– А чего мы? – вскинул голову Браток.
– А вы себе представили, как это бабка будет сидеть в морге, среди покойников, чтобы умереть при свидетелях, чтобы не сгнить в одиночестве в своей комнате.
У Братка что-то захрипело в горле, он откашлялся и залпом допил свой чай.
– И я так полагаю, что именно ты, Ваня, принял меры к преодолению кризиса, – ровным голос подвел итог Гринчук.
– Я пообещал ей заезжать в гости каждый день, – тихо сказал Браток. – И, если что, заняться похоронами. И денег дал… Давал.
– А она отказалась, – Гринчук невесело усмехнулся.
– Да, отказалась. Говорит, что выжить без чужой помощи она может. А вот умереть…
Все помолчали.
Михаил вернулся к столу, взял оставшуюся посуду, отнес ее к мойке.
Гринчук убрал со стола сахарницу и чайник для заварки.
– Кстати, Ваня, – прервал, наконец, молчание Гринчук. – А с похоронами…
– Все нормально, – Браток посмотрел на часы. – Вот сейчас, как раз, все должно заканчиваться. Обещали всех троих похоронить нормально, без понтов, но по-человечески. Цветов я не заказывал.
– И правильно сделал, – кивнул Гринчук. – Покойнички были уродами. Но замочили их, в какой-то мере, и из-за меня. Ладно.
Гринчук хлопнул ладонью по столу.
– Кто и что делает дельше?
– Я встречаюсь с Мальвиной, – сказал Браток. – Встречаюсь и договариваюсь с ней о подробностях выступления. Хотя, Юрий Иванович…
– Что?
– Какого хрена вот так выделываться и крутиться вокруг этих уродов? Надавать ему тупо в дыню, припугнуть и поставить в угол.
– А потом – следующего, – подхватил Гринчук. – И следующего. И еще одного. Лучше уж все пресечь одним махом.
– Как скажете, Юрий Иванович, – в голосе Братка все-таки прозвучала нотка неодобрения.
– Михаил? – Гринчук обернулся к Михаилу.
– На сегодня у меня – все. Собирался поехать к маме Ире. Ночевать, наверное, буду там же.
Гринчук молча кивнул. Он и так чувствовал себя виноватым перед Ириной, а тут еще… Гринчук решительно встал из-за стола:
– У меня несколько небольших встреч, а потом – посещение крутого кабака. Если что – звонить на трубу. Вопросы?
Зазвонил мобильник.
– Слушаю, – сказал Гринчук. – Да. Естественно, иду. Обязательно. Понимаю, что могут быть проблемы. Спасибо за предупреждение.
Гринчук спрятал телефон в карман.
– Что случилось? – спросил Браток.
– Нет, но как народ меня любит! – патетически воскликнул Гринчук. – И так обо мне заботится.
– Снова о Махмутове?
– Да. На этот раз – сам Баев звонил. Кто-то из подчиненных сказал, что Махмутов задумал какую-то пакость для меня.
– Третий, – сказал Браток.
– Пятый, – поправил Гринчук. – Третьим меня предупреждал Граф, а четвертым… четвертой – Милочка. Что-то задумал этот засранец. Какой-то сюрприз приготовил.
– Поехал я к Мальвине, – сказал Браток. – Мало ли что.
– Мало, – согласился Гринчук. – Смотри там – соблюдай моральный кодекс строителя капитализма и не пей.
– Я на работе не пью, – сказал Браток.
* * *
Начальник областного управления милиции тоже на работе не пил. Обычно. Мог, конечно, принять рюмочку, но обязательно по важному поводу и в компании. Вообще, пьяным генерал-лейтенанта не видели уже очень давно. Или, если быть совсем точным, напивался до потери контроля над собой последний раз генерал-лейтенант еще тогда, когда был старшим лейтенантом. Он тогда впервые выполнил важный заказ, отмазал очень серьезного человека и получил самую большую в своей жизни на тот момент сумму денег. На душе было мерзко. Рот наполнился горечью, и чтобы эту горечь смыть, старший лейтенант влил в себя две бутылки водки.
Генерал-лейтенант допил бутылку коньяка, закрутил пробку, тщательно контролируя свои движения, и потянулся к селектору. Заказать еще бутылочку. Сука Мастер. Сука Капустин. Сука Гринчук. Все суки! И летеха, офицер для особых поручений, тоже сука. Если приказать принести бутылку – уже к вечеру все будут знать, что генерал надрался у себя в кабинете.
А генерал собирался надраться совершенно конкретно. Душу жгло. И это не только коньяк. Позор. С ним поступили, как с сопляком. Как…
Генерал встал из-за стола, надел фуражку. Твердым шагом вышел в приемную. Приказал лейтенанту вызвать машину к подъезду. Спустился по лестнице и вышел на улицу, сел в машину и приказал везти себя на дачу. Не хватало, чтобы жена стала задавать дурацкие вопросы, отчего это муж решил напиться. А муж решил напиться. И на даче для этого все было – наполненный бар, тишина и одиночество. Когда жена генерал-лейтенанта узнала об этом, то очень удивилась.
Как удивилась и жена старшего лейтенанта милиции Горкина. Только в ее случае все было немного по-другому. Старший лейтенант, почувствовав желание выпить, не стал собирать друзей или забиваться в уголок, а купил пару бутылок шампанского, конфет, икры и, почему-то, оливкового масла. И приехал домой раньше обычного. Хотя домом комнату в коммуналке, муж и жена Горкины называли только по привычке. Комнату они снимали. Муж, жена и двое детей. Муж стоял в очереди на квартиру, но порядковый номер в очереди и темпы строительства жилья для сотрудников милиции если и обещали жилплощадь, то где-нибудь к пенсии.
– Выпьем, – сказал Горкин, и поставил бутылки на стол.
Старший сын был в детском саду, а годовалая дочка как раз спала.
– Ты чего? – спросила жена.
Шампанское и тем более икра не могли входить в расходные статьи их семейного бюджета. Просто не вмещались туда.
– Есть повод, – сказал Горкин.
Он не знал, что в это же самое время напивается генерал-лейтенант. Не знал, что и майор Капустин целенаправленно вливает в себя водку. И тем более не знал Горкин, что причина у всех их практически одна. Подполковник Гринчук.
– Какой повод? – жена Горкина достала из шкафа два фужера и села к столу.
Горкин, оглянувшись на спящую дочь, тихо открыл шампанское, хотя хотелось, чтобы пробка выстрелила в потолок. Налил шампанское в фужеры.
– Что случилось? – спросила жена.
Горкин приложил палец к губам, потом полез в свою сумку, которую обычно брал на дежурство, и достал из нее бумажный пакет. Протянул его жене. Пальцы Горкина дрожали. Принимая пакет, его жена вдруг почувствовала, что это волнение передалось и ей.
Развернув бумагу, Горкина охнула. Деньги. Американские. Много. Она никогда не держала столько денег в руках. Горкина попыталась на глаз прикинуть, сколько именно, но испугалась. Деньги упали на стол.
– Откуда? – выдохнула Горкина. – Зачем?
Не мог никто заработать такую сумму честным путем, это сразу же полыхнуло в мозгу Горкиной. Значит, ее муж… Ее непутевый муж…
– Успокойся, – тихо сказал Горкин. – Это не ворованные. И не от бандюков. Просто я помог хорошему человеку. Его хотели подставить, а я предупредил.
– И он тебе дал столько? – недоверие и радость на лице Горкиной смешались в равной пропорции. – Кто?
– Какая разница? – улыбнулся Горкин. – Мы сможем купить квартиру.
Горкин взял фужер.
– За Зеленого, – сказал Горкин.
Они чокнулись и выпили. Горкина не стала уточнять, за какого такого зеленого они пьют. Наверное, за доллар, подумала Горкина.
* * *
– За упокой, типа, – сказал Синяк и залпом осушил стакан.
Нужно было говорить, «царство небесное», но у Синяка были конкретные сомнения, что Ярика, Сливу и Грыжу ждет то самое небесное царство. Котик думал о том же, поэтому молча, не чокаясь, присоединился к тосту Синяка. Остальные пацаны, сидевшие за столом в «Космосе» также пили молча. Не должны они были поминать тех троих, забыть нужно было о них, суках, продавших Атамана, но, во-первых, никто не верил в то, что именно эти три славных представителя пехоты замахнулись на Атамана. А во-вторых, когда стало известно, что Браток, а, значит, Зеленый, организовал и оплатил похороны Ярика, Сливы и Грыжи, совсем уж хреново стало на душе у быков. Совсем.
Ведь Зеленый свободно мог погибнуть вместе с Атаманом, а посему не могло быть у мента нежных чувств к организаторам нападения. И если хоронили пацанов на деньги Зеленого, то это значило, что Зеленый не считает их виновниками.
И пацаны решились хотя бы помянуть.
В чем-то это был подвиг. Нечто вроде прогулки по минному полю. Мастер сказал – зарыть как собак. Мастер сказал – они продали. Мастер сказал…
А пошел он в задницу, этот Мастер. Что они, не знали Петруху, Грыжу и Ярика? И что, они не знали, что крохотные мозги Сливы просто не вместится мысль о предательстве?
– За упокой! – повторил Котик.
– За упокой! За упокой! За упокой! – повторили тихо все сидящие за столом.
И никто не оглянулся с опаской на дверь. Хрен им бояться Мастера. Особенно, после второго стакана. Пошел он к чертям собачьим, этот Мастер.
* * *
– Что с ним, с Мастером? – спросил Абрек у Али.
Спросил громко, не боясь, что услышат. Али принимал гостя в отдельном кабинете своего ресторана. Привычку эту Али перенял у своего предшественника, Садреддина Гейдаровича Мехтиева. Так действительно было спокойнее. Да и уважаемые гости чувствовали себя увереннее. И говорили свободнее. Вот как сейчас Абрек.
