терактами последнего времени. С нами кто-то играет в жесткую игру.
– Есть соображения?
– Не знаю пока. Уверен в одном – наши противники объединяются. Монархисты, троцкисты – тянет их друг к другу. Они отныне под колпаком и на содержании буржуазных спецслужб. Раскачивают ситуацию как только могут. А что предпримут дальше? Тут видятся разные варианты. Но это все ходы в игре на длинную дистанцию.
– Понятно, – кивнул замнаркома. – Ну а что с тобой делать?
– Наградите уж. Или расстреляйте.
– Пока ни то, ни другое. Работай. Ты еще Родине пригодишься…
Будем считать, что гроза прошла мимо. Но осадочек какой-то неопределенности остался. И в самом наркомате, как мне показалось, обстановка нервозная.
Я посмотрел на часы. Так, неплохо бы нанести еще один визит к человеку, который может хоть что-то объяснить…
Перед следующей встречей мне хватило времени спуститься под землю и осмотреть новые станции советской подземки. Московское метро неизменно вызывало у меня восхищение своей неземной красотой и роскошью в лучших традициях классической культуры. Колонны, мозаики, мрамор и гранит. Тяжелые люстры. Такой Эрмитаж с рельсами.
В марте метростроевцы открыли станции «Площадь Революции» и «Курская». Ну что сказать – впечатляет! Наглядно видно, что государство преследует задачу – чтобы новые значимые общественные объекты звучали величественно, как гимн, и изящно, как музыка Бетховена. И утверждали силу Державы. Такой подход мне по душе.
Ну ладно, хватит изображать из себя крестьянина из глубинки и глазеть восторженно по сторонам. Пора на встречу.
Я направился к эскалатору, около которого толпились бородатые декхане в расшитых узбекских халатах, не решаясь шагнуть на движущиеся ступени…
Управление Генеральной прокуратуры СССР располагалось в отдельном особняке в переулке, выходящем на улицу Горького. Им руководил Антон Демидов – мой старый надежный товарищ еще по Ростовскому ЧК. Человек осведомленный, вхожий в высокие кремлевские кабинеты, правоверный коммунист, но вместе с тем часто настроенный критично к происходящим событиям. Его мнение всегда было для меня интересным, важным, а порой и решающим.
Он меня ждал. Статный, широкоплечий, громогласный, принял меня как всегда радушно. Поставил по традиции на стол небольшие наперсточки с коньяком.
Он был в курсе последних событий у нас в области. Даже руку торжественно пожал:
– Молодец, большую беду отвел.
– Эх, Антон Николаевич! Скажи, думали мы после революции, когда с беляками бились, что через двадцать лет будем рубить шашкой своих? Политическая борьба, будь она неладна.
– Ты учти важное обстоятельство, – строго произнес Демидов. – У нас не политическая борьба ради власти и победы своего клана, как на каком-нибудь Востоке. У нас простой выбор – жить нам или не жить. Вон, того же Бухарина Ленин любимцем партии называл. А тот со своей крестьянской пасторалью и аграрными мечтами о верховенстве землепашца на Руси готов был уничтожить индустриализацию, а вместе с ней и наше будущее. А иудушка Троцкий! Для него Россия – просто мусор под ногами. Он западный человек. Его душа – там. Его давняя мечта – за счет русского народа устроить мировую революцию. И спалить в ней и СССР, и русских. Ты знаешь его план индустриализации?
– В общих чертах.
– А я поясню подробнее. Все необходимое оборудование для заводов закупать на Западе, своего не делать. Для чего залезть по самую макушку в кредиты, за которые расплачиваться концессиями и самой Россией… В общем, все эти сторонники правых и левых уклонов по дури или из алчности ведут нас на кривую дорожку. А путь у нас прямой один – сталинский. Иосиф Виссарионович аскетичен и одержим одной страстью – Великая Держава, которая в самой страшной войне одолеет любого врага, да хоть весь мир. А такие дела дряблыми ручонками не делаются.
– Порой слишком крепко мы наши сильные руки на шеях сжимаем, – вздохнул я.
– Что, совесть мучает? – усмехнулся Демидов. – Есть закон меньшего зла. Старый принцип – лучше оправдать сто виновных, чем посадить одного невиновного – сегодня не работает. На дворе тот исторический момент, когда лучше посадить сто невиновных, чем оправдать одного виновного. Иначе нас схарчат и внутренние, и зарубежные хищники. И не время строить из себя ангелов. Служить в НКВД и не запачкаться невозможно. Это жизнь на границе со смертью, справедливость на границе с произволом. С этим надо смириться, Ермолай. Только учти, можно немножко ступить в грязь, а потом очистить ботинок щеточкой. А можно принимать грязевые ванны и наслаждаться этим.
– А потом захлебнуться.
– Чтоб не захлебнуться, ты всегда помни себя. Кто ты есть и зачем призван на эту землю…
Опрокинули мы еще по стопочке коньяку. У меня выступила испарина на лбу. Коньяк был хорош.
– Но и правда твоя тоже есть. Пришла пора потихоньку начинать тормозить, – неожиданно вернулся к теме Демидов. – Ежов сильно перегибает палку. Мы вынесли ряд представлений на неправомерные решения судов и троек. Маховик слишком сильно раскрутился. Мы можем увидеть тот случай, когда лечение становится страшнее болезни. Это как головную боль лечить гильотиной.
– И какова реакция партийных органов на ваши представления? – заинтересовался я. Поворот был интересным. Возможно, даже судьбоносным.
– Ты думаешь, это наша личная инициатива? Вопрос прорабатывался совместно с… – он выразительно ткнул пальцем вверх.
Понятно. Грядут перемены. Потому что маховик раскручен так, что грозит разнести всю машину.
– Тормозить уже давно пора было, – сказал я. – Вот наш регион взять. Есть такие деятели, которые готовы всю область посадить, лишь бы отчитаться по плану.
– Дураки всегда хотят отличиться за чужой счет.
– Именно. Вон, благодаря нашей специальной следственной группе область скоро останется вообще без специалистов. Ох и мастера эти горе-следователи из мухи слона раздувать. Выбивают лучшие кадры из нархоза. Значит, страна недосчитается заводов, танков, самолетов.
Я ему подробно изложил наши события и свои соображения. С фактами и соответствующими комментариями. Честно сказать, рассчитывал на какое-то содействие.
Демидов задумался. Потом неожиданно произнес:
– Знаешь, будь очень осторожен. Учти, благодаря длинному языку твоего начальника Гаевского в наркомате тобой не слишком довольны. Считают тебя чуть ли не соглашателем. А от соглашательства до попустительства врагам народа, а потом и до соучастия путь ныне короткий.
– Я соглашатель?! Скольких я вражин изобличил – настоящих, а не тех, кто за бутылкой коллективизацию костерил!
– Думаешь, Ежова интересует реальность? Его интересует отчет. Проценты. И личная власть.
Тут мне в который раз подумалось, что не везет нам с наркомами внутренних дел. В этом году расстреляли нашего пламенного бывшего наркома Генриха Ягоду за участие в контрреволюционном подполье. Он оказался знатным стяжателем. При обыске у него изъято чудовищное количество бесполезных вещей. Только пальто, шуб и плащей полсотни. Столько же костюмов. Больше тысячи бутылок вина. Десятки
