— Говори, сука, кто навел?
Картунов весь сжался. Еще не хватало, чтобы перепуганный чиновник ляпнул о нашем побеге, тогда точно конец. Нас грохнут, и трупы подкинут ментам, чтобы те успокоились.
Тюремный психоз дедка передался всем присутствующим, бандюги загалдели, а мой «крестник» с опухшим ухом, забыв про боль в челюсти, заорал как сумасшедший:
— Кончать ментов!
«А ведь и вправду могут кончить», — мелькнуло у меня в голове. Решение пришло само по себе, мгновенно, по принципу — клин клином вышибают. Рванув изо всей силы наручники, я бросился к «крестнику» с криком:
— Ах ты, сука рваная (как довелось понять, «сука» в этом обществе самое ходовое слово или пароль). — Меня тут же схватили двое бугаев, стоящих сзади. Но, вытаращив глаза и по-звериному оскалив зубы, я заорал: — Попался бы ты мне, гнида, в Афгане, — тут же поймал себя на мысли, что в Афгане мы бы скорее всего воевали вместе, пришлось исправляться на ходу, — или в Карабахе среди хаченов. Я бы с тебя шкуру содрал с живого, паскуда.
Лопоухий шарахнулся от меня как от чумного, забыв про автомат, висящий на плече. Остальные братья разбойники замолчали и смотрели на меня едва ли не с содроганием. Природная ярость, в простонародье прозванная бешенством была страшнее психоза, а потому подавляла его. Выкричавшись, я обмяк, наступила немая сцена.
Длилась она недолго, первым подал голос шофер:
— Ты что, в Афгане служил?
— Да, пришлось, — пробормотал я, придерживаемый двумя бугаями.
— В каких частях? — продолжал пытать меня шофер.
— Особая группа КГБ «Каскад», — сказал я и тут же добавил: — Вам это ни о чем не говорит.
— Нет, почему же, кое о чем говорит.
Замешательство от моего спектакля прошло, и вновь послышался голос дедка:
— Думаю, прав Митяй, кончать их надо.
— Подожди, Тихон, — осадил его сидящий рядом фермер. — Нет в нашем «трудовом» соглашении договора об «мокром».
Фермер рубанул ребром ладони по крышке стола так, что наши цацки на нем подпрыгнули. Он сейчас говорил, как прораб или заводской мастер на пятиминутке. Чудны дела твои, Господи, кого только нынешнее время не выгоняет на большую дорогу.
— А ты уверен, что они не менты? — огрызнулся старик.
— А где доказательства, что менты? — с другого бока насел на дедка шофер. Ну, кажется, есть вероятность отсрочки приговора.
— Ладно, — наконец сдался козлобородый Тихон, — оставьте их до возвращения Басурмана. Его же вы выбрали паханом, он наплел про Афган и афганцев. Пусть сам разбирается, если что, сам и кончит. Ему не впервой.
Видно, в свое время Тихона этот самый Басурман оттеснил от власти, и теперь, когда его нет, старый пердун захотел почувствовать себя калифом на час, да ничего не вышло. Значит, живем.
— Отведите их в сарай, — распорядился фермер. Бугаи взашей вытолкали нас в сени, а потом во двор.
Как я успел заметить, охранники также стояли у ворот, настороженно следя за нашими движениями. Даже если бы у нас с Андрюхой не были скованы руки, и тогда вряд ли удалось бы вырваться, а тут еще и довесок в виде этого козла Картунова. Нет, ничего не выйдет, по крайней мере сейчас, надо ждать.
Нас отвели за дом и втолкнули в небольшой сарай с толстыми стенами из бревен, плотно подогнанных друг к другу, и низким дощатым потолком. Судя по массивной цепи, прибитой к стене, и вороху соломы в углу, это помещение использовалось как частная тюрьма.
— Снимите наручники, — сказал Андрей, — куда мы отсюда денемся?
— Ладно, поворачивайтесь спиной, согласился один из бугаев.
Сняли наручники, это уже плюс, теперь второй раз их надеть разбойникам будет затруднительно.
— А как насчет нужду справить? — крикнул я вслед закрывающим дверь сарая тюремщикам. Надо же все-таки сориентироваться на местности.
Но тяжелая дверь закрылась, хлопнула задвижка засова, и лишь потом донеслось из-за двери:
— В конце сарая есть нужник, там и оправитесь. Только осторожно, не провалитесь. Вытаскивать вас никто не будет.
Тюремщики ушли, а их место занял часовой, тот самый рыжий парень в камуфлированном бушлате, с «СКС» на плече. Дымя сигаретой, он ходил возле двери.
Пока никто не мешал, я решил обследовать нашу темницу, а Андрей завел беседу с вице-мэром о международном положении, чтобы не привлекать внимание часового.
Больше часа я потратил на обследование тюрьмы, и все зря. Она была сделана добротно. Стены толстые, доски на крышу положены тоже дай бог и намертво закреплены, одно-единственное окно выходит во двор, еще и решетка сварена из толстенной арматуры. Нужник — просто глубокая яма с деревянным щитом сверху. Нет, выбраться отсюда не получится без посторонней помощи. Нужно искать другой способ.
— Слышишь, братан, — обратился я к часовому через дверь.
— Че надо? — дымя сигаретой, вяло поинтересовался тот.
— Ну, раз приговор в исполнение не приводите, так покормите хоть.
— Может, тебе еще бабу привести? — хмыкнул часовой.
— Неплохо бы, — согласился я, — но, как я заметил, баб у вас нет. Вы что, поклонники однополой любви?
Сперва моего вопроса часовой не понял, а когда дошло, рывком сдернул с плеча карабин и обиженно зарычал:
— Ты на че намекаешь, козел? Сейчас в дверь как пальну.
Ни фига себе уха, я отскочил от двери, вдруг действительно начнет стрелять. А Картунов тут же взмолился:
— Не провоцируйте его, ведь перестреляют точно вам говорю, перестреляют.
— Ладно, прости, — как можно миролюбивей проговорил я и, не давая опомниться часовому, спросил: — Так как насчет рубона?
— Хорошо, схожу к Петровичу, — смилостивился часовой. — Он мужик правильный, не то что Тихон, ядовитый сморчок.
Часовой удалился, а Картунов снова начал шипеть на меня:
— Что вы их провоцируете? Смерти желаете?
Тут уже не выдержал Акулов, взглянул со злобой на нашего клиента:
— Да заткнитесь вы, ради бога.
Воистину, когда на кон поставлена жизнь, никакие деньги уже не идут в счет. Вадим Григорьевич удивленно посмотрел на нас, потом, поджав губы, отошел к стене, присел на корточки, обхватив голову двумя руками.
Минут через десять появился охранник в сопровождении одного из бугаев. Тот нес в правой руке небольшое жестяное ведро, из которого валил пар.
«Мыть они, что ли, нас собираются?» — мелькнуло у меня в голове.
Взяв карабин на изготовку, охранник отошел на несколько метров от сарая и встал там, широко расставив ноги. Его напарник, отодвинув задвижку, внес внутрь ведро и тут же захлопнул дверь.
Мы с Андрюхой приблизились к ведру — внутри была большая глиняная тарелка, на ней лежал кусок сала, обсыпанный крупными кристаллами соли, и три золотистые луковицы. Под тарелкой оказалось два десятка картофелин, вваренных в мундире.
— Живем, — радостно воскликнул Андрюха, потирая руки.
— Спасибо, братан, — крикнул я через дверь охраннику.
— Да-к не звери мы, — смущенно произнес рыжий. Хорошее замечание, особенно после «производственной пятиминутки», где решалась наша судьба.
Усевшись возле скуксившегося вице-мэра, мы стали доставать еще горячие картофелины. Вадим Григорьевич забыл недавние обиды и тоже принял участие в пиршестве. Но беда, у нас не было ножа, чтобы почистить луковицы и порезать сало. Снова пришлось обращаться к охраннику.
— Слышь, братан, ножичек не одолжишь?
— Щаз-з, — протяжно произнес рыжий, смеясь, — я тебе дам нож, а ты мне его врежешь… в спину? — Да-к не звери мы, — подражая его интонации, проговорил я. — Ну, лук еще можно почистить зубами, а сало к делить?
Наблюдая за ним через щель в двери, я видел, как лицо охранника напряглось в мучительном раздумье.
— Ты нам нож в окошко кинь, — крикнул Андрюха, подбрасывая на руках горячую картофелину, — а мы потом также через окошко вернем.
— Ладно, — наконец согласился охранник и, подходя к сараю, сурово добавил: — Но смотри, не балуй.
— Да за кого ты нас принимаешь, — подбодрил я охранника.
Через минуту открылась стеклянная форточка и, проскользнув между арматуринами решетки, на земляной пол упал небольшой складной ножик, его короткое лезвие было точено-переточено, а рукоятка украшена пластиковыми накладками в виде бегущей белки.
Быстро почистив луковицы, нарезав тоненькими пластами немного подтаявшее сало, мы приступили к трапезе. Ели молча, каждый думал о своем. Наверное, Картунов в который раз жалел, что связался с нами. Андрюха, конечно же, соображал, как в срок добраться в Москву, чтобы карьеру себе не подпортить. Ну а я размышлял о земном: «К такой бы закуске да полтинник накатить — красота».
Первым не выдержал молчания вице-мэр, наверное, своими словами хотел заглушить страх.
— Все-таки странный русский народ. Еще час назад хотели нас убить. А сейчас вот кормят, — уминая сало, проговорил Картунов.
