подготовить? Веронику или Янину? Можно и двоих, – предложила Латушко.
– Двоих не надо. Веронику готовь. Янину я в другой раз попробую. Пусть пока она остается такой, как есть. – Леонид Владимирович сладко потянулся. – Иди уже, устал я.
Движения за стеклом затихали. Девчонки и мальчишки, утомленные безумством, устало опускались на шведские скамейки. Сознание возвращалось к ним.
В душевую вошел Прохор Никанорович Дугов и положил на пол стопку трусов и маек.
– Одевайтесь, бесстыдники! – низким голосом проговорил он. – Чем это вы тут занимались?
– Урок такой был. Ольга Петровна учила нас не стыдиться своего тела, – сказала Маша.
– Не могла она такое вам внушать, – убежденно проговорил Дугов. – Одевайтесь и становитесь в шеренгу. Начинаем медитировать.
Сеанс по специальной методике длился около получаса. После него ребята напрочь забыли то, что с ними случилось. Им смутно помнился лишь бассейн с грязью.
Богдан сидел возле своего скутера на корточках и подтягивал гайки с болтами динамометрическим ключом. Скутер был китайской сборки. Осторожность не мешала. Лучше самому убедиться в том, что средство передвижения исправно и у тебя по дороге не отлетит колесо. Армейская жизнь приучила Богдана к порядку.
– Что вы тут делаете, товарищ прапорщик?
Князев поднял глаза и увидел больного на голову «десантника», подошедшего к нему. Вовка был одет теперь как дембель. Вот только тельняшка на нем была старая, рваная. На груди красовались аксельбанты чуть ли не в руку толщиной, сплетенные из серебристого шнура.
– Скутер ремонтирую. Куда ты так вырядился? На смотр?
– На рыбалку, товарищ прапорщик, – отчеканил Вовка.
– Во-первых, в армии не всегда обращаются так, как написано в уставе. Обычно отношения попроще. Это на плацу только надо щелкать каблуками, чеканить шаг и говорить «товарищ прапорщик». Можешь звать меня просто Богданом.
– Так точно, товарищ прапорщик.
Князев вздохнул.
– А аксельбанты лучше сними, – посоветовал он.
– Почему? Я старался, целую неделю на них потратил, пока сплел.
– Потому что это крутой неуставняк, – на жаргоне пояснил Богдан, не любивший, когда военнослужащие расфуфыриваются.
– Как это?
– Формой одежды не предусмотрены. Такие аксельбанты в царской России носили только тюремные надзиратели. На груди на витом шнурочке висел карандаш, чтобы записывать было сподручно.
– Тюремный надзиратель – это плохо, – согласился Вовка, снимая «крутой неуставняк» и пряча его в карман.
– Тюремный надзиратель – не плохо и не хорошо. Это профессия.
– Так я на рыбалку иду, вот за вами и заскочил, – напомнил Вовка.
Князев задумался. До заступления на дежурство времени хватало. Можно было и на рыбалку сходить.
– А где снасти? – спросил он.
«Десантник» хитро прищурился.
– В схроне. У меня много баз со всем необходимым. Закладки делаю. Десантнику без этого никак. На случай наступления боевых действий. Наука выживания. Я и голыми руками рыбу поймать могу.
– Ну что ж. – Богдан подкрутил еще один болт и спрятал динамометрический ключ. – Тогда садись, поехали.
– Квадроцикл, конечно, круче, но у вас машина тоже хорошая.
– Дрянная, хоть и новая, – поставил диагноз Князев.
Вовка вскочил в седло. Князев газанул, но мотор заглох. Пришлось заводить его снова. Скутер с трудом тянул на себе двух мужчин, но Вовка был в восторге.
– Надо всем десантникам квадроциклы выдавать. Представляете, товарищ прапорщик, как враг удивится, когда увидит, что на него такая армия движется! – Вовка нес откровенную чушь.
Богдан его не слушал, включался, когда тот подсказывал дорогу. Князев решил ехать полевыми и лесными тропинками, чтобы не нарваться на гаишников.
– Скоро приедем, – пообещал Вовка. – К озеру сворачивайте.
Они выехали к камышам.
– Ну и где твой схрон? – спросил Богдан.
– Ловко я все замаскировал. Никто не найдет.
Вовка забрался в тростник, разбросал срезанные стебли, сдернул камуфляжную сетку. Под ней оказалась латаная надувная лодка с парой весел. В ней лежали какие-то мешки и удочки.
– Где ты ее взял? Мы на дно не пойдем?
– На помойке нашел. – «Десантник» не стал обманывать старшего по званию. – Какой-то дурак выкинул. А ей еще плавать и плавать. Заклеил, завулканизировал. Лет десять продержится.
– Вулканизировал где? На шиномонтаж таскал?
– Я все своими руками делаю. На шиномонтаже нужно деньги платить. Вы не сомневайтесь, у меня на базе все есть, и паяльник, и вулканизатор.
– На какой базе?
Вовка осмотрелся, не подслушивает ли кто, затем прошептал.
– Никто не знает, где она. А база у меня подземная. Там можно и ядерную войну пересидеть. Туда свет подведен. Я вам потом покажу. Вы сами удивитесь, товарищ прапорщик.
Вовка не успокоился, пока не продемонстрировал Богдану надежность плавсредства, реанимированного в таинственной подземной базе. Он вытащил лодку на берег и стал прыгать на ее бортах, как на батуте.
– И вы попробуйте. Видите, какая крепкая?
Прыгать Князев отказался.
– Верю, что не утонем.
– Тогда прошу на борт десантного судна.
– Военные бывают только корабли, а судно – оно всегда гражданское, – поправил Богдан.
– Вот же! – удивился «десантник». – Век живи, век учись. Теперь буду знать. Спасибо за подсказку.
