Сама же Светлана не могла себя успокаивать такими сложными объяснениями. Женщина, просто женщина, она хотела любить, хотела постоянно видеть его, причем не от случая к случаю, а постоянно, не время от времени, а каждый день. С годами странное ее положение начинало угнетать, тем более что Варяг смог обеспечить ее всем в жизни, что только можно купить за деньги, — любое ее желание немедленно выполнялось; к деньгам она привыкла настолько, что уже видеть их не могла, главное, у нее не было других забот, кроме ожидания его прихода.
— Я живу в тюрьме, — говорила она ему, нервно заламывая руки, — только моя камера очень комфортабельна.
Это выводило его из себя, и он кричал:
— Дуреха! Ты понятия не имеешь, что такое тюрьма. Нашла с чем сравнивать! Золотая клетка — вот что это! Да ты живешь, словно царица! На всем готовом живешь, и все тебе не так!
Они оба ходили по комнате друг за другом, точно звери в клетке, и все больше отдалялись, не желая того; она продолжала нервно ломать руки, он метался, не зная, как еще доказать ей ее неправоту.
— Как ты не понимаешь, что спрятаться тебе было необходимо для твоей же безопасности. За это время тебя сотню раз сумели бы похитить только для того, чтобы иметь возможность управлять мною.
Варяг уже корил себя за то, что по глупости рассказал больше, чем ей было положено знать о нем, о его делах. Он успокаивал ее, как мог, но она не слушала, прятала лицо в ладони, отворачивалась, когда он пытался поцеловать ее.
— Я хочу жить, как все! Хочу встречать тебя каждый день, хочу, чтобы мы жили, как нормальная семья, хочу иметь ребенка. Я хочу, хочу — я все время только и делаю, что хочу!
Что тут скажешь? Владислав обнимал ее, прижимал к себе. И думал, что ничего не мешает ему бросить все, уехать с ней далеко-далеко, где их не смогут отыскать люди Медведя, люди Валаччини, люди Ангела… И денег у него уже сейчас больше, чем они смогут за всю жизнь потратить. Что же мешает ему поступить так, как хочет Света? Но Варяг знал, что он вор, вор в законе — и это было главное. Долг перед воровским миром был превыше всех обязательств семейной жизни, превыше всего. Главное в жизни мужчины — долг. А сам он принадлежит воровской идее. Самое большее, что он может себе позволить, — это пару раз в неделю наведываться к Светлане.
И к… Вике. Вика была еще одной обузой у него на душе.
Как-то пару месяцев назад, еще до поездки в Италию, Владислав зашел к Егору Сергеевичу, но неудачно, — того не оказалось дома. Открыла дверь дочка академика Вероника, молоденькая аспирантка МГУ. Нестеренко гордился своей дочерью, и ее относительно юный возраст лишь подчеркивал моложавость отца, который недавно похоронил третью жену — мать Вики.
Девушка открыла дверь в коротеньком шелковом хала-гике и тут же посторонилась, пропуская его в квартиру. Варяг зашел в гостиную, но хозяина не увидел. Вика, прислонившись к косяку двери и скрестив тонкие ноги, молча наблюдала за ним. Когда Варяг повернулся и вопросительно посмотрел на нее, сказала:
— Папу срочно вызвали в президиум Академии наук. Он просил передать, чтобы вы его подождали. Хотите что-нибудь выпить? Впрочем, — махнула она рукой, — что это я? Вы же водку любите, я знаю. А днем водку не пьют…
— Откуда знаешь? — спросил он, улыбаясь. Вика промолчала. Он разглядывал ее, словно видел впервые: тоненькую шейку с ниткой каких-то бус, округлившиеся груди под мягкой материей…
Она быстро взглянула на него, тоже улыбнулась:
— Хотите соку, из холодильника?
Она порывисто повернулась к нему. Полы ее легкого халатика при этом распахнулись, и Варяг успел заметить, что под халатиком ничего не было, — мелькнула ничем не прикрытая длинная линия бедра. И вновь поймал ее быстрый взгляд.
Он, улыбаясь, сел в кресло, стал ждать. Вика вернулась, уже одетая в короткое платье, тесно облегающее ее худенькую девичью фигурку. Она даже успела подкрасить глаза. И еще Владислав ощутил тонкий аромат духов.
Вика принесла пакет апельсинового сока и два стакана. В одном уже что-то было налито, и она протянула его гостю. Варяг, сидя в кресле, налил себе в стакан сока и одним глотком выпил. Оказывается, она ему влила без спросу немного коньяка, проказница! Вика стояла рядом, медленно цедила содержимое своего стакана. Молчание, которое оба они не спешили нарушить, скрывало нечто такое, отчего у Варяга вдруг забилось сердце. Отставив пустой бокал, он достал сигареты.
Вика взяла со столика зажигалку и сделала шаг к нему. Прикуривая, Варяг обнял ее, мягко, но решительно усадил себе на колени.
— Я тебе нравлюсь? — вырвалось у него.
— А разве вы не знаете? — тихо спросила она, отвернув голову.
Он поцеловал ее в шею, потом повернул за подбородок голову и поцеловал в маленький ротик — она чуть-чуть укусила его в губы. Просунул руку под подол платья… ее ноги крепко сжались, но тут же расслабленно раздвинулись. Варяг приподнял короткий подол повыше, нагнулся и поцеловал теплое нежное начало бедра. Под платьем тоже ничего не было. Когда его рука проникла вглубь, Вика закрыла глаза и стала медленно клониться к его плечу… Склонившись, она стала тереться о его шею сухими губами, пыталась выпрямиться, но снова клонилась, снова пыталась целовать его пылающим ртом. Потом вскрикнула, выгнулась дугой… Варяг подхватил ее, быстро сорвал это невесомое платьице, стал неловко расстегивать одной рукой брюки. Неожиданно она стала помогать, а когда член его вырвался наружу во всю длину, успела схватить его в ладошку…
Варяг подхватил ее под коленки — восхитительную легонькую женскую тяжесть, — приподнял, прицеливаясь, и одним ровным движением глубоко, до самого основания вошел в нее, под ее обморочное: «Ах!»
Вот так у Варяга появилась вторая любовница. Тех же случайных шалав, что регулярно поставлял ему Ангел, он, разумеется, во внимание не принимал. Это было так, по настроению. Но вот эти две — Света и Вика — заполняли его жизнь вполне. И обе, не догадываясь о существовании соперницы, вели незаметную битву за его сердце, треножа возможным выбором.
Вот и Егор Сергеевич, кажется, что-то стал замечать. Сам ни разу не заговорил, тактично обходя опасные темы, но Варяг ловил внимательные взгляды, которые тот переводил с дочери на ученика. И Варяг уже с тоской начинал думать, что академик, видно, рассчитывает на него как на будущего зятя.
А тут еще Светка стала какая-то раздражительная. После того как Варяг по глупости сболтнул ей об итальянской мафии, ее страхи только усилились. Теперь ей всюду мерещились смуглые киллеры, боялась она за своего Владика ужасно. Да и он чувствовал, что Светка нужна была все время, как рука, как нога, как собственное тело, которое и не замечаешь, а без которого и жить нельзя… Вика была совсем другое: она притягивала его к себе своей необузданной сексуальностью, которая заводила и его и заставляла вытворять с ней в постели такое, о чем потом и вспоминать приходилось почти с испугом… но и с удовольствием. Вика была хороша в постели, не то что Светка, но все же Светка была ему ближе по душе, что ли…
— Все, надо что-то менять, — решительно заявляла Светлана. — Без тебя я жить уже не смогу, если тебя пристрелят, то, считай, и меня убили. Либо ты все как-нибудь меняешь, либо я от тебя ухожу.
Она уже не замечала противоречия в своих словах, но Варяг понимал ее тревогу. Через некоторое время оказалось, что понимал не совсем верно. Вдруг он узнал, что Светка беременна — такое всегда узнаешь неожиданно, такое всегда как гром с ясного неба. Особенно для него — вора! И срок был упущен — аборт делать было нельзя. Но самое главное, он и сам не хотел избавляться от ребенка.
В назначенный срок Варяг стал отцом. У него родился сын Олег — здоровый, голосистый богатырь четырех с половиной килограммов веса. Ошалев от радости, он чуть не поделился новостью с Викой: открыл было рот, что-то промямлил, вовремя осекся, но Вика, как кошка, что-то учуяла и на всякий случай устроила сцену — что уже случалось не раз…
Ну и черт с ней, думал Владислав, тоже мне истеричка! Да какое у нее на меня право? Мой ребенок, моя жена… И сам удивился, поймав себя на том, что мысленно назвал Светлану женой. А что — надо и впрямь со Светкой расписаться, хрен ли так жить на две квартиры…
Вечером раздался звонок. Егор Сергеевич поздравил его с рождением сына и попросил завтра к десяти часам подъехать в институт на разговор — так он выразился. Та-ак, узнал-таки об их с Викой шашнях академик и решил расставить точки над і.
Утром Владислав приехал в институт ровно к десяти и стал ждать академика. Нестеренко приехал, как всегда, без опоздания и, поздоровавшись со Щербатовым за руку, то есть нарочито официально, как-то странно поглядел на него и пригласил к себе в кабинет.
Академик прошел за свой старинный обшарпанный стол, уселся в глубокое кожаное кресло, которое за долгие годы приняло формы его сухощавого тела, оценивающе посмотрел на Варяга.
