Хоббс снова кивнул. И опять новость не вызвала в нем особых эмоций. Все, что ему необходимо, — это еще один час, и уж в чем в чем, а в помощи Клетуса и его подчиненных он не нуждался вообще. Все предопределилось еще до того, как Клетус постучал в дверь кабинета. Просто теперь не стоит откладывать, но нет причин и для того, чтобы вести себя недостойно.
— У меня есть время собрать свои вещи?
— Конечно, сэр. — Клетус пошаркал ногами. — Мне жаль, что так получилось…
Хоббс обошел стол.
— Я всегда считал вас высоко лояльным и чрезвычайно надежным сотрудником, капитан. Для меня было большой честью служить с вами.
Он протянул руку, и капитан пожал ее. Лицо Клетуса надулось и побагровело от чувств.
— Спасибо, сэр…
Из вставленного в левое ухо Клетуса наушника донеслись невнятный звуки, и капитан, нахмурившись, прижал наушник толстым указательным пальцем. Щелкнув переключателем рации, он наклонился к микрофону и сказал:
— Но это невозможно!
В наушниках опять забормотали. Клетус поднял глаза на Хоббса.
— В блоках зажглось электричество, — доложил он.
Хоббс прошел к окну, выходящему на север: ребристая стеклянная крыша всех четырех жилых блоков светилась в ночи зеленоватым сиянием. В центре сияния, там, где находился купол, венчавший ступицу гигантского колеса, оставалось темное пятно. Хоббс сразу все понял.
— Я такого приказа не отдавал, — смущенно сказал Клетус.
— Это Деннис Терри, — разъяснил Хоббс.
Клетус кивнул.
— Черт, должно быть, этот старый ублюдок запустил вспомогательный генератор. Возможно, он же и перерезал электрические кабели сегодня днем. Прошу прощения, сэр, но мне нужно бежать.
Но Хоббс уже не внимал. Он смотрел на темный стеклянный купол. Это гораздо больше, чем он смел ожидать. Этот купол станет кабиной управления, с которой начнется его долгий путь. Не хватало разве что нимба, раскаленного сияния, но за этим дело не станет. Хоббс повернулся. Клетус уже ушел. Он остался один. И экс-начальник тюрьмы Хоббс понял, что не стоит тянуть время.
Девлин сидела в уголке кровати, рядом с фотографией семейства Коули, позволив всему, что переполняло ее душу, свободно изливаться. Она сидела тихо как мышка, потому что не хотела будить Клейна и не хотела опять оправдываться, извиняться и объяснять причину своих слез. Она даже не совсем понимала, отчего она плачет, но плакала уже долго. Ей было приятно ощущать на своей талии тяжесть руки спящего Клейна и смотреть на мигающее пламя свечей. Она была рада тому, что находится в этом кошмарном месте, где абстрактное мышление уступило наконец место обнаженным чувствам и эмоциям. Через некоторое время слезы закончились, и Девлин, вытерев лицо простыней, закурила сигарету „Кэмел“ из пачки Уилсона. Ее мысли уносились все дальше и дальше… Потом Девлин даже вспомнить не могла, о чем тогда думала.
В дверь постучали, и она подпрыгнула. До нее не сразу дошло, что Гектор Грауэрхольц, прорвись он в больницу, стучать не станет.
— Войдите, — пригласила она.
Дверь приоткрылась на пару сантиметров.
— Это я, Коули.
Девлин завернулась в простыню.
— Все в порядке, входи, — позвала она.
Коули, стесняясь, вошел; взглянув на спящего Клейна, он перевел взгляд на Девлин.
— Все нормально? — негромко поинтересовался он.
Девлин улыбнулась и кивнула. С матраса донеслось сонное фырканье, и сиплый голос Клейна поинтересовался:
— Какого черта, старый козел?
— Пришел вышвырнуть тебя во двор, раздолбай. Вот-вот сюда пожалует Грауэрхольц, и уж что-что, а твоя задница нам здесь на хрен не нужна.
Клейн оторвал голову от подушки и перевернулся, покряхтывая и подрагивая от боли многочисленных ранок. На его груди красовался огромный синяк. Коули протянул пару спортивных тапочек.
— Сдается мне, они не помешают, если ты вздумаешь сделать нам одолжение и сбежать.
— Лягуша, говорил я тебе когда-нибудь, что ты старая болтливая баба?
Коули швырнул тапочки на пол:
— Они принадлежали Грегу Гарви, но, если ты решишь их надеть, он не станет возражать. Мы перевели всех ходячих в палату Тревиса.
— Позвали бы нас на помощь.
Коули пропустил слова Клейна мимо ушей.
— А в твоем засранном тряпье я нашел эту штучку.
Он протянул короткоствольный револьвер. Клейн сел на край кровати и взял оружие.
— Где ты его раздобыл? — поинтересовалась Девлин.
— Отобрал сегодня днем у Грауэрхольца, — сказал Клейн.
Коули коротко взглянул на Девлин; перехватив его взгляд, Клейн ткнул в брюхо негра стволом револьвера.
— Все верно: я весь день заботился, как бы сберечь твои черные яйца от ампутации, а ты мне даже кемарнуть не дал…
— Думаю, вам будет небезынтересно узнать, что во всех блоках зажегся свет и они сияют, как рождественская елка.
— Молодец Деннис, — похвалил Клейн, — черт его дери.
— То есть? — поинтересовалась Девлин.
— Это значит, что все черные и латиносы, запертые в блоке „С“, выпущены из камер, — объяснил Клейн. — Это удваивает наши шансы против Эгри. К тому же его головорезы уже несколько часов без перерыва развлекаются и здорово измотаны, а парни из блока „С“ свеженькие и злые, как черти. Если Стоукли Джонсону удастся их организовать, Эгри придется туго, и ему ничего не останется, как отозвать отсюда Грауэрхольца.
Коули отворил дверь.
— Хорошо бы старый Стоук поторопился, — сказал он. — А то Грауэрхольц пожаловал сюда с тремя десятками новых лбов. Причем, по-моему, они не производят впечатления измотанных. — Коули уперся тяжелым взглядом в Девлин и многозначительно поднял палец к потолку, где находилась старая палата для умалишенных. — То, что добрый доктор Айболит наведался в нашу больницу, еще не означает расторжения нашего договора. Ключи не посеяла?
Девлин помотала головой.
— Ну так используй их.
Коули вышел; Клейн встал и принялся натягивать штаны.
— Какую цену тебе назначил Лягуша? — спросил он.
— За что? — удивилась Девлин.
— За свою потайную халабуду. — Он ухмыльнулся и наклонился над девушкой. — Слушай, если ты согласишься взять меня своим сутенером, я могу начать прямо с завтрашнего дня…
— Ах ты, паршивец…
Девлин двинула его прямо в синяк на груди, и Клейн, запутавшись в спущенных штанах, завопил и грохнулся на пол. Девлин испуганно спрыгнула с постели и помогла Рею подняться, испытующе заглядывая ему в лицо. Это выглядело несколько мелодраматично, но девушка старалась прочитать в глазах Клейна, что она значит для него так же много, как и он для нее. Судя по тому, как он разговаривал со своим лучшим другом Коули, никаких особых чувств от него ждать не приходилось. Может быть, предложение стать ее сутенером и есть демонстрация привязанности? Клейн погладил ее по лицу.
— Делай, что сказал Лягушатник, — приказал он. — Если они ворвутся в эту дыру, беги и запрись в его убежище. Я попрошу Винни, и он отдаст тебе свой приемник, так что ты узнаешь из выпуска новостей, когда мятеж будет подавлен.
От перспективы сидеть под самой крышей в полном одиночестве Девлин охватил ужас. От Клейна это не укрылось.
— Я понимаю, тебе это не нравится, и я наслышан о твоих сегодняшних подвигах, но если дело дойдет до рукопашной, нам будет проще, если не придется все время оборачиваться и смотреть, как там дела у тебя.
Как это ни неприятно, но Клейн был прав. Девлин кивнула. Клейн подбросил на ладони револьвер.
— Тебе приходилось раньше стрелять?
Девлин покачала головой. Клейн отщелкнул барабан:
— Я вообще-то тоже не специалист… Смотри, здесь пять патронов и одно пустое гнездо: я ставлю боек сюда, на патрон. Это значит, ты выстрелишь четыре раза подряд, а затем раздастся щелчок. Так вот, когда ты его услышишь — знай, что у тебя всего один патрон.
— Я всегда скептически относилась ко всем этим киношным штукам насчет того, что лучше погибнуть, чем попасть в лапы апачей…
— Начав стрелять, очень легко враз опустошить барабан. Холостой щелчок — напоминание. А уж как распорядиться последним выстрелом — дело твое.
Клейн передал револьвер Девлин. Оружие оказалось легче, чем она ожидала.
— Прибереги его до тайника Коули: если они прорвутся туда, то полезут только по одному.
— Я знаю, что мне делать.
— И стреляй в упор прямо в голову. Ты не Клинт Иствуд, и здесь тебе не вестерн.
— Я же сказала, что сама знаю, как поступать.
— Я просто хочу, чтобы ты пережила эту заваруху…
Клейн отвернулся и стал надевать рубашку. Девлин внезапно окатило волной любви к этому человеку и вместе с тем — ярости.
— Ты же находился в безопасности, — сказала она, — какого черта ты там не остался?
