— А ты нас не пугай, мы и так пуганые, — зловеще зашипел пахан. Глаза его сузились, кривые длинные зубы оскалил.
— Братва! — не обращая на него внимания, громко произнес Варяг, указывая на тусклую лампочку вверху, — Что-то у вас темно, переноски нет? А ну-ка кто-нибудь быстрый пусть сбегает.
Все-таки принесли и, как Варяг и ожидал, направили прямо на них. Все были готовы к чему-то, не знали еще к чему, но ожидали лишь сигнала. Главное, стронуться с места, нужен был повод — обида, оскорбление, взрыв возмущения, неважно с какой стороны.
Варяг оглянулся: Гоша рядом пристальным взглядом обводил толпу перед собой. Чувствовалось, как напряжение, овладевшее всеми, достигло в Гоше своего апогея: он словно аккумулировал общую энергию, преобразовывал ее в себе и сам был готов ударить разрядом. Варяг это почувствовал и замолчал. Невольно отодвинулся от Гоши, показался тот ему сейчас чем-то чуждым, непонятным, как тень оборотня в подлунных дебрях.
— Так что будем делать с этими хлюстами?..
Пахан новоприбывших недоговорил, запнулся, словно бы его остановил кто-то незримый, властный. И в эту паузу сразу вклинился голос… голос Гоши, с заметным усилием произносивший:
— Братва! Вас хотят подставить и натравить на своих же братьев. Наш враг — вертухаи и хозяин. Сейчас, пока они не ожидают… всем вместе надо напасть… пустить им красные платочки…
Свет переноски, оскорбительно направленный им в лица, ярко освещал окаменевшее лицо Гоши. Черные его глаза, в которых почти отсутствовали белки, горели невозможно ярко. Тишина была такая, что слышно стало, как кто-то громко сглотнул. Вдруг не выдержал пахан, на которого общее оцепенение подействовало слабее, чем на других. С усилием, словно выдираясь из невидимых пут, он открыл рот, но в этот момент Гоша сам прервал паузу, с силой, вкладывая в слова все овладевшее сейчас им нечеловеческое напряжение, выдохнул:
— Братва! Либо вертухаи, либо мы! Пустим кровь кумам и хозяину. Докажем, кто здесь хозяин!
И сразу отпустил, порвал те нити, которые только что крепко-накрепко связывали его со всеми, кто сидел напротив. Даже Варяг почувствовал воодушевление и дикую радость от предстоящей битвы с солдатней, с врагами!.. Быки рядом зашевелились.
И только сидевший напротив пахан ссученных скалил желтые кривые зубы, оглядывался, словно волк в западне, только что зубами не щелкал. Не понимал, что происходит, не настиг его удар энергетического посыла, которым Гоша хлестнул по разгоряченным зэкам.
Сейчас Гоша выглядел усталым, лицо посерело, кожа обвисла, постарел на глазах.
— Да что это такое!.. — негодуя, закричал пахан. — Ах, гады!
Не обращая на него внимания, Варяг встал. Зашевелились и «быки», нехотя поднимаясь. По знаку Варяга подхватили Гошу под локти и пошли к выходу. Их никто не остановил, все испытующе смотрели на своего пахана, друг на друга… Потом кто-то выкрикнул:
— А что, пацаны, пустим им кровь! Сейчас они не ожидают.
— Верно, братва! Они думают, что мы на друганов кинемся, а мы на них!
— Вот потеха! — тонко и пронзительно засмеялся кто-то.
Уже выходя из барака ссученных, в начавшемся шуме Варяг услышал ошеломленный крик пахана:
— Да вы, пидоры гнойные, спятили?! Да вы что?!.. Да я вас сейчас урою!..
Но уже чувствовалось, пахана никто не слушал. Крики его потонули во все более усиливавшемся шуме голосов, надрывных, яростных, жаждущих крови….
«Сегодня будет потеха, — подумал Варяг. — Праздничек, только держись!»
Сержант не дозвонился никому. Он бросил бесполезный мобильник на сиденье рядом и громко выматерился. Когда надо, этих козлов вечно не найдешь. То они, блин, на рыбалке, то на охоте, то на кипрском пляже… Когда они работают, мать их… Чижевский тоже, блин, начальничек хренов. «Поднимай моих ребят» — а где они, твои ребята?!
Но каково же было удивление Степана, когда он, свернув с Ленинградки к госпиталю Главспецстроя, через мгновение тормознул позади старенькой запыленной «Волги» с распахнутыми дверцами, выскочил из «хонды» и столкнулся нос к носу с Фаридом Усмановым…
— Ну где тебя носит? — недовольно буркнул Усманов. — Валерьяныч уже все копыта оттоптал… Где Юрьев, где Юрьев… Ну и где ты был, Юрьев, скажи на милость?
В другой раз Сержант бы взбеленился, врезал бы этому наглому узбеку промеж рогов, но сейчас он пропустил ехидную колкость мимо ушей.
— Скажи своему Валерьянычу, что я нашел одного из нападавших. В лесу, километрах в пяти от места. Труп. При нем была телефонная книжонка… От нее и можно плясать. Но мне нужна подмога — один я не справлюсь. — Сержант стал озираться по сторонам. — Твои-то джигиты с тобой?
— А то! — примирительно развел руками Фарид. — Где я — там и они. Сейчас около операционной топчутся. Валерьяныч приказал на всякий случай держать территорию на мушке. — Усманов многозначительно похлопал себя по правому боку. Судя по тому, как оттопыривалась его куртка, там был припрятан крупнокалиберный пистолет или даже миниатюрный короткоствольный автомат.
— Как там дела? — Степан мотнул головой в сторону госпиталя.
— Шьют, — коротко доложил Фарид. — Валерьяныч говорит, в принципе ничего страшного — раны небольшие, но глубокие. Кровищи много потерял. Чуть не два литра. Хорошо, что у них нашлось… Врачиха, я тебе доложу, молодчага. Раз-раз, все по-быстрому организовала, кровь нашла, за добавкой отправила свою «скорую»… тут где-то недалеко есть станция переливания крови… — И вдруг, слащаво прищурившись, добавил: — Дай сама эта Людмила Сергеевна — персик!
Сержант хмыкнул и решительно направился к двери приемного покоя.
— Ты куда? — осадил его окрик Усманова.
— Поглядеть хочу, как там…
— Нет, брат, ты тут побудь. У тебя пушка есть?
Сержант криво усмехнулся: мол, обижаешь, брат.
— Ну и хорошо. Чижевский говорит: держать ухо востро. Вполне могут сюда нагрянуть. Так что давай я тут останусь, а ты походи за корпусом. С той стороны есть еще один въезд…
Отправив с напутствием Гошу к старожилам, Варяг через полчаса пришел к ним в барак в самом центре зоны. Там уже творилось нечто невообразимое. Гоша уже в красках поведал про поход Варяга к ссученным, и про его разговор, и про то, как новенькие пригрозили устроить здешним зэкам веселенькую ночку. Гоша молча сидел перед народом и только смотрел на всех немигающими черными угольями глаз. Поначалу общее возбуждение было хаотичным, но потом нашлись и горлопаны, кричавшие громче других, они-то и подстегнули общее возбуждение, и вот вся лавина зэков разом хлынула из дверей наружу, сметая все на своем пути. Варяг только отшатнулся…
Единственный трезво мыслящий человек среди них был пахан Иван Вадимович Волков по кличке Волк, коронованный в тюрьме города Владимира несколько лет назад. Отличался Волк твердым соблюдением правил воровского кодекса. Стать лояльным в отношении администрации его заставил случай. Года три назад, при подобной же бузе в той ИТК, где Волк отбывал срок, прибывшим для усмирения зэков спецназовцам удалось заронить в его душу страх — и надломился Волк…
Все произошло следующим образом: по приказу начальника колонии осужденный контингент выгнали на плац. Будучи смотрящим, а также находясь на хорошем счету у администрации, Волк остался в бараке, где его и нашли бойцы спецназа во главе со своим капитаном. Приказали выходить — он ни в какую. Тогда молча наставили на него «калаши» да дали две очереди поверх головы, а потом пинками выгнали из помещения и на виду у всей колонии заставили бежать босиком через плац под дулами автоматов. Волка, свято соблюдавшего воровские законы, а также негласные договоренности с администрацией, столь вопиющее бесчестье потрясло до глубины души. Но более того, когда он на следующий день пришел к куму обсудить свои обиды, в кабинете у того, как на грех, присутствовал все тот же капитан-спецназовец, который распорядился выгнать Волка из барака.
Дело в том, что спецназовцам было глубоко наплевать на сложности внутризонной иерархической системы, с которой, однако, считались и хозяин, и кум, и вертухаи. Офицеру было все равно: пахан ты или опущенный, — перед ним стоял зэк, который еще пришел к куму жалиться. На этот раз капитан избил Волка так, что тот еле добрался до своего барака.
Из всего происшедшего Волк сделал свой главный вывод: кодекс законников — это хорошо, но на зоне сила государства и советский закон всегда сильнее. С тех пор он окончательно предложил свои услуги администрации и старался всегда выполнять данные им обязательства.
