В поисках трофеев, которые могло выкинуть взрывом, мы принялись рыскать вокруг ямы, словно стая сбрендивших грибников, перепутавших третью охоту с первой.
Бродили-бродили. Глинник нашёл смятый медный котелок, а Дима «смертник», вероятно, попавший в блиндажную насыпь с общей массой наваленной земли. Это был алюминиевый овал чуть побольше черпачка столовой ложки, разделённый пополам перфорацией. С каждой стороны был выбит личный номер владельца. В случае его гибели жетон разламывался пополам кем-нибудь из похоронной команды, одна половинка оставалась на трупе, другая нанизывалась на огромную английскую булавку. В отличие от наших, немцы подходили к вопросам учёта с присущей им аккуратностью.
Диме вообще везло на «смертники». Как-то в перестроечные ещё годы он сдал шестнадцать штук в германское консульство. Причём совершенно бескорыстно, повинуясь некоему внутреннему чувству долга. Примерно через год ему позвонили и попросили сопроводить к местам захоронений. Дима был парень правильный. Прибывшая из ФРГ родня павших гансов подарила ему неплохой бундесовский камуфляж. Даже странно, что после этой истории будущего мента не затерроризировал назойливыми расспросами КГБ. Впрочем, тогда начиналась эпоха добрососедских отношений с Западной Европой, да и в воздухе начинало пахнуть свободой.
Но, похоже, только Димон был таким бессребренником. Я знавал людей, которые делали бизнес на трепетном отношении цивилизованных граждан к памяти своих предков. Этих «чёрных следопытов» оружие интересовало мало. Они его носили (на полях сражений не избежать опасных встреч), но основной специализацией были жетоны и личные вещи, найденные при останках. Существовали целые подпольные турбюро, устанавливавшие личность обладателя номера и связывавшиеся с его живыми родственниками. Те, как правило, всегда хотели посетить могилу любимого брата-отца-деда, героически сложившего голову на Второй Мировой войне. Въехавшим в СССР под видом туристов немцам продавали жетон, могли сопроводить на точку. Иногда к «смертнику» прилагался мешок с костями. В этом случае прах «дойче зольдатен» можно было транспортировать для перезахоронения в родной земле. Говорят, обе стороны оставались весьма довольными.
Не знаю, для каких целей собирался употребить свою находку Дима. Он тщательно вытер её о штаны и быстро убрал в карман. Спросить его я не успел – Акимов нашёл огурец и всё внимание переключилось на новую игрушку.
Чудно сохранившаяся ружейная граната отечественного производства по форме и в самом деле напоминала толстый огородный овощ. Только была рыжая от ржавчины. Металась она из дульной насадки выстрелом холостого патрона.
Запустить трофей взялся Пухлый, для этого у него имелось соответствующее приспособление. Он достал из рюкзака насадку, надел на ствол балдорисовской трёшки и затянул зажим вокруг мушки винтами на «барашках».
Пока Аким очищал огурец от корки окислов, Пухлый вытащил из гильзы пулю и заткнул отверстие травяным пыжом. Клацкнул затвором, запирая патрон в казённике. Деловито зарядил огурец и опустился на колено, уперев приклад трёшки в землю. Мы, из предосторожности, отошли. Гнилая граната могла бабахнуть сразу при выстреле. Находили же в лесу развороченные винтовки со стволом, развёрнутым как цветок. Кто-то запускал огурец. Взрывались для своего размера ружейные гранаты исключительно сильно. Вероятно, начинкой служил не тол, а что-нибудь помощнее, наподобие гексогена. На трупы, правда, не натыкались. Должно быть, упокоились в торфяниках. Сами мы, не приведи Господь кому подорваться, тащить в город дохлого товарища, ясное дело, не стали бы.
Но Пухлый интуитивно чувствовал, что его покарябанной морде ничего не угрожает.
Со стороны дороги, куда было направлено оружие, послышался треск мотоцикла.
– Вован! – крикнул я, чтобы предотвратить возможное несчастье, но Пухлый только мотнул головой в дурацкой фуражечке и надавил на спусковой крючок.
Граната с хлопком покинула насадку и, описав дугу, скрылась за верхушками сосен. В барабанные перепонки толкнуло грохотом приглушённого деревьями взрыва. Мне показалось, что мотоцикл смолк. «Пуля виноватого найдёт»? Но нет, тарахтенье продолжалось.
– Вован, – сказал я, – ты зачем в направлении дороги пальнул, вдруг там ехал кто?
– Да насрано на него, – махнул рукой Пухлый, укладывая насадку в рюкзак. – В той стороне деревья были ниже.
Ну, вольному воля, тем паче, что мотопед остался цел и невредим.
– Давайте по летучкам стрелять, – предложил Дима, снимая с плеча СВТ.
Предложение было воспринято с энтузиазмом. Забравшись в окоп, мы начали выискивать мишени. Было это непросто, так как ржавые мины на фоне вывороченной земли почти не выделялись.
Первым шмальнул засевший рядом со мной Боря. Переключатель скорости огня он провернул в первое положение, из него пулемёт садил одиночными. С шумом отъехал массивный затвор, выдув дымящуюся гильзу. Обладая длинным ходом и множеством движущихся частей, дёготь в простом-то передёргивании гремел и лязгал нещадно, а при стрельбе – напропалую оглушал. Как и вся советская техника, «Дегтярёв пехотный» был тяжёлым, грубым, внушающим ужас своим топорным видом оружием.
Боря тут же выстрелил повторно и опять не попал. Стегнул из трёшки Балдорис, и с тем же результатом. Затем нашу кодлу словно прорвало. Должно быть, заметили летучку. Затрещали выстрелы, у развалин блиндажа закипела фонтанчиками земля. Я на всякий случай пригнулся. Оружия у меня не было. В этих ковбойских играх я принимал участие чисто наблюдательное. Голову же стоило поберечь. Били, били, наконец кто-то попал в мину и она взорвалась.
«Верняк, придётся кого-то топить на картах», – подумал я, когда над бруствером прошуршали осколки.
* * *
Хоронить никого не потребовалось, опасное развлечение прошло без последствий. Зато приключилась другая напасть. Она подстерегла нас у лагеря.
Лесник был отважен и очень свиреп. Сначала он встретил Рэмбо, опиздюлил и забрал у него винтовку. Латышский стрелок, обронив впопыхах гансовку, помчался прочь и тут, на свою беду, подоспели мы с Крейзи.
В принципе, мы никуда и не поспешали, просто шли к лагерю, обсуждая давний детский проект гранатомёта. Его предполагалось сделать из обреза и дульной насадки, но в ту пору, то насадки не было, то огурцов. Короче, замысел так и остался нереализованным.
Мы мирно брели по тропинке, оторвавшись от коллектива. Лесник набросился на нас из кустов. Прыгнул к Крейзи, на плече которого висел ППШ, и дал ему в морду. Вмазал весьма ловко, подхватив «шпагина» за цевьё. Крейзи с жалобным визгом кувырнулся через голову, а лесничий незамедлительно обратил внимание на меня. Бил он больно, в том числе, прикладом, осыпая нас дикой бранью. У него сегодня день был полон впечатлений.
Поехавший выяснить причину особо громкого взрыва синявинский шериф был осчастливлен упавшей с неба ружейной гранатой, едва не перевернувшей его «Урал». Естественно, что он был на нас зол.
Как своих старых знакомых, мутузил нас лесник с особым усердием. Я был не вооружён, поэтому мне досталось больше. Ни о каком сопротивлении даже речи не шло. Лесник огорошил нас внезапным появлением, выскочив из засады как тигр. Одни его горящие глаза могли сломить любую волю к победе. Я уж не говорю за жуткую распушённую бороду, торчащую в разные стороны неровными потными клочьями.
Мы позорно бежали, оглашая округу горестными воплями, пока не встретили наших, подзадержавшихся на позициях.
– Что случилось? – спросил Дима. – Где ваше оружие?
– Лесник забрал, – простонал Крейзи. – Дерётся, сволочуга!
– Ха-ха-ха, – возликовал Пухлый, – ты опять опиздюлился. Должно быть, тебе это просто нравится. Да ты, деточка, мазохист!
– Галдёж отставить! – рявкнул я. – Надо ловить пидорюгу, пока далеко не убежал.
Организовали перехват. Пухлый с Димой и Крейзи рванули наперерез, мне с Глинником выделили в усиление пулемётчика Борю и определили в загонщики. Аким пошёл за нами, держась на некотором отдалении – вдруг лесник спрячется и решит напасть с тыла.
Мы двинулись по лесу, старательно шумя. На прежнем месте никого не обнаружили. Из-за деревьев донеслось тарахтение мотоцикла.
– Там он, гад! – заорал я, указывая пальцем.
Глинник вскинул ганс-винт и выстрелил.
– Вперёд! – рванулся я, горя жаждой мести.
– За вэдэвэ! – рявкнул Глинник и ринулся вслед за мной.
Из-за деревьев нам ответили длинной очередью. Пули щёлкали, ударяясь о сосны, некоторые просвистели над головой. Мы залегли, отлично понимая, что отмороженный лесник может взять и пониже. Крутого синявинского Уокера не смущали одетые по всей форме немцы, бегущие в атаку с криком: «За ВДВ!»
Дважды ударил короткими очередями МП-40. В ответ понеслась частая дробь папаши. ППШ поливал со скоростью израильского УЗИ. Плотность огня была неимоверная. Оставалось только надеяться, что скоро закончатся патроны: Крейзи более сорока штук в диск не укладывал – из-за тугой пружины с большего количества подачу нередко клинило.
