— Живой, сучонок? — Ботинок слегка боднул меня в бок. А что я мог ответить, если кляп во рту?
— Подержи мальца, Гаврюша, — раздался в стороне другой голос, — пока я его перепеленаю.
Ботинок Гаврюши аккуратно лег мне на затылок, а затем с силой вдавил мою голову в пол. Руки моментально были освобождены, видимо, ножом разрезали веревки, и тут же заломили их назад, и на запястьях щелкнули наручники. Затем очередь дошла до ног, их тоже быстро освободили от веревок, но не заменили их кандалами. В следующее мгновение две пары крепких рук поставили меня на ноги.
— Живой? — спросил один из моих тюремщиков.
— Хер ему что сделается, — ответил за меня другой. — Митьку так врезал, тот всю ночь осколки зубов выплевывал. Да и у Вахи яйца опухли, теперь похожи на страусиные, только фиолетовые.
Я не вступал в разговор со своими тюремщиками, рот по-прежнему был забит кляпом. Но это не значит, что я бездействовал: пальцами ощупал наручники, но вместо холодной стали ощутил алюминий. Хрупкий, несерьезный металл, его применяли для наручников, но только сувенирных, игрушечных. Это что-то новое, по крайней мере сулит возможность побега.
— Эй, — крикнул один из тюремщиков, — принимай на-гора.
В следующую секунду мое тело было подброшено вверх с нечеловеческой силой. И едва моя голова достигла подвального проема, как тут же другая пара рук ухватила меня за ворот куртки и рывком извлекла на свет божий.
Передо мной стоял мужчина в кепке и короткой кожаной куртке, которого я еще вчера определил как шофера.
— Ну что, живой? — спросил шофер. Я глазами показал на кляп. Он развязал тряпку, стягивающую нижнюю часть лица, и вытащил кляп.
— Отряхни лицо, — попросил я: после тяжелого ботинка брови, ресницы, нос были запачканы глиной. Шофер аккуратно обтер мое лицо шершавой мозолистой ладонью. Тем временем из подвала выбрались двое других.
«Крепкие ребята», — отметил я про себя, оглядывая плотные фигуры моих тюремщиков, одетых в просторные джинсы и теплые свитера. Да и судя по рывку, извлекшему меня из подвального проема, шоферу силушки тоже не занимать.
Я осмотрелся. Теперь я находился в просторном сарае.
По углам валялись какие-то коробки, корзины, у стены стоял стеллаж с инструментами. О… гам, пожалуй, может отыскаться и серьезное оружие. Сбить наручники дело минуты даже меньше. Потом этих троих я положу… И что дальше? Что за стенами этого сарая? Может, два десятка боевиков со стволами. Так что повременим.
— Ну, пошли, драчун, — с усмешкой произнес шофер, поворачиваясь ко мне спиной. Рисковый мужик. Открыв дверь из грубо сколоченных досок, он вышел во двор, я следом, а в затылок дышат два бугая. Дневной свет ударил по глазам, я аж зажмурился. Грубый толчок в спину быстро вернул меня к прозе жизни. Теперь можно осмотреться.
Двор большой и наполовину крытый, возле ворот двое охранников. У одного на плече промысловый карабин «лось» с мошной оптикой. У второго гладкоствольный охотничий автомат «МЦ», оружие, конечно, не совсем милицейское, но для такого дела любое сгодится. Настораживало другое: рожи у этих молодцов не очень милицейские, давно не бритые и опухшие. За последние сутки вряд ли они отрастили эту щетину. Конечно, если это не добровольные помощники господина Гестапо, так сказать, «лесные братья».
Я повернул голову вправо. Под навесом стояли серые «Жигули» шестой модели и микроавтобус «РАФ», тоже неброского белого цвета, покрытый толстым слоем пыли и забрызганный снизу застывшей грязью. Хорошая тачка для выезда большой командой.
За микроавтобусом возвышался наш «Блейзер», огромный, как танк, он стоял безжизненно пустой. Не знаю почему, но мое подсознание по-прежнему не посылало мне сигнала об опасности. Может, я лишился этого дара?
— Чего стоим? — удивился водитель. — Пошли в избу, народ тебя заждался.
Мы поднялись на крыльцо — мой сопровождающий впереди, я сзади, следом два бугая. Прошли темные сени с запахом квашеной капусты. Из сеней вошли в большую комнату — горницу. Просторное помещение было окутано сизым табачным дымом, в воздухе стоял крепкий запах водочного перегара. В горнице оказалось полно народа — десятка полтора мужиков сидело на табуретках, лавках, стульях вдоль стен. Все были вооружены, у некоторых охотничьи ружья, но в основном обрезы из таких же ружей. Лишь у троих я заметил нарезное оружие. Сидящий на табуретке парень в камуфлированном бушлате, с буйной рыжей шевелюрой, держал между ног семизарядный карабин Симонова. И еще двое мужиков были владельцами «АКМ» со скрученными прикладами. Один из них был с разбитой левой скулой и опухшим темно-фиолетовым правым ухом.
«Мой крестник», — догадался я, сдерживаясь, чтобы не улыбнуться парню.
Впрочем, здесь было достаточно расквашенных носов и подбитых глаз (не одни мы били).
У дальней стены стоял небольшой стол, за которым сидели седобородый дедок и фермер. Мой провожатый, перейдя в горницу, сел рядом с дедком, снял кепку и положил ее на колено, оголив большую лысину, тянущуюся от лба к затылку, лишь над ушами оставались клочки былой шевелюры. Впрочем, избытком растительности не отличались и двое других. У дедка были зачесанные назад редкие седые волосы, через которые проступал бледный череп. А фермер, отрастив на правой стороне длинный клок волос, зачесывал его на левую сторону, создавая иллюзию волосатости.
Над столом в красном углу висели иконы, украшенные расшитым полотенцем. Еще бы за спиной этих троих зеленое знамя с золотыми письменами: «Бей белых, пока не покраснеют. Бей красных, пока не побелеют», и в окне пулемет «максим», я бы поверил в смещение времени.
На столе перед суровой троицей лежало наше оружие: «АК», «стечкин», два «макара», пружинный нож, кастет, телескопическая дубинка. В общем, весь арсенал. Кроме оружия, лежала пачка удостоверений — и наши с Андрюхой, И трофейные омоновские, и еще кое-что. Как-то мне это не нравилось. Мутит эта публика. Но, с другой стороны, если сразу не убили, может, еще и поживу.
За моей спиной раздалось чье-то тяжелое дыхание, в горницу ввели Картунова и следом втолкнули Андрюху Акулова. Живые.
— Доброе утречко, граждане менты, — своим скрипучим голосом поздоровался с нами дедок. — Прежде чем объявить наш приговор, хотелось бы узнать, какая сука навела вас на наше пристанище?
Пока я соображал, почему нас за ментов считают, отозвался Андрюха.
— Какие менты, дядя? — стараясь придерживаться блатного жаргона, развязно заговорил Акулов. — Наши ксивы перед тобой. Там все толком пропечатано.
— Ну да, — согласился дедок, — пропечатано. Салават Камбаев, лейтенант. Юрий Салтакин, старшина. И оба из ОМОНа.
— Какого ОМОНа? — прорычал Андрей, глянув на меня так, будто я виноват в слепоте старика. — Ты, батя, внимательно присмотрись: разве на ментовских ксивах наши «заточки» пропечатаны? Там же есть другие.
— Ну да, — снова согласился старик, — на тебя аж две ксивы выписано. По одной ты капитан-артиллерист, по другой — капитан из правительственной связи. Так кто ты на самом деле, милок? Небось сам запутался в ксивах?
Андрей прикусил язык, как же, будет он распространяться, что военное удостоверение личности лишь «крыша» его Истинной службы в ФАПСИ. Не имел он права кому попало раскрывать государственную тайну.
— Да что с ними церемониться. Кончать их надо, — выкрикнул мой «крестник» и тут же сморщился. Видно, хорошо я ему локтем зарядил в челюсть.
— Подожди, — отмахнулся от него старик и снова обратился к Андрею: — Значит, не менты вы? И это все оружие Не ваше? На дороге нашли и ехали сдавать. А это, — кривой палец уперся в Картунова, — это не вице-мэр Хребта. Может, вы, сынки, шпионы, засланные выведать тайны нашего стратегического района?
— Ага, — кивнул Акулов, — аргентинские.
— Шутки шутишь, милый. А зря. — Голос этого козлобородого ничего хорошего не сулил.
— Да что там, елы-палы, — горячился «крестник», — кончить ментов, и вся недолга.
Дело принимало неприятный оборот: ушли от милиции, БТРов армии, убереглись от омоновских пуль, и на тебе — попались под бандитский нож. А то, что перед нами обычные бандиты, было уже ясно.
— Лучше подобру расскажите, милые, кто вас навел на этот хутор, — почти попросил старик. На мгновение в горнице наступила тишина, и дедок добавил, уже обращаясь к Картунову: — А ведь мы вас, Вадим Григорьевич, хорошо таем. Вы же еще и депутат областного Совета, мы за вас голосовали. Что, решили, пора готовиться к новым выборам, Так сказать, подчистить район собственными руками? Чем не тема для газет и телевизоров. Настоящий борец с преступностью. Мало вам того, что Хребет под себя подмял: каких людей угробили, уже и за район решили взяться.
На последних словах старик сорвался на визг, брызжа слюной, закричал:
— Говори, сука, кто навел?
