– Есть, сэр!
Штурмовой взвод забрал улики и ушел на базу.
Появление Газая, Тарека и Хайдара, несших труп Саида и раненого Будура, вызвало переполох в кишлаке. К ним сбежались люди.
Абдулла положил тело Саида на одеяло, принесенное кем-то, и проговорил:
– Надо бы Анвару сообщить.
К отцу Саида тут же побежал мальчишка.
Тут подошла Ясман, увидела Будура и закричала.
Появился местный доктор. Он бегло осмотрел пятилетнего мальчика, погрузил его в свою машину и рванул в Кабул. Будур истекал кровью, на счету была каждая минута.
Прибежал Анвар, увидел мертвого сына, поднял руки к небу.
– За что, Всевышний?
Появилась Дия и тут же упала в обморок.
Анвар накинулся на Газая:
– Что произошло, Абдулла? Почему погиб мой сын? Кто убил его?
– Американцы, Анвар. Я не смог сразу отправиться с ребятами, потом освободился, пошел на холмы и услышал стрельбу.
– Но твой сын жив, а мой мертв. Почему?
– Я виноват, Анвар.
– Виноват? Почему американцы открыли огонь по мальчишкам? Они не могли не видеть, что это дети.
– Понимаешь, у Тарека было старое ружье, у Хайдара – игрушечный автомат. Как это произошло, никто объяснить не может, но мой сын случайно выстрелил в сторону американцев. Они… из пулемета.
– Откуда у твоего сына взялось ружье?
– Не усмотрели, прости. Тарек нашел его в сарае и взял с собой. Зачем? Этого он объяснить не может.
Подошла бледная как смерть Ламис. Односельчане уже сообщили ей о трагедии.
Она шагала молча, без платка. Подошла к телу внука, села рядом, погладила его волосы, посмотрела в мертвые глаза, навсегда застывшие от удивления и боли.
– Саид, внучок, вставай! Не пугай бабушку.
Соседки хотели поднять ее, но не смогли. Люди стояли и смотрели.
Анвар присел рядом.
– Мама! Как же так?
– Ничего, сынок, Саид поспит немного и встанет.
Женщины привели в чувство Дию.
У афганцев не принято открыто проявлять эмоции, рвать на себе одежду, волосы. Но не в случае с матерью, потерявшей единственного сына. Дия упала на тело Саида и забилась в истерике. Ламис как бы очнулась и тоже зарыдала.
Старик, стоявший неподалеку, проговорил:
– Надо бы до захода солнца похоронить Саида. Время есть.
– А Муштак знает о гибели внука?
Мальчишка из соседнего двора побежал в мастерскую.
Муштак с утра чувствовал беспокойство. Работа не клеилась. Он никак не мог закончить ремонт карбюратора. Инструменты буквально валились из его рук.
Муштак сказал, что пойдет домой. Видимо, приболел и до завтра отлежится. Он вышел на улицу.
Тут к нему подбежал мальчишка.
– Дядя Муштак! Беда!
– Что случилось? – произнес он не своим голосом.
– Саид умер.
Земля содрогнулась.
– Что? Саид? Как умер?
– Его американцы убили на холмах.
Дальнейшее Муштак помнил плохо. Бег по кишлаку, толпа, расступившаяся перед ним, жена и сноха, бившиеся у тела внука. Рядом сын Анвар, обхвативший голову руками. Табрай, молившийся Аллаху.
Мужчины подняли женщин, отвели в дом, туда же отнесли тело.
Табрай что-то говорил, Газай извинялся. Все как в тумане.
Имам, мужчины с лопатами и кетменями. Мечеть. Саид на ложе, лицо направлено в сторону Мекки. Гассал – человек, омывающий тело. Саван, покрывающий покойника с ног до головы.
Саид уже на носилках. Мужчины несут их быстро, едва ли не бегом.
Кладбище. Молитва. Тело опускают в могилу. Нудный голос имама.
Женщины за пределами кладбища.
Дорога домой. Там поминки, приготовленные на скорую руку.
Только дома Муштак ощутил, что потерял внука. Он захотел закурить и вышел на улицу.
Там к нему подошел Газай.
Он был одет во все черное, протянул Муштаку кинжал и сказал:
– Я виноват в гибели твоего внука. Ты вправе убить меня. Сделай это.
– Лишить твою семью кормильца? Разве это вернет нам Саида?
– Как мне загладить свою вину?
– Не говори ничего, Абдулла, иди домой.
Газай опустил голову и ушел.
Приехал доктор, вышел из машины, остановился рядом и сказал:
– Прими соболезнования, Муштак.
– Благодарю. Что с Будуром?
– Я успел вовремя довезти его до госпиталя. Врачи сказали, еще минут десять, и мальчик умер бы.
– Значит, он жив?
– Да, и будет жить, вот только без руки.
– Ее отрезали?
– Она держалась на жилах. Пуля крупного калибра. Ты знаешь, что это такое.
– Знаю.
– Как Дия, Ламис?
– Плохо. Но держатся.
– Может, дать им успокаивающие таблетки?
– Не поможет.
– Да, ты прав. Теперь только время способно вылечить их.
– Не уверен.
Доктор, точнее сказать, фельдшер вздохнул.
– Мне еще к Ахмаду и Ясман заходить. К Табраю и к Халиде. Вот несчастье!..
– Да.
– О чем ты думаешь, Муштак? Конечно, это страшно, мучительно больно, когда дети уходят раньше своих родителей, тем более внуки прежде дедов. Но ведь так угодно Всевышнему. Все мы там будем, Муштак.
– Твоя правда. Скажи, как думаешь, американский офицер видел, что на вершине дети?
– Думаю, видел. Конечно. У него же был бинокль. Да и расстояние от дороги до холмов небольшое.
– А мог он видеть, что в руках у детей игрушечный автомат?
– Тут не знаю. Если в оптику, то мог. Но я слышал, что первым по американцам выстрелил Тарек, сын Абдуллы, из настоящего ружья.
– Неужели офицер не понял, что это произошло случайно? Зачем было бить по мальчишкам из крупнокалиберного пулемета?
Доктор вновь вздохнул:
– Эх, Муштак, кто мы для американцев, англичан, всех этих европейцев? Дикари. Животные. Они не останавливаются, даже когда сбивают ребенка своими машинами. Это тебе не русские в восьмидесятые.
– Да, американцы не русские. Ты ступай, я хочу побыть один.
Доктор ушел. Муштак присел на скамейку, которую сам сделал у дувала и ворот в тени чинары, закурил.
Рядом устроился Анвар. Он тоже больше не мог оставаться дома.
– Отец, скажи, как дальше жить?
– Не знаю.
– А кто знает?
– Всевышний. Молись, и Аллах поможет тебе.
– А я хочу не только молиться, но и отомстить.
– Кому? Восьмилетнему Тареку, который достал старое ружье? Или его отцу, который не смог сразу пойти с ребятами? Фази Турани, который сделал игрушечный автомат для своего сына Хайдара? Если так, то иди и убей их всех.
– Нет, я хочу отомстить американцам.
– Ты знаешь, что такое война?
– Нет. Когда вы с дедом Табраем и другими мужчинами дрались с талибами, мне было десять лет. Но ты разве не поможешь?
– Сын, иди в дом.
– Там тяжело.
– Это испытание, посланное Всевышним. Его надо преодолеть. Помоги жене.
– А ты?
– Что я?
– Ты тоже помоги маме.
– Помогу. Не перечь отцу, особенно в дни траура.
– Мне плохо, отец.
– Всем плохо. Сделай чая с ханкой, напои Дию, она уснет. Сейчас только время способно облегчить наши страдания. Сон же придаст нам сил. Они будут нужны завтра, послезавтра и потом.
– Ладно. А что с Будуром, неизвестно?
– Доктор приехал. Жив Будур.
– Хорошо.
– Только неизвестно, что лучше, умереть сразу или жить инвалидом.
– Будур стал инвалидом?
– Да, ему отрезали правую руку.
– За что нам такая беда? Пойду. – Сын ушел.
Муштак выкурил почти полпачки сигарет и вернулся в дом.
Ламис и Надия находились в женской половине.
Жена лежала, дочь сидела рядом.
Муштак опустился на матрас и сказал:
– Спать пора.
– А как уснуть? – спросила Ламис.
– Не знаю, но надо.
– Ты иди, отдохни.
– Я останусь здесь.
– Будь проклят этот день! Будь прокляты американцы! – проговорила Ламис таким тоном, которого раньше Муштак не слышал.
– Приехал доктор. Будур выжил, но лишился руки, – сказал он.
– Бедная Ясман. Будур инвалид, но он будет жить. А нашего Саида… – Ламис и Надия заплакали.
Муштак не стал успокаивать их, понимал, что это бесполезно. Он проводил Надию в ее комнату, прилег рядом с женой.
Ламис прижалась к нему и уснула.
А утром в кишлак заявилась целая делегация. На двух «хамви» прибыли трое афганцев без формы и двое американцев, майор и гражданский.
Машины остановились на площади у мечети.
К приезжим сразу же потянулся народ. Мужчины встали плотным кольцом, заставляя нервничать пулеметчиков на броневиках.
Вперед вышли военный и один из афганцев, как выяснилось – переводчик.
– Я майор Стив Дрейк, командир батальона. Мой патруль вчера был обстрелян с холма группой местных подростков, – проговорил военный.
Афганец быстро переводил его слова.
– Я, офицер армии США, заявляю, что подобные провокации недопустимы. Мне доложили, что вынужденным ответным огнем патруля были подстрелены двое подростков. Утром я узнал, что один из них скончался на месте, второй получил тяжелое ранение. Если вы ждете от меня извинений, то зря. Их не будет. Более того, я предупреждаю всех вас, что мои патрули и впредь будут реагировать на любые угрозы путем применения оружия. Надеюсь, вы усвоили, что я сказал. Ни одна попытка нанести урон армии США не останется без ответа. У меня все!
