его за рукав. И тот сразу замолчал. Коган с доброй улыбкой смотрел на ребят. Боевые пареньки. Вон и по лесу не боятся ходить, и делают это тихо, и прятаться умеют. Но, судя по карте, жилья близко нет. Не ушли же они за тридцать километров от деревни. Хотя…
– Вот что, ребятки, – решился Коган. – Раз пришли, я рад. Беда у меня, помощь мне нужна, а то погибнет ведь девушка. Она ранена, фашисты штыком ударили в бок, а теперь у нее жар, воспаление. Нужно к людям ее, медицинскую помощь ей нужно срочно оказать.
– Дочь ваша? – поднялся первый паренек.
– Нет, не дочь. Я ее в лесу нашел, она пряталась от гитлеровцев. Вы хоть скажите, как вас зовут. Меня Борис Михайлович.
– Меня Прохор, – ответил невысокий и кивнул на друга. – А он Митяй.
Мальчики подошли к телеге и стали смотреть на бледное лицо девушки. Митяй толкнул в бок своего друга и тихо сказал:
– Да это же Катюха, дочь нашего учителя Петра Ивановича.
– Ваша деревня близко? – обрадовался Коган тому, что девушка паренькам знакома. – Я не знал, что тут есть жилье рядом. Я вообще-то пытался довезти ее до Ольхово, но оно еще далеко.
– Ольхово больше нет, – дернул плечом Прохор. – Фашист спалил все подчистую. Много мужиков побили, а другие в партизанах были. Многие с Красной армией отходили, когда тут бои шли. Наш колхозный сторож Акимыч собрал телеги, какие были, запряг лошадей, какие остались больные да хромоногие, даже коров запрягал. А потом на возы баб с детишками посадил – и в лес. Мы самые взрослые были тогда, помогали. А энтой зимой Акимыч помер. Застудился и помер.
– И вы что же, за старших там остались? Так и живете в лесу?
– Так и живем. А чего, других-то нет, мы за мужиков и есть.
– Да как же вы в лесу выжили, как вас фашист не нашел? – Коган опешил от такой картины, которую описали мальчики.
– Далеко в леса ушли, вот и выжили. Акимыч по молодости охотником был, в охотхозяйстве работал. Он избу показал охотничью, ее еще лет десять назад собрали наши охотники. Это чтобы далеко уходить от деревни на промысел и там можно было ночевать. Большая, справная изба. С печкой. Да только маловата все равно для двух десятков баб. И у каждой по два-три ребенка. Были и совсем грудные. Мы тогда в первую же осень землянки рыли. Так и выжили. Коров кое-как сохранили, молоко дают. Сено заготавливаем, грибы собираем, силки ставим на птиц, на куниц. Капкан старый нашли, тоже помогает дичь покрупнее добывать. Живем…
Прохор вел под уздцы лошадь, а Митяй сидел на телеге рядом с Катей и болтал без умолку. Девушка хорошо знала ребятишек и очень обрадовалась, что они встретились в лесу. Около часа они шли в глубь лесной чащи, когда впереди вдруг показалась большая поляна. Это был обжитой лагерь с сараем из жердей для скота на время зимних холодов, была тут и армейская полевая кухня. И большой дом, который описывали мальчики, и землянки, крытые бревнами и дерном. Несколько женщин, занимавшихся делами, дети, помогавшие матерям, – все бросили работу и стали смотреть на приближавшуюся телегу. Митяй сразу соскочил с телеги, подбежал к крупной женщине с выбивающимися из-под косынки седыми волосами и стал ей что-то торопливо рассказывать. Та выслушала и пошла к телеге, по пути окинув взглядом Когана и коротко кивнув ему. Подошли еще две женщины. Они помогли Кате спуститься на землю и повели ее к одной из землянок. Седовласая женщина снова подошла к Когану, и он понял, что женщина не очень старая. Было ей не больше сорока.
– Здравствуйте, меня Борис Михайлович зовут. Я вашу Катю случайно в лесу встретил раненую. Вот, пытался помочь, как мог. Хорошо, ваши ребята…
– Разведчики наши, старшие мужчины, – невесело, но с затаенной гордостью ответила женщина. – А меня Марфой Ивановной кличут. Я тут вроде старосты у нас, председателя колхоза.
– Ребята рассказали мне, что вы из Ольхово, что каратели сожгли ваше село. Я туда и шел, думал там Кате врача найти. Вы сможете ей помочь, у вас есть кто-нибудь, кто в медицине понимает?
– Все, что от Ольхово осталось, здесь, – женщина обвела рукой поляну. – Может, еще кто из мужиков наших на фронтах или в партизанах воюет. А мы тут вот. Поможем Кате, конечно поможем, Борис Михайлович. Врачей у нас нет, но у нас есть бабка Матвеевна. Она все хвори и раны наши лечила, ожоги, переломы. Много чего мы тут пережили, вон и погост свой уже есть. И Акимыч наш не сдюжил, стар был уже. И женщин хоронили лютой зимой, и детишек, какие не выжили. Но справляемся. А Матвеевна – она все травы знает, отвары готовить умеет, может, и заговоры какие народные знает, но уж в это мы не суемся. Ей видней! Да вы вон под навес проходите. Устали, поди, с дороги? Мы вас и накормим, и баньку, если желание есть, устроим вам.
Коган улыбнулся и пошел под навес, сооруженный из жердей, на который сверху накидали еловый лапник. Несколько девчушек суетились возле неказистой печки, поглядывая на гостя.
За зеленым борщом с крапивой и сметаной завязался откровенный разговор. Не стал хитрить и таиться Коган и рассказал, правда, не все. И что он прислан сюда с заданием из Москвы, и что наступление идет, что Красная армия скоро будет в этих местах. И что фашисты бегут, уже год как бегут. Хотя враг еще силен, но одолевает его Советский Союз. Вся страна встала на врага. И в тылу, и на фронте. А потом из землянки вышла сгорбленная женщина в меховой безрукавке и валенках. Она подошла к навесу, и Коган сразу догадался, что это и есть местная знахарка. Он посмотрел в ее грустное сморщенное лицо и заволновался.
– Здравствуйте, – поднимаясь с лавки, сказал он. – Видать, вы и есть та самая знаменитая Матвеевна?
– Какая уж я знаменитая. Отродясь меня никто не знал, кроме соседей. А ты, стало быть, привез Катерину? Хорошо, что вовремя привез, к нам попал. Не выжила бы она. Да и сейчас не знаю, как она с хворью справится.
Матвеевна села на другой конец лавки, и одна из девушек тут же поставила перед ней кружку с чаем. Марфа Ивановна молчала, глядя на бабушку, и Коган решил, что и ему не стоит торопить старуху. Сама расскажет, как обстоят дела у Кати. А Матвеевна поежилась, улыбнулась девчушке и стала греть старческие
