– В храм. К тем богам, что были задолго до прихода Христа и останутся тогда, когда его забудут.
Иван буркнул что-то сердитое.
– Не надо красивых слов, мне от них плакать хочется. – Сергей облизал губы. – Ладно, пойдем, посмотрим. А то мой давний друг, смиренный Миколай, клялся, что видел их. Врал, наверное.
Игорь вылез из машины и едва не задохнулся от густого елового запаха. С трудом протиснулся между боковиной «Форда» и ветвями, вышел на дорогу. Удивленно выпучил глаза при виде волчьих следов на «дороге».
– Это… это откуда? – спросил он.
– Тут настоящий, дикий лес. – Олег втянул воздух носом и сам стал похож на громадного, вставшего на задние лапы волка.
– Но люди живут совсем неподалеку, в нескольких километрах.
– Храм Ушедших всегда находится там, где ты ищешь его, – сказал Олег, – и он всегда окружен густым лесом. Здесь обитают те родичи Саныча, что всегда чурались людей. Понял? Пошли.
Он перешагнул через поваленное дерево и двинулся дальше, туда, где «дорога» сужалась, превращалась в тропку.
Игорь шагал, стараясь не отставать. Краем глаза замечал мелькавшие среди стволов тени, но, когда поворачивал голову, они исчезали. Несмотря на то что ветра не было, ели слегка покачивались и скрипели, а громадные мохнатые лапы, на самом деле похожие на ладони, колыхались.
Игорь гнал от себя мысль, что они хотят его схватить.
На ветвях болтались полотнища серой паутины, из земли торчали мухоморы, огромные, точно колеса. Под сводами леса царила душная тишина, даже комаров тут не было.
Вместе с тропкой спустились в ложбину, где еле слышно журчал ручеек с темной, почти черной водой. Поднялись по склону, густо заросшему орешником, и оказались на краю большой поляны.
В центре поляны высилось нечто похожее одновременно на скалу, на рощицу и на дом. Торчали бревна, виднелись гладкие каменные стены, топорщился зеленый мох. И все это при внимательном разглядывании начинало расплываться и подрагивать, растекаться струями тумана.
Игорь потерял дар речи. Сердце вздрогнуло болезненно и глухо.
– Не смотри. – Сергей тронул Игоря за плечо. – Лучше опусти взгляд. Смирение везде ценится.
Земля качнулась, порыв ветра пробежал над поляной, пригибая траву, словно вздох из необычайно большой груди, пахнущий сырой почвой, корой и еще чем-то невероятно древним. Опустивший голову Игорь увидел, что Олег пошел вперед, уловил его голос, но какой-то искаженный.
Олегу ответили, и ответ прозвучал как птичий свист в чаще, плеск реки на закате, шорох ветра над полем.
Игорь рискнул, поднял взгляд.
Олег стоял в десятке шагов, виднелись широкие плечи, прямая спина. А дальше поднимались зеленые размытые силуэты – раскоряченные лапы до земли, черные тела-стволы, вместо голов – пучки ветвей.
– Лешие? – потрясенно спросил Игорь.
– Можно назвать их и так… – в голосе Сергея прозвучало раздражение. – Не пялься ты, кому говорят.
Игорь сглотнул и опустил голову.
Разговор продолжался недолго. Несколько реплик Олега, каскады звуков в ответ, и новое сотрясение земли напоследок.
– Все, – сказал Олег, подходя к спутникам. – Можно отправляться обратно. Надеюсь, Ивана там никто не съел.
Игорь посмотрел на него, перевел взгляд дальше и остолбенел. Никакой поляны не было, стоял густой частокол осин, серели стволы, трепетали круглые, похожие на монеты, листья.
– А это на самом деле были лешие? – спросил он.
– В разные времена их именовали по-всякому. – Олег оглянулся, удовлетворенно кивнул. – Но имя, сам понимаешь, не имеет значения. Значение имеет только сила, неважно, в чем она сокрыта – в вере, крови или оружии.
И они зашагали обратно.
Лес изменился, перестал быть таким непролазным, словно за то время, что они пробыли рядом с храмом Ушедших, его проредили. Остался обычный ельник, густой и темный.
«Форд» обнаружился на прежнем месте, за поваленным стволом, и в нем Иван – мрачный и сердитый.
– Бесопоклонники, – пробурчал он. – На костер бы вас всех, и дров побольше. Вот из-за таких, как вы, и чахнет Россия. Не иначе как договорились с ними, чтобы меня одолеть. Ведь так?
В темных глазах пылала подозрительность.
– Хватит бредить. – Олег сел за руль и завел мотор. – Как бы мы плохо друг к другу ни относились, сейчас мы в одной лодке. И раскачивать ее не станет даже безумец. Такой, например, как ты.
Иван отвернулся от него, уставился в окно.
Медленно пятясь, «Форд» двинулся в обратный путь. Когда выехали на дорогу, развернулись и покатили дальше на юг.
Музыкант
Августа Карловна считала себя женщиной строгих принципов.
Считала и в молодости, и в годы замужества, когда вместе с мужем растила троих детей. Оставалась такой же и в последнее время, когда государство, в которое она истово верила, рухнуло, муж умер, а дети разъехались, оставив мать одну в небольшой квартирке в центре Санкт-Петербурга.
Но Августу Карловну ничего не могло сломить.
В восемьдесят лет она оставалась здоровой, точно летчик, хотя при подругах иногда для приличия жаловалась на мигрень, бессонницу и боли в пояснице. Характер ее был крепок, словно гранит, и боялись Августы Карловны не только жители ее парадного, но и соседних тоже.
Августа Карловна состояла в КПРФ, посещала все собрания ее районной и городской организации. На выборах, куда ходила с ярко-красным бантом на шляпке, неизменно голосовала за Зюганова.
Жизнь ее подчинялась строгому распорядку.
Подъем ранним утром, и зарядка, неспешная, старушечья, но точно такая же, как в те замшелые времена, когда ей командовало радио, возвещавшее: «Раз-два. Переходим к водным процедурам». После завтрака – моцион, прогулка по ближайшему парку, а после обеда – сон.
Не есть после семи и не смотреть ток-шоу или сериалов для умственно отсталых…
Раз в месяц – поездка в гости к кому-то из подруг, два раза в год – поход в театр.
Распорядок этот Августа Карловна установила для себя пятнадцать лет назад, после смерти мужа, и с тех пор неукоснительно его придерживалась. Мешали ей в этом соседи, понятно, что не по злому умыслу, а чаще всего по глупости. Устраивали ночные пьянки, орали песни и танцевали до полуночи.
Но Августа Карловна воспитывала соседей железной рукой, и они постепенно сдавались под ее напором.
Семья Котловых наверху остепенилась и завела ребенка, пьяница Васька из-за стены спился и помер от цирроза, а на его жилплощадь въехала семейная пара. Лишь с квартирой внизу случилась загвоздка. Ее выкупил какой-то бизнесмен, просто чтобы вложить деньги, и стал сдавать.
Квартиранты там менялись не очень часто, но все они были какие-то неудобные для Августы Карловны.
Последний, появившийся два месяца назад, и вовсе оказался хуже всех.
Сегодня Августа Карловна вспомнила о нем только вечером, когда, посмотрев программу «Время», сердито высказалась насчет империалистической пропаганды и начала собираться ложиться спать.
И тут снизу донеслось пронзительное пиликание скрипки, а за ним – женский смех.
– Так, – сказала Августа Карловна, уперев руки в бока. – С меня хватит. Пора показать этому недоноску, кто тут хозяин.
Она сняла повседневный халат и надела выходной, сиренево-желтый. Глянула в зеркало, чтобы проверить, как лежат волосы, после чего вышла в парадное и зашагала вниз по лестнице.
Остановившись у двери с номером семь, нажала кнопку звонка. Раздался громкий переливчатый свист, и пиликанье скрипки затихло. Послышались шаги, и дверь начала открываться.
Августа Карловна всегда действовала как настоящий большевик – прямо и напористо.
– Так, – сказала она, решительно толкая дверь и шагая внутрь. – Вы что, совсем совесть потеряли?
Она очутилась в точно такой же прихожей, как и у себя, но казавшейся узкой и длинной из-за стоявшего у одной из стен громадного шкафа. Глазам ее предстал очень маленький, узкоплечий молодой человек в белых обтягивающих панталонах и рубахе навыпуск.
