Мы двинулись по лесу, старательно шумя. На прежнем месте никого не обнаружили. Из-за деревьев донеслось тарахтение мотоцикла.
– Там он, гад! – заорал я, указывая пальцем.
Глинник вскинул ганс-винт и выстрелил.
– Вперёд! – рванулся я, горя жаждой мести.
– За вэдэвэ! – рявкнул Глинник и ринулся вслед за мной.
Из-за деревьев нам ответили длинной очередью. Пули щёлкали, ударяясь о сосны, некоторые просвистели над головой. Мы залегли, отлично понимая, что отмороженный лесник может взять и пониже. Крутого синявинского Уокера не смущали одетые по всей форме немцы, бегущие в атаку с криком: «За ВДВ!»
Дважды ударил короткими очередями МП-40. В ответ понеслась частая дробь папаши. ППШ поливал со скоростью израильского УЗИ. Плотность огня была неимоверная. Оставалось только надеяться, что скоро закончатся патроны: Крейзи более сорока штук в диск не укладывал – из-за тугой пружины с большего количества подачу нередко клинило.
Ты-дынь, ты-дынь! – стегал «шмайссер» Пухлого. Дын-дын-дын! – лупцевал из СВТ Дима.
Вышедшие на огневой рубеж перехватчики твёрдо намерились покончить с шерифом. Глинник и Боря тоже принялись долбить лесника, ориентируясь по звуку папаши. Самого стрелка видно не было, он умел прятаться. Прицельно, с расстановкой, захлопал шпалер Акима…
Однако, правосудию по-синявински не суждено было случиться. Патроны рано или поздно кончаются. Пока следопуты перезаряжали, воспользовавшийся паузой шериф оседлал своего мустанга и я лишь бессильно взвыл, заслышав бодрый треск газующего мотоцикла.
Ускакало, исчезая, едва различимое красное пятно «Урала». Боря запоздало шмальнул вслед из дёгтя. Лесничий быстро удалялся, намечая в ближайшее время взять реванш. Пасть жертвой его служебных амбиций в наши планы ни коим образом не входило, поэтому мы решили срочно передислоцироваться в другой район.
Группа Пухлого приволокла брошенные лесником автомат и винтовку, а также балдорисовскую шапку. Крейзи снарядил папашу запасным диском и снова был бодр и весел. Измазюканная детская панамка косо сидела на патлатой башке. Под глазом набухал синюшный фингал. Я, наверное, выглядел чуть лучше, поскольку сумел уберечь лицо, но рёбра очень болели. Сашка протянул мне трёхлинейку латышского стрелка и посеянную им гансовку.
– Ты был прав, – сказал я ему, – лесника надо было подорвать стотонной миной.
– Успеем, – оскалил зубы Сашка. – Далеко не убежит в гузно траханный джигит.
– Поздняк метаться, – оборвал нас Пухлый. – Лесник уже скипнул. Давайте Болта искать, а то он носится по лесу кругами, роняя кал. Животное!
Балдориса долго искать не пришлось. Он ждал нас в лагере, скукожившись на пне, как одичавший бомж. Лагерь был разгромлен. Проклятый лесник покуражился в наше отсутствие, испортив всё что можно. Костёр был потушен, в казанок набрана зола вперемешку с продуктами. Гамак Пухлого валялся с обрезанными постромками. Крючья, которыми шуровали в картах, восстановлению не подлежали. Глинникова шинель была разослана на земле и растоптана, её пропороли острые сучки. Прочие наши вещи также претерпели немалый урон – суперкрутой Уокер жёсткими методами наводил порядок во вверенном ему феоде. Как писалось в некоей славянской летописи XIII века: «Со звероподобным усердием принялись они за дела Божьи».
– Дас ист фантастиш! – Пухлый сардонически улыбался, бродя по руинам в своём десантном комбезе, подобно эсэсовскому карателю на партизанском стойбище. – Ну, какая сука! – повторял он, мотая головой.
Мы попытались собрать останки. Восстановлению, фактически, ничто не подлежало – лесник постарался на совесть, даже выуженные на картах стволы исчезли. Должно быть, спрятал или забросил неведомо куда. Нашли мы только «водяной» цинк в кустах и АПС на дне моего полувыпотрошенного сидора.
Обматерив лесника последними словами, мы собрались рюхать, что делать дальше, ибо без еды и снаряжения поход продолжаться не мог. Аким отстегнул от пояса и пустил по кругу фляжку толстого синего стекла с пробковой затычкой, какие были у наших ополченцев. Всем хватило по глотку спиртяги.
Когда НЗ иссяк, мы стали высказываться.
– Я же с самого начала предлагал его взорвать, – Сашка подвигал из стороны в сторону нижней челюстью, в суставах которой щёлкнуло. – Сделали бы сразу, никто б нас не тронул.
– И вещи целы были, – Глинник горько сожалел об изорванной шинели. – Необходимо наказать лесника.
– Что б ему, ебёна мать, жопу вилами порвать и свинцом её залить, и горохом накормить, – вставил Пухлый, потягивая косяк.
– Ночью обложим его дом сеном и подожжём, – мстительно изрёк Балдорис, поглаживая рукоять револьвера, укрывшийся под пончо от глаз шерифа, – а всех, кто будет выскакивать, перестреляем с разных сторон.
– Правильно, давайте казним негодяя! – к моему удивлению поддержал его законопослушный мент Дима.
– Изрешетим избушку из пулемёта! – прорычал дорвавшийся до кровушки Боря, которому было нечего терять.
– И накроем её перекрёстным огнём, – поддержал Аким.
Все оживлённо заспорили, как лучше истребить паскудника. Испробовавшим вольницы людям понравился вкус безнаказанности. Даже синьор Дима, пропивший остатки мозгов, возжелал добавить адреналинчика в кровь. «Сдурели нешто, ребятки?!» – подумал я, но останавливать развоевавшихся следопутов не стал. Мне лично было по-барабану, меня и так искала вся милиция города. Маневры заканчивались. Для меня не было разницы, с каким результатом.
Пухлому вообще было на всё плевать. Он окутался пахучим дымом, «гоня прочь тугу печаль».
– За свой гамак я легко могу раскрутиться, – подвёл он итог дискуссии. – Лесник меня давно доставал, сегодня ему это удалось как никогда.
– Пора в этом деле поставить точку, – авторитетно заключил я. – Месть – вот чего я хочу! Пойдём и произведём с ним окончательный расчёт. Подходящие калькуляторы у нас есть.
Однако, мой пафос не подчеркнул абсурда милитаристского замысла. К моему внутреннему ужасу, следопуты сочли его вполне естественным.
На обломках изгаженного лагеря нас больше ничего не задерживало и мы без промедления выступили в поход. Одеяла, спальные мешки – всё погибло. Ненужный инструмент мы тоже оставили и двигались налегке, а потому быстро. Шли по старой дороге, ведущей наискось через немецкие позиции к узкой мелкой речке, за которой стоял дом лесника.
Миновали взорванный миномётный блиндаж. Крейзи предложил набрать летучек, но Пухлый сказал, что с лесника хватит и стрелкового вооружения. Примерно через полкилометра оставили позади другой приметный ориентир – земляной холм, наполненный сгнившими валенками. Там было нечто наподобие вещевого склада. Завезли немцы снаряжение для зимних боёв, но оно так и валялось невостребованное. Залежавшиеся огромные гансовские валенки на деревянной подошве, носимые поверх обуви, издавали отвратнейший запах. Когда мы вскрыли блиндаж, миазмы чуть не сбили нас с ног. От пригорка до сих пор воняло. Причём, ощутимо.
На марше мы растянулись цепочкой. Передо мной болтался зелёный сидор Акима, из рюкзачного кармана торчала рукоятью в небо пехотная лопатка. Рядом колыхался воронёный шпалер. Юфтевые ботинки бесшумно ступали по хвойной подстилке. Своим размеренным походняком бывалый раскопщик Аким мог обогнать любого из нас, но вынужден был подстраиваться под самого ледащего путешественника. Ковыляющий на стёртых ногах Балдорис терпеливо выдерживал темп, хотя давалось ему это с заметным трудом. Края гансовки взмокли от пота. Я нёс его винтовку. Пристроившийся рядом Боря с дёгтем на плече, в своей каске блином смахивающий на выведенного из окружения изрядно поиздержавшегося геринговского десантника, старался приободрить товарища. Балдорис ржал. Аким тоже погогатывал в бороду. Я за компанию погрел ухо.
Речь велась о роботах. На эту тему Борю натолкнул механический походняк измученного Болта.
– Роботы из сигаретных пачек – это штука злая, – сообщил Боря, поглядывая из-под бровей на латышского стрелка. Балдорис внимал. – У тебя был такой? Впрочем, у всех тогда были. Мой до сих пор стоит на шкафу, весь перекосоёбился от старости. Я его из «Голден Стара» сделал, была такая индийская отрава по восемьдесят копеек. Фирменный робот получился! Короче, всяк делал какого горазд, вернее, насколько позволяли запасы курева. Один мужик склеил грандиозного робота метра под полтора. Поставил его на шкафу у кровати. Жил он на Петроградской, там в старых домах потолки высокие. Робот почти как человек получился, ва-абще фирменный! Дальновидные друзья, правда, мужика предупреждали о возможной опасности нарушения законов Азимова вследствие неукоснительного соблюдения законов Ньютона, но он не внял. Стоит себе робот и стоит, каши не просит, не кусается, на прохожих не кидается. Короче, никому не мешает. Ну и пусть себе стоит. Как-то случился у мужика праздник. Началось разгуляево как положено: квас-барабас, трахен-бабахен. Бабы пришли. И вот, в разгар интимных отношений, когда амплитуда колебаний опорной поверхности перешагнула критический порог, робот навернулся мужику прямо на спину.
