Солнце лениво выползало из-за крыш домов, грея не больше лампочки от карманного фонарика. Я побрёл по холодным улицам без остановки, чтобы не замёрзнуть.
Банки с самой рани не работают, весь порядочный бомонд просыпается не раньше восхода солнца. Так что придётся ждать и идти пешком, чтобы хоть как-то скоротать время. Моё лицо на видеокамере у банка, мнущееся возле дверей несколько часов к ряду, незачем запечатлеть. Кто знает, может это банк Колчикова или там работает его троюродный племянник?
Шагая улицам, бурлящим в утренней суете народом, забрёл в спортивные товары, купил сумку. Пихать пачки денег по карманам некультурно, до дипломатов я не дорос, а вот спортивная сумка под куртку, шапку и перчатки подходит. Пусть даже на мне джинсы с подкладом и — слава богу, додумался одеть — подштанники. Да и гопы не прикопаются. А если прикопаются, то у меня есть стреляющий, покрытый инеем кусок стали, что уже отморозил копчик.
Кстати, в банке стоят металлодетекторы? Подумают ещё, что ограбить хочу.
Так, паспорт при себе, всегда ношу в заднем кармане джинсов, так как своего дома, своей крепости, не имею. Только временные обиталища.
Значит, захожу я такой с пистолетом в банк, а там пи-пи сирена и любопытный здоровячок, ломая руку и рассматривая чёрно-белую фотографию, по-свойски спросит: «Ну что же вы, Игорь Чудинов, делаете? Пистолеты то перед банками в сугробы надо прятать».
Не знаю, хороший это глюк или плохой — разговаривать с самим собой, но подходить дедуктивным способом к каждой цели в какой-то степени помогает и бережёт от ошибок. Для меня сейчас каждая ошибка последняя. Кстати о дедуктивности. Пора подкрепиться уличной выпечкой. Всё равно жизнь не мила, а внутренний детектив будет доволен. По крайней мере тем, что перестанет журчать изнывающий желудок.
Не снимая перчаток, ел псевдомясо и прокручивал в голове события последнего времени. Так, с банком разберёмся, лопату достанем, денег прикопаем. Что дальше? На повестке дня месть Колчикову?
Если организовать пробоину во лбу и при этом не попасться, то в принципе я могу жить дальше. Спокойно так жить, с чувством, что обещание другу выполнил, отдал последнюю дань дружбе, взвесил эту цену и расплатился за всё. Но Колчиков вряд ли будет ходить в булочную на окраине города, смиренно дожидаясь девятимиллиметровой пули в лоб. Ещё и после смерти сына.
Или сбежать в другой город, купить квартиру, прописаться и, наконец, закончить школу, как все нормальные дети? Но вряд ли мне дадут спокойно уехать, да ещё с полной сумкой хрустящих. Всё равно найдут. Кто? Хотя бы опера по наводке Колчикова. Тот пригреет, и любые показания будут против меня, несуществующие свидетели найдутся.
Определённо надо Колчикова завалить, сколько бы я не произносил эту фамилию. Но опыта у меня на тапочек киллера, не больше. Так что же сделать?
Едва не сжевав перчатку, очнулся от мыслей, закупил хот-догов, ощущая, что гостиницу стоит искать гораздо раньше после этой еды. Как же скучаю по маминым блинчикам и парному молоку.
Глянул на часы. Электронные цифры показали 8.45. Пятнадцать минут до открытия банка. Стоит зайти в какой-нибудь сквер и припрятать огнестрельное.
Интересно, потом придётся чистить от снега или сразу выйдет из строя?
На всякий случай прикопал, засунув дуло и рукоять в перчатки. Фактически профессионал…
Складируя пачки новеньких купюр в сумку получасом позже, поймал не один взгляд посетителей. Невольно остановился глазами на молодой девушке. Она сразу отвернулась, а меня привлекла не столько она, сколько всплывшая мысль — Жанна!
Чёрт возьми, так это же Жанна навела Михаила на Антоху. Как это я мог забыть? Ведь именно она пригласила нас на тот пустырь за школой. И сама не пришла. Пришёл Мишка. С тремя бугаями. Значит, Жанка либо сломалась под напором Миши, либо случайность. Случайностей не бывает, выходит, что тут снова замешан Колчиков.
Уроды! Оба. Что они могли сделать Жанке или её семье, что довольно нормальная девчонка, что испытывала искренние симпатии к Антохе, привела его к могиле? Или всё это была игра с самого начала?
Одно знаю точно, если и дальше буду стоять с открытым ртом у кассы, подумают, что выиграл лотерею. А на халяву всегда найдутся желающие.
— Простите, мадам, вы не могли бы вызвать мне такси? — Обронил я кассирше, вытащив из пачки пятитысячную купюру и протянув, подмигнув, как донжуан-неудачник.
— Конечно, конечно, — поспешно улыбнулась женщина, и купюра исчезла меж довольно объёмных грудей размера этак четвёртого с половиной с поразительной быстротой.
А вот пара странных мужичков с бегающими глазками у входа в банк не сдержали эмоций. Везде этот скрытый гоп-стоп. Надо только успеть понять. А большие деньги учат двум вещам: понимать или потерять. Мало того, что одиночество обязывает ни на кого не надеяться, так ещё и данное другу слово бьёт по щекам всякий раз, когда собираешься сделать глупость.
Сразу в гостиницу не поехал, вместо этого другой банк принял vip-клиента, и ячейка сохранила сумку. Всё-таки припрятать ключ от ячейки проще, чем копать промёрзшую землю лопатой неизвестно где.
Хорошие мысли не всегда приходят в последнюю очередь.
Вспомнив, что песня строить и жить помогает, забрёл в магазин цифровых технологий. Приглянулся цепляющийся на руку mp-3 плеер.
Молодой продавец, не на много старше меня, за символические чаевые тут же закидал на плеер музыки, забив тот под завязку.
Сделав звук погромче, я почувствовал, что жизнь вокруг теперь не такая страшная.
* * *
После тёплой ванны, на мягкой кровати с горячим обедом на одеяле думается медленней, но намного комфортней. На повестке дня два вопроса: ключ и Жанна. Решение этих вопросов приведёт к решению главного — Колчиков, пусть даже пистолет на сутки остался в сугробе у банка.
Итак, ключ.
Ключ можно деть куда угодно, но так, чтобы никто никогда не догадался. Народ русский любопытен и залезет в любую щель, в любое самое невероятное место, доставая самые невероятные вещи.
Но есть места, где люди не привыкли быть. На гору лезть не обязательно, но припрячу я ключ на какой-нибудь крыше, да так, чтобы никакой работник, меняющий настил, не догадался.
Итак, Жанна.
Что же с тобой делать, красава? Убить, обвиняя в гибели Антохи или спасти, подразумевая насилие Михаила? Убить всегда проще, особенно с пистолетом в сугробе. Придётся спасать. Но от кого, если Младший мёртв? От Старшего меня самого надо спасать.
Пытаясь отвлечься, я залез под одеяло и включил плеер:
Я живу в мире лжи и предательства [11].
Расквитайся со мной, моя мрачная жизнь.
Всё равно не дождёшься улыбки —
Только сучий оскал и шёпот: держись.
Ты же стерва, каких в мире мало.
Все проблемы и беды — на плечи мои.
Даже отблеск победы — блеск зубов твоих гадов.
Даже финиш дороги — утёса обрыв.
Я заинтересовано посмотрел на цветной дисплей: «Обращение к жизни», высветило мне оно название песни. Неизвестная группа.
Сколько можно терзать? Ты меня ненавидишь?
Так возьми и добей. Не по мне умолять!
Ты привыкла смеяться, когда я на коленях,
Ты привыкла к веселью у дороги в обрыв.
Как молнией ударило. Сердце заколотилось. Даже волосы встали дыбом. Подскочил, отбросив одеяло. Про меня, что ли поют?
Если всем по заслугам, то тебе я не верю!
Заслужить можно муки, но не ад на земле.
Ты меня презираешь? Но ведь это взаимно!
В отражении стёкол твои вижу клыки.
Свалился на пол, хватаясь за трепещущее сердце. На глаза навернулись слёзы, едва удержался, чтобы не взвыть. Вот это в самую точку, ребята.
Ты меня отрицаешь? В твоём духе сомненья.
Но сожмутся на горле пальцы белы мои.
И увидишь, что воина ты по жизни растила.
Этот воин не мыслит путей без борьбы.
По щеке покатилась слеза. Едва нашёл сил, чтобы взобраться на кровать. Прежде чем отключил звук и уткнулся в подушку, уснув, обессиленный, прошептал:
— Колчиков, я буду с тобой бороться до победного конца.
* * *
Антон протянул руки и схватил за плечи. В тонких руках было столько силы, словно меня взяли в тиски. Но больше силы было в спокойных глазах, под очками. Губы шептали, но каждое слово слышал, как крик на ухо:
— Игорь, ты должен спасти её. Жанну. Спаси. Она не виновата. Пожалуйста, Игорь. Ради меня. Ради нашей памяти дружбы… Должен!!!
Я подскочил с кровати в холодном поту. Он обливал пылающее тело, пытаясь понизить температуру. Грудная клетка ходила ходуном, сердце бежало куда-то с такой скоростью, что я вряд ли смог бы его догнать, если бы начали соревнования по бегу. Горло пересохло, в предрассветном сумраке гостиничного номера не видел ничего, кроме Антона. Он словно до сих пор стоял напротив и держал за плечи стальными пальцами.
