— Да что здесь происходит?!
— Заткнись, идиот! — рявкнул на него подельник. Внезапно смягчившись, он даже улыбнулся и бросил в его сторону насмешливый взгляд. — Я же тебе говорил… Мы отсюда не выберемся. Ни за что… Теперь я понимаю, откуда это предчувствие. Ты ведь тоже предчувствиями живешь, Копаев? Можешь не отвечать. Значит, что-то ты у меня тогда все-таки взял…
— А Чибиса кто завалил? Или просто промахнулись, а мишенью был я? Впрочем, о чем это я спрашиваю? Это Баба стрелял, больше некому! — Копаев плюнул на пол сгустком крови. — Самойлов бы не промазал…
— Старый! — кинулся к нему Бабинов. — Берем товар и валим отсюда! Один он нам не помешает! Пойдем!
Казалось, у него начиналась истерика.
— Успокойся, — отмахнулся от него как от мухи Самойлов. — Ты, Бабинов, скажи мне: ты дураком только прикидываешься или у тебя на самом деле не все дома? У нас перед домом армия спецназа в кустах сидит и два батальона следователей из прокуратуры! Ставлю три к одному. Где у нас коньяк, Баба?.. — спросил Старый и направился прочь из комнаты.
Он выйдет из комнаты и пройдет в кабинет. Вынет из шкафа бутылку арманьяка, поставит ее на стол и сядет рядом. Будет долго смотреть на замысловатый узор обоев напротив и, наконец, словно придя в себя, достанет из подмышечной кобуры «ТТ» и уверенно поднесет пистолет к голове.
Он выстрелит себе в висок за минуту до штурма…
В этот день бушевал ветер. Он рвал с деревьев листья и в ярости бросал их на землю, в стекла проезжающих машин. Задувал пыль в торговые палатки, грозя снести их с набережной и выбросить в реку.
Копаев стоял на мосту, упершись локтями в перила, и смотрел на темную воду, переваливающуюся через валуны у опор причудливыми формами. Сумев только с третьего раза прикурить на ветру, он поднял воротник куртки. Девушка придет на это место только через полчаса, так они договорились. Точнее, говорила она, а он молчал и пожимал плечами. И сразу после встречи Аля уедет к матери в Тулу, чтобы подыскать там новое место работы. Она будет тем, кем хотела быть всю свою жизнь, — юристом. Случайность и встреча с хорошим парнем по фамилии Эберс отодвинули осуществление ее мечты.
Антон стоял и думал о том, что он скажет этой девушке. Что Игорь был убит, потому что мог помешать преступлению? Она и так это знает. Цепь? Он расскажет ей, что видел эту цепь ранее, девять лет назад, на груди молодого лейтенанта-разведчика и только недавно узнал ее, увидев на своем мертвом друге? И как он соотнес эту цепь с Бабиновым и Самойловым, увидев в военкомате характеристику на одного, подписанную другим?
Тогда как объяснить этой девчонке, что сумасшедший по своей натуре и ставивший предчувствия превыше логики Самойлов оставил цепь на шее Эберса лишь затем, чтобы тот унес в небытие его, Самойлова, прошлое?
Поймет ли она это? Это же бред, в который никто не поверит! Кроме людей, живущих предчувствиями… И наконец, как объяснить ей, что подонок, убивший ее любимого, оставил деньги в его сумочке не для компромата, а для похорон? По меркам Старого, три тысячи долларов — это более чем достаточно на достойные проводы и слишком мало для жизни.
Да кто в это поверит?! Кроме Копаева, прожившего с Самойловым полтора года в одной палатке среди таджикских песков…
Он не сможет ей всего этого объяснить. Она живет чувством, а не предчувствиями. А потому не сможет его понять. Тогда зачем эта встреча?
Антон выбросил в воду докуренную почти до фильтра сигарету и оттолкнулся от перил.
Придерживая вырываемый ветром воротник куртки у горла, он шел на встречу с начальником УСБ по Екатеринбургу подполковником Быковым и думал о том, что наверняка хитрый лис Стеблов уже сидит в дежурке и пьет свой утренний кефир для ублажения язвы.
«Зайти в отдел, что ли, коль по пути?» — подумал Антон и свернул в переулок.
Едва он шагнул в двери дежурки, как ему через оргалит перегородки махнул рукой Стеблов. Копаев сменил маршрут и оказался возле лавочки. На ней сидел мужик в бежевом плаще и изучающим взглядом следил за действиями гостя. Копаев встревожился и тоже уставился на сидящего. Плащ помят и в масляных пятнах, шляпа пробита в трех местах, и судя по характеру «ранений» — топором, на ногах сандалии, надетые на грязные босые ноги. Между тем мужик закинул ногу на ногу и продолжал рассматривать Копаева, как дедушка Павлов истекающую слюной собаку.
— Положительно, это он! — заявил «плащ» Стеблову и ткнул в опера УСБ пальцем.
— Это что за диггер? — изумился Копаев.
— Не обращай внимания. ППС из подвала дома доставила. «Маму потерял». Сейчас «психов» ждем… — Стеблов аккуратно взял Копаева под руку и отвел в сторону. — Так как, будешь старому коньяк ставить?
— За что, дед? — откровенно фальшиво удивился Антон.
— Как это за что? За колеса! Значит, так. На авторынке торгует «сваком» некто Бронислав Заслонкин. Он знает, кто у тебя «гиславеды» снял. Все, иди, мне некогда. За тобой «Арарат».
— Ладно! — усмехнулся Копаев, выходя из дежурного помещения.
— Ты мне скажи, — прокричал вслед Стеблов, — как там дела в городе по линии строительства? Мне квартиру пятый год обещают, а все говорят — новостроек нету! Ты менеджер или не менеджер?
— Менеджер! — успокоил Стеблова Антон.
— Так разберись там с этим! А то полиция вам, бизнесменам, помогай, а бизнесмены полиции — шиш!..
Улыбнувшись, не видя лица Стеблова, Копаев направился к выходу.
Он шел по коридору, не глядя на сидящих вдоль его стен людей. Он знал, что как только кто-то выйдет из кабинета, в него тут же постучится следующий. И расскажет о своей боли, причиненной каким-то негодяем. Тот негодяй забрал у человека все, что у него было дорогого. И опер будет искать. И он обязательно найдет. Если не это, дорогое, то хотя бы того, кто причинил боль. А человеку он объяснит, что нужно держаться, терпеть и продолжать жить.
Он искал Перца, чтобы был хотя бы единственный человек, который являлся свидетелем по делу убийства Игоря Эберса. Чтобы не домыслы Копаева стали свидетельством в суде, а слова человека, не относящегося к событиям никоим образом. Но Перец сам решил свою судьбу. И теперь свидетеля не стало. Но еще никто не знал в тот момент, когда его покинула душа на конечной троллейбуса восемнадцатого маршрута, что свидетели сами предъявят себя миру.
Антон и теперь, уволившись из уголовного розыска, ищет негодяев, чтобы передать суду. Только сегодня об этом знают только двое — начальник Управления собственной безопасности ГУВД Екатеринбурга подполковник Быков и он сам, Антон Копаев. Для всех остальных он — тень. Лицо с прошлым, но без понятного окружающим настоящего. Нужно работать и уметь терпеть боль. Молчать, жить и терпеть боль. Антон это знает. Потому что нет того кабинета, в который можно было бы постучаться ему самому.
